Буквально за два года возникла новая, уже четвёртая по счёту волна русской эмиграции. Стали релокантами многие молодые поэты. Порой – просто потому, что эмигрировали их родители, и молодые люди уехали вместе с ними. Эмиграция всегда стремилась к семейственности: гуртом, сообща легче преодолевать житейские невзгоды.
*****На земле разбрызгано небо. Я наступил. ***** Небо застыло. Земля раскачивается на ветру. Тут, под облаками и дождями растёт моя жизнь, А вырастают деревья. Я рассматриваю вечер: Улетают птицы и листья, Возвращается голый ветер. Иду. Мои следы превращаются в даль, Туда уходит день, И хранится с другими днями. Сквозь ночь я вижу время, которого у меня нет. Пока я хожу до утра Меня провожают секунды Тёмные, издалека, Те, в которых звёзды. Звёзды и я.
Это стихи Софьи Паперной, ныне живущей в Лондоне. Невзирая на упорные слухи о том, что нас нигде не ждут, Софья выиграла британскую творческую визу и быстро поменяла страну эмиграции. За год у неё вышло много публикаций, её имя стало узнаваемым. В современной поэзии, где молодыми считаются авторы до тридцати пяти лет, дебютировать в двадцать могут только особо одарённые молодые люди. Стихи Софьи поэтичны сами по себе, независимо от степени их совершенства. Это необычная образность взгляда, которая заложена в человеке изначально. Софья пишет в основном полотна «кинематографических» верлибров. Это её естественная поэтическая речь. Порой какие-то строчки удаётся зарифмовать, и это придаёт текстам необычное звучание, похожее на дольник в сочетании с акцентным стихом, как в стихотворении о камешке смерти:
Ветер дуется – улица надувается, На этом камушке смерти нам что-то такое нравится. На этом краюшке сцены повесили улицы, стены; на толстом зелёном картоне поставили тело в бетоне; намазали синее небо на веко того человека – пусть видит как земля здесь гниёт, ненавидит – слово ветра смертельно злого никогда его не обидит, И не сдует его наряд, и не сдвинет застывший взгляд. У него в чешуе бетона шелест сердца и стук картона. В глубине текут красные крови, но лицо его бело и брови. В глубине текут разные реки, но лицо его встало на веки.
У девушки очень необычный, метафорический взгляд на мир. Ей не нужно «ходить за жизнью» – эта жизнь изначально присутствует в ней самой. Самые обычные люди, родные – брат, мама, бабушка, дедушка, соседи – участвуют в создаваемом поэтом действе. На творчество Сони обратили внимание критик Ольга Балла и поэт, культуртрегер Данил Файзов. Кажется, это поэзия в чистом виде. Наверное, можно сделать её более мастеровитой, но... не выплеснуть бы вместе с водой и ребёнка... Обратив внимание на правила стихосложения, «природный» поэт может зажаться и потерять то, что приносило ему успех – спонтанность творения, красоту на наших глазах разворачивающегося мира. А её сага о Сергее Ивановиче потрясает до глубины души каким-то свежим, не замыленным обэриутством. Названия стихов у девушки необычные – это может быть строка или даже несколько строк:
***** В декабре небо такое грустное ***** Ночью, среди звёзд и неба, Сергей Иванович выходит на улицу. Во дворе Сергея Ивановича ночует костёр. Он сбежал от закатного солнца Пятном на снегу, И рябиновыми следами дошёл до Сергея Ивановича, Разгорелся в его груди; Полился искрами из глаз на землю, в огонь. Костёр горит, по столпу его дыма карабкаются чьи-то души, И танцуют с тенями на земле, Щедро разбросанными Сергеем Ивановичем. Ночью, среди звёзд и неба, Сергей Иванович выходит на улицу. Днём Сергей Иванович не выходит на улицу, потому что боится увидеть свои следы. Но на закате Сергей Иванович встречается с ночью, и она ведёт его за руку во двор, К небу и звёздам... …Сергей Иванович умирает на старой берёзе. Небо улыбается и съедает Сергея Ивановича. Теперь Сергей Иванович горит звездой. Теперь Сергей Иванович, как секунда и бесконечность. Теперь Сергей Иванович вечный. Сергей Иванович. Сергей Иванович умер на рассвете. Но на закате Сергей Иванович встретится с ночью, и она поведёт его за руку во двор, К небу и звёздам... Небо улыбается из-под пены облаков, Сергей Иванович выходит. Ночью, среди звёзд и неба, Сергей Иванович выходит на улицу И не знает, куда пойти.
Казалось бы, так писать нельзя – длинно, с бесконечными повторами «Сергея Ивановича». Но нет – мантра работает! Думаю, Александр Введенский с удовольствием назвал бы Софью Паперную своей ученицей. А она ни у кого не училась. Правда, у Софьи есть талантливый папа. В эмигрантском творчестве всё зависит от конкретного человека. Кто-то вообще бросает писать на чужбине. Необходимо время, чтобы утерянный душевный потенциал человека восстановился. Многое зависит от характера дарования конкретного автора. Стихи Софьи Паперной, как оказалось, написаны ещё в метрополии. А потом – как отрезало. Как надолго, покажет время.
