-- В поле зрения «Эмигрантской лиры»

Автор публикации
Александр Карпенко ( Россия )
№ 2 (50)/ 2025

Свобода и судьба

О книге Ольги Сульчинской «69 стежков»

 

Ольга Сульчинская. 69 стежков. Серия «Действующие лица». – М., Воймега. Ростов-на-Дону, Prosodia, 2023. – 92 с.

Книга Ольги Сульчинской – очень женская по своей сути, но мастерство поэта и плотность её текстов таковы, что книга становится ценным подарком для всех без исключения читателей. Ольга умело использует темы, выигрышные для представительниц прекрасного пола. Скажем, для мужчины писать о тканях и о стежках было бы, наверное, немного странным. Но лирика Сульчинской выходит далеко за рамки женского рукоделия. Это полноводные, свободно льющиеся стихи, которые затрагивают абсолютно всё на свете. Главной темой новой книги автором заявлен поиск соответствий между судьбой и свободой. Не для любого автора такая задача посильна и выполнима. И потому Сульчинская – именно поэт, а не поэтесса, даже когда говорит «о женском»:

Мы с тобой не вернёмся. На этой огромной – на всей! –
Не найдётся такого, куда бы вернуться – обоим...
Сочиняй, мой герой, свою лучшую из одиссей –
Но не лги себе сам. Лгать себе не пристало героям.

Я ждала тебя зря. Ожиданье не учит любви.
Если долго терпеть – научаешься только терпенью.
Время съело приметы – и это ли те корабли,
Что отплыли однажды навстречу волшебному пенью?

Мы не знаем друг друга. Мы стали другими, моряк!
Не терзай горизонт, не отыщешь заветного знака.
Молоко облаков. Вдалеке одинокий маяк.
Как всегда, молодая, заря вскоре встанет из мрака.

Стихи в новой книге разбиты автором на «полотна» и привязаны к трём тканям: льну, шерсти и шёлку. Но всё это – достаточно условно. Гораздо важнее для понимания архитектоники книги, на мой взгляд, то, что три её раздела действительно напоминают собой большие полотна. Это циклы из 20-ти – 25-ти стихотворений. Стихи Сульчинской часто растут «из ничего» и достигают такой степени убедительности, что и слова убрать из текста невозможно. Стихи автором не выдуманы, а выстраданы. И открываются смыслы за пределами текста.

Я стану тем, о чём нетрудно думать.
Я легче пуха: стоит только дунуть,
Да что там дунуть – маленькое «у»
Сложить непреднамеренно губами –
И я тону
Или взлетаю, не прощаясь с вами.

Ольга Сульчинская использует в стихах принцип контраста – между высоким и низким, между холодным и тёплым. То, что она «легче пуха» – тоже своего рода контраст, поскольку сама Ольга – женщина не маленькая. Человек у неё – неопределённость, промежуточное звено между флорой и фауной, между робостью и надеждой, между отсутствием и радостью. И всё в одном флаконе – «горести наши, глупости наши, радости наши». Поэт убедительно излагает свои мысли: «Я подарила музыку свою / И поплачусь не раз ещё за это». Как не поделиться музыкой, если она тебя переполняет? В мире Ольги Сульчинской все чего-нибудь боятся, поскольку легко уязвимы. Маленький мальчик потерял маму и боится вечера:

Приходит мальчик с палочкой в руке –
В сандаликах набившийся песок –
И палочкой он чертит на песке:
Он пишет миру, как он одинок.
Забыл про маму – что вернётся к ней,
А здесь темно и не с кем поиграть.
И вечера боится он сильней,
Чем взрослые боятся умирать.
Вот барбарис, он кисленький на вкус,
И, если хочешь, вот моя рука.
Не бойся, милый, я сама боюсь.
А жизнь и вправду страшно велика. 

Вспомнились слова Тютчева из стихотворения «День и ночь»: «И бездна нам обнажена / С своими страхами и мглами, / И нет преград меж ей и нами – / Вот от чего нам ночь страшна». В детстве думалось: вырастем – бояться перестанем. Но этого не произошло. На место одних страхов заступают другие, уже «взрослые». Но не торопитесь бросить камень в сторону тех, кому ведом страх. Боязливые спасаются в этом мире чаще, чем бесстрашные. Когда ни от чего нет защиты, к людям приходит Бог: «Служба. Верхний свет погашен, / Но свечами полон храм, / И при них тебе не страшен / Круглый космос по углам. / Словно ты вошел с изнанки / В ель, в утробу Рождества. / Скоро будет – снег и санки, / Праздник, пряники, халва… / В полный голос встанет клирос, / Оживет иконостас, / И, пошитая на вырост, / Жизнь придётся в самый раз» («Канун»).

