От редактора
Ася Пекуровская – смелая филологиня: в своих аналитических заметках о поэзии она применяет неожиданные методы. Например, в недавно вышедшей книге «Музыка славы и музыка слова» она разбирает поэтику двух соперничающих поэтов (условно названных ею Бо и Бро) с позиций австрийского философа Альфреда Шюца и приходит к непредсказуемым выводам и оценкам.
В публикуемом ниже эссе она решилась на ещё более радикальный эзотерический метод, не применяемый в литературоведении, а именно – нумерологию, и приложила его к только что вышедшей книге стихов Александра Кабанова «Сейчас начнётся». Что представляет из себя такая антинаучная наука, родственная гаданию и предсказанию будущего? Википедия нас просвещает: в нумерологии все сложные числа могут быть сведены к однозначным, которые соответствуют определённым качествам характера человека. Это достигается сложением чисел дня рождения, месяца, года, а также всех чисел вместе. За каждым числом закреплены определённые свойства, понятия и образы.
Кабанов – интереснейший поэт, создатель небывалого мира конфликтующих образов, близких к сюрреализму, где сочетаются крайние категории, где, например, смерть боится щекотки, где бесчинствует квадрат Малевича, усыпанный зрачками, как многоочитый библейский зверь, а сам поэт изъясняется на языке врага, – в таком мире не может быть применима рациональная логика.
Но, если алгеброй возможно поверить гармонию, то почему бы с помощью магической арифметики Аси Пекуровской не разведать нам тайные смыслы кабановских образов?
Дмитрий Бобышев
Пока эта книжечка совершала свой перелёт в почтовых отсеках самолётов, поездов и автомобилей, я размышляла над заголовком. Вроде бы если «начнётся», то непременно в будущем, а если что-то происходит «сейчас», то есть, перед глазами, то вроде бы следует сказать «начинается». Но является ли здесь время действующим лицом? Вроде бы нет («время уходит в запас / и замирает»). Реальным действующим лицом является некий «ты», способный предчувствовать то, что должно начаться и, по логике вещей, должно бы и кончиться. Но нет. «Ты» – довольно известный ответчик, которому чуть ли не каждое «я» задавало типичный для «я» вопрос:
И я спрошу тебя, господи, ради чего: столько жертв и столько боли, ради любви?
Но бог безмолвствует.
Я вопрошаю, а ты молчишь и молчишь, если бы ты ответил, то я бы умолк навек, словно герой из сказки…
Но почему бог молчит?
«Иной раз есть и ужас, и пропасть, и отчаяние, а взывать не к кому, Бога нет. Бога нет постоянно. Он тоже является и исчезает. Нельзя даже про Бога сказать, что он часто бывает. Наоборот, обыкновенно, по большей части его не бывает», – пишет Лев Шестов. А в те минуты, когда бог исчезает, «я» взывает к всемогуществу волшебства через всесильное слово «пусть»:
…пусть начнется, господи, волшебство, прямо сейчас начнется чертово волшебство. И мы воскреснем, не умирая среди вещей, не разлагаясь в твоем ангаре для овощей, воскреснем там, где земля не ведает зла и тьмы, где, слава богу, тебя не будет, но будем мы. Не ищи меня в облаке, ищи меня в людях.
«Бог мой». Так взывает поэт в ключевой поэме «Сейчас начнется», где имя «бог», которое преследует его в его скорбном пути, произносится как в прямом, так и переносном смысле. Но что дает мне основание назвать стихотворение «Сейчас начнётся» ключевым? Ведь в нём нет ответов и не обозначены, пусть даже пунктиром, вопросы, которые неизбежно возникли бы, получи мы какой-либо ответ от бога. С этим надо разобраться.
Начну с цифр. Шесть строф стихотворения свидетельствуют о двойном авторском решении. Стихотворение набрано курсивом и представлено без даты. А между тем каждое последующее стихотворение привязано к жизни поэта, четко обозначенной датой. Ведь он – хроникёр дней войны, поставивший на кон собственную жизнь.
Что же происходит в жизни поэта в это время? Первая его запись – первое стихотворение – датировано 5-м января 2024 года, и записи продолжаются с периодичностью от одного до нескольких дней. Однако 20-го июня 2024 происходит сбой.
Читателю дано узнать, что ключевое стихотворение «Сейчас начнётся» имеет точную дату. Оно написано именно в этот день, 20.06.2024, и помещено в корпус книги во второй раз, только теперь оно уже набрано не cursiva littera, а прямым шрифтом.
Почему?
Полагаю, что стихи, которые поэт поместил в промежутке, задуманы как комментарий к теме ключевого, программного стихотворения.
Эта мысль возникла у меня в ходе чтения стихотворения «Moretta». «Moretta» это «венецианская маска, покрытая чёрным бархатом», которую «удерживают зубами за пуговицу, пришитую к внутренней стороне. Понятно, что разговаривать в такой маске невозможно».
А между тем в стихотворении под названием «Moretta» дан ключ к пониманию жанра (то ли романа, то ли сказки).