Ещё один молодой поэт из когорты четвёртой волны эмиграции – Василий Чернышёв (Польша). Это тоже совсем молодой двадцатилетний человек.
Облака – ошмётки мозга, Осень – пистолет. То ли пряник, то ли розги Там готовят мне. Добеги до электрички, Ухватись, умчись! А не то возьмут с поличным, Обвинят в любви. Прячусь в полусгнивших листьях, В голубом лесу, Ожидая новый выстрел: Красную слезу. Каждый год так будет снова: Одичалый бог Будет осенью свинцовой Выносить мне мозг.
Иногда у человека, тем более молодого, протест вызывают сами жизненные обстоятельства. Устраивают ему «вынос мозга». Главное, что объединяет молодую поэзию эмиграции – искренность. Переживание драмы не объявленной, но кровопролитной войны. Даже в описании природы у поэта порой нет-нет, да и возникнет «военный» образ: «солдаты кипарисовых войск».
Солдаты кипарисовых войск Охраняют мою бессонницу. Луна – как пчелиный воск, Луна – как улыбка покойницы. Слепая, бежит по мосту. Рога наклонила луна: Ведущий слепую пастух Насыпал в кормушку зерна. Тот, кто за золотом гонится, Давно уже видит сны, А мне бы ещё для бессонницы Четыреста капель луны.
У героя Василия Чернышёва слышится некая половинчатость, как будто у него полдуши осталось в Москве, а полдуши ютится за границей: «Половина семьи и собака, / половина рубашек и книг, / половина друзей, анекдотов, / половина билета в кино». Порой для поэта недостаток лучше избытка. Но Василию Чернышёву заграница явно доставляет дискомфорт. В Москве он был известен и востребован: у него был аншлаговый творческий вечер в «Китайском лётчике Джао Да». Пришло – страшно сказать – 200 человек! Василий выступал вместе с Всеволодом Емелиным и Светой Литвак, выходил в финал конкурсов поэтического слэма, печатался в журнале «Лиterraтура». Одним словом, он был востребован как поэт. И всего этого, похоже, в одночасье лишился в стране эмиграции: «от сирени душно, / нету чистых брюк, / мне с собою скучно, / нехотя курю. / толстые туристы, / шелестит платан. / жизнь купил за триста – / за пятак продам, – / сахарную вату / и входной билет! / смотрят туповато / крокодил и лев. / подойду к вольере, / лягу на бордюр: / откусите, звери, / голову мою».
Это, несомненно, стихи трагического звучания. Во снах Василий часто видит Москву, ностальгирует по своим памятным местам. Перед молодыми россиянами встал выбор – быть с правдой, но аутсайдерами, или быть с неправдой, но в деле, в востребованности. И многие выбрали для себя путь правды. Подобно тому, как у каждого бывает своя война, в нашем случае у каждого эмигранта – своя эмиграция. Это зависит от многих факторов – характера, окружения, среды обитания, страны пребывания. Эмигранты новой волны могут писать о разном. Не только о ностальгии и опыте выживания в сложных условиях. Например, о любви. И, поколенчески, конечно, молодая эмиграция наших дней отличается от эмигрантов прошлых лет большей раскрепощённостью, моральной готовностью долго жить за рубежом. Ведь они уже бывали в других странах в туристических поездках! А многим советским эмигрантам всё это было внове. Миры различались кардинально!
Новая эмиграция осторожно называет себя релокантами. Она в чём-то похожа на три предыдущих волны, но, конечно, многим и отличается. У нынешней эмиграции тоже есть ностальгия – по покинутым местам детства, по друзьям, по привычной обстановке. Разница, пожалуй, состоит в том, что нынешние релоканты в любой момент, если позволит политическая ситуация, готовы вернуться. У них нет ощущения, что они покидают Россию навсегда.
Светлана Астрецова (Италия), невзирая на молодость, личность в мире культуры известная. Её страничка есть даже в Википедии. Светлана работала телеведущей на канале «Культура», сняла полнометражные документальные фильмы о Вертинском, Булгакове, Дягилеве, о русском балете. Её книги «Зеркальный лабиринт» и «По направлению к готике» обратили на себя внимание критики. О её поэтическом творчестве писали, в частности, Лев Аннинский. Владимир Микушевич, Эдвард Радзинский, Дмитрий Воденников, Денис Драгунский, Андрей Максимов, Лев Прыгунов, Николай Цискаридзе… С 2022 года Светлана проживает в Венеции, городе Вивальди и Альбинони, Анри де Ренье и Михаила Шемякина. И продолжает писать стихи.
