Не стало Лады Пузыревской. Лада была человеком нестандартным и настоящим. Твёрдость сочеталась у неё в характере с мягкостью и пониманием. Она так любила людей, как, пожалуй, никто из моих друзей и знакомых. Любила бескорыстно, жертвуя своим временем, деньгами, всем, что у неё было. Она помогала самым обездоленным и обиженным судьбой. Все её деяния, без иронии и преувеличения, достойны быть записаны золотыми буквами на скрижалях Чистой Человечности. И эта жертвенность, эта готовность прийти на помощь любому никогда в ней не иссякала. Она была для меня образцом личности. В ней было много любви не напоказ, ведь порой проявление любви – просто не делать зла. Редко кто живёт с сердцем Данко и готов посвятить свою жизнь другим. Такой была Лада Пузыревская. «Я – это ты» – полагала она, и – самое главное – она была поэтом.
Мы познакомились в середине нулевых годов в Сети, и часто виделись в реале. Уже тогда её стихи привлекали всеобщее внимание:
Пишите письма, господа, пишите письма, из ниоткуда в никуда, на рваных листьях. Ознаменуются тогда хоть парой строчек все эти ваши «навсегда», тире и точки. Пишите письма, господа, пишите письма, в покинутые города, чужим и близким. И, если ваша ночь – беда, быть странно – гордым. Пишите письма, господа, живым и мёртвым. Сложите тысячи томов на крышах башен давно заброшенных домов. Да, разве важен неверный слог, невнятный звук? Пусть пляшет почерк… А если кто – случайно, вдруг, найдёт их ночью? И улыбнётся, и простит – себе и Богу. И заберёт ваш этот стих с собой в дорогу. И не ищите в «никогда» другого смысла. Пишите письма, господа. Пишите письма!
Лада широко использует в этом стихотворении внутренние рифмы. Превосходное владение рифмой всегда было её сильной стороной. И всё-таки, в своём творчестве она, прежде всего, говорит о донорстве духа. Стихи – это письма в будущее, и, конечно, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся». В этом стихотворении поэт говорит о бессмертии и его возможных формах. Лада писала необычно и самобытно. Стремление высказаться было для неё, как мне показалось, было даже более важным, чем качество стихов. Уже в ранних её произведениях звучал протест против «ненастоящего».
У Лады Пузыревской была тайна. Дело в том, что ещё в девяностых врачи поставили ей неутешительный диагноз. А потом – другие врачи – этот смертельный диагноз опровергли. Она прожила с ощущением быстрой и неотвратимой смерти пять лет. После этого, в знак благодарности за дарованную заново жизнь, она стала отзываться на человеческую боль как на свою собственную. Словно бы ощутила сердцем потребность. Думаю, вся «токкатность» её произведений родом именно отсюда. В человеке разом исчезли все мелкие страхи, которые часто отравляют нам жизнь. «На смерть, на смерть держи равненье, / певец и всадник бедный», – писал Александр Введенский. Эти строки классика вполне можно отнести и к творчеству Лады. Невзирая на уникальность своего жизненного опыта, Лада часто выступала от имени всего поколения, говорила «мы». Это удивительное «мы» вместо привычного «я» – многоголосная исповедь нашего времени как лирического героя. «Мы – сто пудов – неизлечимы», – говорила Лада. Конечно, это была неизлечимость, от которой избавляться не хотелось, поскольку в этом заключался стержень личности человека и творца.