Первый стихотворный цикл под названием «Чудесным образом твоим» является комментарием к оставленной без пояснения идентификации «ты», к которому обращается «герой из сказки».
Оказывается, что «ты» является тем богом, о котором писал Шестов, т.е. богом, который, как и человек, отличается непостоянством: «а ты – мой автор, господи, ты – человек». Причём, роль человека, оказавшегося автором, прояснена именно в стихотворении «Moretta»:
Роман предпочитает смазку и ты её в сюжет вотри: учись венецию, как маску, держать зубами изнутри.
Не будем забывать, что зубы, удерживающие маску, являются также тем замком, который осуществляет контроль за словом, ведь язык, логос, слово помещен за зубами. И пока зубы сомкнуты, слово не может быть произнесено, а стихи остаются лишь черновиком чувств по образцу, который подарил нам Аркадий Белинков (1921-1970).
Не будем также забывать о признании недельной давности:
Я нашёл своё начало И поднял его со дна, чтоб оно во мне звучало, там, где яма звезд полна (15.02.2024).
О чём говорит это признание? Начало стихов, собранных под заголовком «Сейчас начнётся», датировано пятым января 2024 года, т.е., практически кануном Рождества по юлианскому календарю. Однако война началась, как известно, 24 февраля 2022 года. Как видим, время реально «ушло в запас». Оно зафиксировано в нарративе, заполнившем страницы книги, как движение от конца к началу. Напомню, что датой последнего стихотворения, завершающего третий (и последний) цикл романа «Сын снеговика» является апрель 2022, а точнее 17.04.22.
Нет ли здесь новой попытки прояснить смысл заголовка: «Сейчас начнётся»? Ведь сейчас, в канун Рождества 2024 года, уже известен день, когда все началось. А это значит, что книга построена как нарратив, движущийся на манер библейского оригинала, хотя и обрывается неверием в апокалиптический конец. Бог непостоянен, как мы помним, и библейский текст отражает непостоянство бога. Однако, исключив откровение Иоанна Богослова, автор делает иное предсказание:
Я проснусь наоборот. А вернее наугад: это тот же самый год, что и тыщу лет назад. Чей естественный уход мы отметили вчера, а теперь он в Новый Год превращается. Ура!
В том же промежутке есть стихотворение, пока обойдённое нашим вниманием, под названием «Утро февраля» (18.02.2024): то самое утро, которое будет записано в истории как начало чудовищной агрессии? Но так рассудит история. Поэт эту дату фиксирует иначе: как начало волшебства, знаменующего начало двух равенств: тьмы как осыпавшегося мела и смерти как воскресения:
Ты в комнате сидишь в глубоком кресле, и тьма вокруг - осыпавшийся мел, и смерть пришла, чтоб мы быстрей воскресли, чтоб я с любовью на тебя смотрел?
Кто же тогда эти герои «ты» и «я»? Неужели «ты» это переменчивый бог , а «я» – всесильный автор того романа, который ведет нас от конца к началу?
Я поцелую этот мир в затылок, чтоб он включился, словно ноутбук. Я быстро вспомню правила набора: логин, пароль, где небо, где земля, архив войны и вечного повтора: и это будет - утро февраля <…> Отныне и навеки - будет утро февральское - у гребаной войны.
Стихотворение кончается пояснением, которому есть прецедент в литературе:
А это значит, мы с тобой не сгинем, нам наплевать на вечность февралей, в глубоком кресле, в море темно-синем, не покидая памяти моей.
Этим прецедентом является опасность «памяти», о которой пишет Борхес в рассказе «Памяти Шекспира». Напомню. Там герой получает магический дар, о котором мечтает: получает в дар всю память автора «Гамлета» от рождения и до смерти. Теперь он может вспомнить любое событие, сформировавшее Шекспира как личность. Однако это желание (эту мечту) зачеркивает страх того, что чужая память может уничтожить личность хранителя памяти.
И далее, опасность памяти-желания (борхесовская тема) развивается под неозвученным заголовком «память бога» в другом стихотворении промежутка, которое датируется последним днем мая (31.05.2024). Я приведу его целиком:
Пусть будет день похож на пищу, и пусть летит ударный дрон – сюда, к родному пепелищу, домой, в разбомбленный херсон. И каждый череп, каждый хрящик пусть соберет в один итог, и нам откроет черный ящик, в который спрятан новый бог. Пусть будет день, покорный воле, которая светлей всего, пусть будет сын, чтоб выйти в поле И разминировать его. И улыбаясь безоружно – под небом из кривых зеркал: засеять тем, что людям нужно, и вырастить, что бог послал. Пусть будут овощи без грусти и злаки только из добра, и я найду тебя в капусте, где листьев полное собра- ние, совсем как наших в польше детей с надломленной судьбой, я обниму тебя, и больше мы не расстанемся с тобой.