FUGA A VENEZIA По крохотной, израненной планете, Охваченной чумой, войной, бедой, Всю ночь бежал и в Город на рассвете Вошёл, надеясь отыскать Покой. Где сквозь туман горят цветные стекла, Где книги населяют кабинет, Где вьётся плющ и жмётся к водостокам, Где обитают те, кому заказан Свет. И я хотел встречать чужие лица, И пусть меня никто не узнаёт: Неузнанный – я мог тайком влюбиться И жить, не размышляя наперёд. Побег однажды будет узаконен, И Город верно оградит стеной. Не заслужил ни Света, ни Покоя – Я по привычке взял свой личный ад с собой.
На мой взгляд, ключевые слова в этом стихотворении – «свой личный ад». То, что происходит сейчас в мире, вызывает вопрос: это всё-таки наш общий ад – или это личный ад противников войны? Стихи Светланы Астрецовой дают вполне конкретный ответ: это, прежде всего, личный ад тех, кто с этим не согласен. «Мои глаза, как две большие раны» – говорит Астрецова. Не случайной, сразу по двум причинам, представляется мне и реминисценция в этом стихотворении из Михаила Афанасьевича Булгакова. Во-первых, именно над образом Булгакова работала в своём «крайнем» фильме Светлана. Во-вторых, строчка «не заслужил ни Света, ни Покоя» очень точно передаёт смятение творческого человека перед новой жизнью. Ещё один любопытный штрих к портрету автора этих стихов: Астрецова пребывает в возрасте Христа. И она тоже мастер – в документальном кино.
У Астрецовой, безусловно, это побег в эмиграцию, но побег по своему выбору. Даже город нового местожительства выбран исключительно по своему желанию: нужно было, во что бы то ни стало, «погасить» потери какими-нибудь приобретениями. Иначе игра не стоила свеч. Конечно, сама Венеция для человека творческого – это приобретение. Для Астрецовой важно в эмиграции не потерять себя как личность. Быть в комфортной душевной среде. Развиваться духовно, не поступаясь принципами.
Что стабильно у поэта – это её литературный стиль, выступающий как константа личности. Астрецова дебютировала в литературе с книгами, авторский почерк которых не просто узнаваем – он для современного человека очень необычен. Устремлённость к готике, декадентство, дендизм, эстетизм, культурология, символизм – так можно обозначить её направления. В стихотворении «Наоборот» Светлана приходит к философскому выводу, о котором первым догадался Конфуций: «Всё не то, чем кажется». И, конечно, у Светланы «наоборот» – это ещё и отсылка к знаменитому роману Гюисманса, которым зачитывались поэты Серебряного века. Но Астрецова, в отличие от дез'Эссента, героя Гюисманса, не замыкается в себе, а храбро идёт навстречу неизвестности: «Пусть осторожность – чешуя на коже, / И опыт – изгородь из колких из прутьев, / Неуязвим извне, в своей броне заложник – / Кто страшен с виду, тот нежней по сути». Эмиграция – не помеха любви. Общность взаимных испытаний сближает людей. Но только время покажет, настолько прочным может быть такой союз.
Светлана Астрецова пишет о зеркальности мужского и женского начал. Они – «продолжение друг друга»: «Ваш образ, словно наступленье, / Захватчика, я отражаю, / Преображаю в отраженье, / Как зеркало, как гладь речная. / ...Пусть жаждет ум, зато для взора пища. / Не перейдя черту, я заключу черты / В темницы глаз. Завоеватель, хищник, / По праву обладатель Красоты».
Поэтическая речь Светланы афористична. «Блаженство ценней свободы, / Свобода – подмена счастья», – заключает поэт. Но бывает так, что свобода для человека важнее, чем счастье. Для поэта свобода – уже счастье. Начало новой жизни в релокации, говорит Астрецова, похоже на сбрасывание кожи земноводными: «Переступи порог покоя, / Так ящер сбрасывает кожу, / И странник – тягостную ношу, / Брось тело, передав прибою».
Светлана Астрецова называет свои нынешние стихи «постапокалиптическими». Стиль Светланы не сильно изменился в другой стране и в других условиях. Это уже сформировавшаяся личность, которая следует за своей звездой. Астра – не только цветок, но и звезда, в переводе с греческого. Стихи Светланы Астрецовой, как и тексты Софьи Паперной и Василия Чернышёва, отмечены авторской самобытностью.
Среди большого количества уехавших из России людей пишущих, наверное, не так много: за рубеж уезжает не только творческая интеллигенция. Но такие люди есть. Многих из них мы пока просто не знаем. Наверное, молодые эмигранты решают сейчас другие вопросы, которые носят экзистенциальный характер. У них может не быть времени на интеграцию в поэтическую среду. Это придёт позже. Моя статья о молодой эмиграции не претендует на всеохватность. Я написал о тех поэтах, о ком говорят, кто уже публиковался в журналах. Хочу пожелать им всего доброго, новых стихов, интересных встреч. И, конечно, мира.