Особенность поэтики Лады Пузыревской заключается в том, что её речь уже содержит в себе некий «концентрат», не нуждающийся в уплотнении. В её текстах много реальной, непридуманной жизни. В то же время, эта жизнь предельно обобщена. Лада была «авангардистом» в поэтическом мышлении, справедливо полагая, что в 21-м веке уже нельзя писать так же, как писали в 19-м. На мой взгляд, её стихи – чистой воды неоэкзистенциализм:
что ты знаешь о жизни заснеженных тех городов где секундная стрелка годами стоит, как влитая и короткая память не стоит напрасных трудов и хрипят самолёты, с саднящего поля взлетая у остывшей земли на краю без причины не стой прибирает зима в ледовитом своём фетишизме выживающих чудом в местах отдалённых не столь что ты знаешь о жизни родом из отмороженных окон – куда нам таким и тебе не понять, постояльцу нарядных бульваров отчего так бледны одолевшие брод седоки и не смотрят в глаза, отпуская своих боливаров что ты знаешь о жизни немногим длиннее стишка где случайным словам в изувеченном ветром конверте до последнего верят и крестятся исподтишка что ты знаешь о смерти искрометных свечей, позабытых у пыльных икон а Господь раздаёт векселя в неизвестной валюте и всё так же один – налегке по реке босиком отправляется в люди
Это произведение характерно для творческой манеры Лады Пузыревской. Знаки препинания расставлены автором выборочно. Они словно бы «регламентируют» текст, уточняя его. Свободное плавание, без точек-тире-запятых, даёт возможность для более широкого толкования смыслов. Лада не боялась многосмысленности. Чем больше смыслов, тем шире «живучесть» произведения. Когда я читаю стихи Лады Пузыревской, я вижу речку, которая вливается в другую речку, чтобы затем, соединив свои воды с ещё несколькими реками, позволяя читателям нырнуть в глубокое синее море. Я слышу голос Лады: «Возьми меня, море!».
Героиня стихотворения «Что ты знаешь» одновременно и спрашивает, и упрекает в неведении, и утверждает своё превосходство над иными видами знания. Но, в конце концов, приходит к пониманию относительности любых «знаний» о жизни и смерти. Это уже идентично по смыслу со знаменитым изречением Сократа. Жизнь у Пузыревской – «немногим длиннее стишка», и в этом, как мы можем теперь убедиться, есть своя правда.
Одна из основных тем творчества Лады – несоответствие мышления у разных социальных слоёв. Тот, кто проливал кровь, не понимает прожигателей жизни в ресторанах. Тот, кто живёт в суровых северных условиях, не понимает жителей юга. Непонимание у Пузыревской тотально и непоправимо. Эта разноголосица в жизненном опыте, наверное, была бы не так печальна, если бы не приводила людей к взаимонепониманию. Русские люди у Лады не живут, а выживают – от зарплаты до зарплаты, от пенсии – к пенсии, от беды – до беды. Лада – плоть от плоти своего народа. Ей было не хуже и не лучше, чем большинству из нас. И всё это мы видим в её стихах: «В чём ты виновата, / прекрасная, безумная страна?.. / Так мало – сил, так много – обелисков, / расплавленное солнце слишком низко, / и слишком близко – третья сторона / медали». Было необычно обнаружить в стихах Лады аллюзию к собственным строчкам – о третьей стороне медали. Она дополняла найденные образы своим проживанием и философией.
Потоки сознания, эти реки, впадающие в другие реки, упорядочены в её текстах чеканным ритмом и многочисленными рефренами. И – пожалуй, главное в стихах Лады – ощущение правды «последнего слова». Градус повествования и накал бытия. Подлинность проживаемой жизни, со всеми её мучительными вопросами, ответами-неответами и прозрениями. Лада словно бы всё время писала одно большое, нескончаемое стихотворение, в котором жизнь была игрой стихий, неподвластных человеку. Одна тема, в её творчестве, в сущности, доминировала над другими: «Трудно. Держимся. Не сдаёмся». Многим читателям это давало силы жить.
Часовщик по первой профессии, в книге «Время delete» Пузыревская словно бы «отменяет» земное время, останавливая фаустовское мгновение. У Лады спорят между собой клавиши ноутбука «ввод» и «отмена». Поэт пронзительных истин и «последнего слова», она парадоксально пишет о том, что можно войти в мир, исчезнув из него: «С мониторов – веришь?.. – проще исчезнуть, поставив на клавишу enter».
Человек есть мера вещей, как в жизни, так и в смерти. Представления о ней у разных людей могут радикально не совпадать. Лада уходила из жизни трудно. Но – главное – с нами всегда её стихи. Один из её любимых поэтов, Фридрих Ницше, называл это «вечным возвращением». «Отбинтуй ему неба» – писала она об одном из своих героев. И теперь хочется сказать о самой Ладе: «Отбинтуйте ей неба – она это заслужила!