Жизнь – это рубашка, которая дана нам на вырост. Творческий метод Ольги Сульчинской интересен тем, что она в предметы, которые изображает, входит «с изнанки», как в Божьем храме. Но не только с изнанки заметен авторский взгляд – он идёт отовсюду, как в этом стихотворении: «Море сверху и снизу, / И с одной, и с другой стороны, / В середине игла кипариса / Подцепила ресницу луны». «Камера» у поэта может стоять в любом месте. И таких камер бывает сразу несколько.

Лирика Сульчинской – глубокая и огненная. У меня был однажды мистический опыт, когда меня призывали остаться навсегда в потустороннем мире. Но я, усилием воли, предпочёл вернуться в наш мир. Что-то похожее я нахожу и в стихах Сульчинской. Ольга так рассказывает о своём возвращении к жизни: «Но тебя окликают – вернуться зовут. / Но тебя окликают – вернуться велят. / Из далёкой дали твоё имя поют, / Из оставленной жизни доносится звук, / И не хочешь, а нужно вернуться назад» («Опыт умирания»). О творчестве Сульчинской хорошо сказала Ирина Ермакова – она «заговаривает ужас жизни правотой поэзии».

Какие-то темы, затронутые Ольгой, мне особенно близки. Например, уход родителей. Пока родители живы, человек может отдохнуть за их широкими спинами. Через всю книгу Сульчинской проходит любовь к маме. Мама – центр тяжести, первооснова и первопричина жизни. Но вот мама уходит: «Мне страшно, мама! В очереди этой / Я за тобой была - а вот теперь / Я первой стала. Как себя вести, /Мне неизвестно. Что же ты молчишь? / Ты с каждый сном становишься моложе. / О смерти не желаешь говорить». Все мы беззащитны перед неизбежностью. Изменить порядок вещей никому не дано. Ограничена возможностями даже наша любовь. В особенности – запретная, о которой автор говорит так: «Мы ловили любовь браконьерской снастью».

«69 стежков» производят цельное впечатление. Ольга Сульчинская хорошо владеет просодией и не боится переходить от силлаботоники к белым стихам и верлибрам. Это пласты развития её личности: перенесённые испытания и вызовы. Далеко не каждое воспоминание – приятное и вызывает у автора положительные эмоции: «Крепче кремня, упорней ремня. / Не греми у Кремля кандалами. / Атлантида, не мучай меня, / Не вставай над волнами». Мы видим, как хорошо организован у поэта текст, с ауканьем гласных звуков на букву «я». Чаще всего это происходит подсознательно, не задумываясь.

Поэт знает, что такое страдание, и поэтому не боится брать связанные с ним темы. Вот её строки о судьбе Марины Цветаевой: «Строчку ровную выводит швея, / Гвоздь прилаживает мастер-кузнец. / Шея белая, верёвка – твоя. / Жилка синяя, замри наконец». Книга Ольги, как уже было сказано, – о свободе и судьбе. Может быть, в судьбе Цветаевой они переплетаются наиболее зримо и весомо. Марина была убеждена, что сделала достаточно для русской словесности и потому вправе «вернуть Творцу билет».

Ольга умеет анализировать и обобщать самую простую и доступную жизнь. Она отдаёт предпочтение длинным строфам: «Ночь в ладонях качает утлую лодку сна. / Мы течём через память, неся на своей спине / Неподвижные мысли и прошедшие времена, / Понемногу плачем и разговариваем во сне». Автор широко использует обратную перспективу: «А небо так и прыгает с разбега / К земле – и там они теснят друг друга». В лучших стихах Ольги Сульчинской жизнь показана как мистерия, в которой соединились прошедшее и будущее:

Старухи с золотыми волосами
Ждут стариков под главными часами –
Волнуясь, изнывая, трепеща, –

И голуби летят над площадями,
Над вздыбленными злыми лошадями
И всадниками в бронзовых плащах.

Срывается минута с циферблата,
Как Золушка, и смотрит виновато
Через плечо. Ломается каблук –

За нею устремляется погоня
Во весь опор. Но взмыленные кони,
Летя стрелой, не покидают круг.

Пока ты ждёшь, ты вечная невеста.
И целый мир не трогается с места,
Мы тоже ждём, ведь все мы заодно –

И карусель с хохочущим мальчишкой,
И сон, сморивший девочку над книжкой,
И в птичий зоб нырнувшее зерно.