Эти шесть строф предваряют повторное внедрение того бессменного, бессмертного стиха, датированного 29.06.2024, которое завершается последним стихотворением промежутка, подготовленным анжамбеманом: «где листьев полное собра- / ние». В этом «собра- / ние» есть существенная тонкость: собранные «листья» не есть собрание, ибо собрание делают не листья, а листы, а точнее, исписанные листы. И о них как раз и пойдет речь в первом же стихотворении, датированном 9 дней спустя после сочинения оригинала «Сейчас начнётся»:
Я пустые страницы обрёк, вместе с летом, на вечную осень, не печалься – пройдёт рагнарёк и наступит последний буккроссинг. (29.06.2024).
Как уже было упомянуто, тому, что «сейчас начнется», суждено длиться без знания того, когда оно кончится. И это отсутствие знания о конце парадоксально зачёркивается фразой «пройдёт рагнарёк». Казалось бы, конец света, являясь абсолютным концом всякой жизни, не подлежит ни отмене, ни обмену. Однако поэт вносит поправку в библейский канон. Он предусматривает возможность обмена:
Мы уснем средь полей дождевых и под солнцем на теннисных кортах, в час обмена всех книг о живых на одну – о воскресших и мертвых (29.06.2024).
Символически эта мысль выражена наблюдением за мертвеющей головой ночной бабочки (связанной с разрушением храма и пленением), исходом которой ещё не является смерть:
Смотри, как бабочка ночная врывается в мои слова, и эту жизнь запоминая, её мертвеет голова. Звучит воздушная сирена и закипает суп-харчо, вернулась бабочка из плена и села на мое плечо. Вот так всегда, в любом финале, когда разрушен старый храм: её от гибели спасали набоков или мандельштам.
Имена тоже символичны. Мандельштам, полагаю я, является спасителем бабочки, как известно со слов Надежды Мандельштам потому, что бабочка «всегда служит для Мандельштама примером жизни, не оставляющей никакого следа; её функция – мгновение жизни, полет и смерть» («Жизняночка и умиранка»), а точнее потому, что «жизнь несёт в себе смерть».
В литературе также бытует мнение о связи «полёта и смерти» бабочки Мандельштама с дыханием «Бабочки» Афанасия Фета, воскресающей то ли от прикосновения цветка, а возможно и благодаря силе распахнутых крыльев:
Не спрашивай: откуда появилась? Куда спешу? Здесь на цветок я легкий опустилась, И вот – дышу. Но долго ли без цели, без усилья, Дышать хочу? Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья И улечу.
Но что в сознании поэта могло свести мысль о спасении бабочки от гибели с именем Набокова, по долгу исследователя насаждающего убиенных им бабочек на планшет? Я не буду делать догадок о том, что имел в виду поэт, поместив имя Набокова в один ряд с именем Мандельштама. Возможно, он вспомнил комментарий Фрейда, связавшего сложившую крылья бабочку, о которой писал Набоков в мемуарном томе «Speak, memory», с детскими воспоминаниями пациента Сергея Панкеева, героя книги Фрейда «Человек-волк».
А если вернуться, теперь уже в последний раз, к повторному появлению текста стихотворения «Сейчас начнётся» (20.06.24), то нельзя не заметить, что оно написано спустя 9 дней после сочинения предшествующего ему стихотворения «Пусть будет день похож на пищу» (31.05.2024).
Цифра 9 незаменима в стихотворном томе. Ведь строфа, состоящая из девяти строк, есть музыкальный интервал, состоящий из октавы и секунды, составленных вместе. И называется эта строфа именем Нона, весьма значимым в стихотворном контексте Хармса. В книге «Беспамятство как исток. Читая Хармса» (1998) Михаил Ямпольский делает несколько предположений: «Возможно, Нона – это трансформация латинского поп – «не», «нет». В таком случае само имя Нона возникает как материализация отрицания – это не вилка, это не ангел, это не деньги, это вообще – НЕ. «Предмет», таким образом, получает «имя» как выражение его непредставимости».
Ямпольский продолжает: «Имя Нона может быть связано с латинской вопросительной формой поппе – “разве не?“, подразумеваемой “вопрошанием“ “предмета“. И наконец, цифра шесть, связанная с Ноной, отсылает к латинскому nonus, попа – числительному девять, которое совершенно в духе хармсовских манипуляций с числами, может через переворачивание превращаться в шесть”.
Как видим, цифры 9 и 6 активно задействованы в виде числа стихотворных строф. Однако цифра 9 обретает более широкий контекст.
Не будем забывать, что сдвоенное 9 обозначает слово «Аминь». Вернее, так. Греческое слово «аминь» имеет числовое значение 99, часто употребляемое Иисусом и переведённое в Новом Завете как «истинно». Дополнительно «девять» является последним из чисел, обладающим уникальным свойством: сумма цифр, задействованных при умножении, будет всегда равна девяти:
2х9=18 – 1+8=9 6х9=54 – 5+4=9 3х9=27 – 2+7=9 7х9=63 – 6+3=9 4х9=36 – 3+6=9 8х9=72 – 7+2=9 5х9=45 – 4+5=9 9х9=81 – 8+1=9 10х9=90 – 9+0=9
Это свойство всплывает в стихотворении, посвященном судьбе рукописи, которое начинается словами:
Гори, гори моя тетрадь, а в ней – мои стихи и басни.
Проследим появления числа 9, уже ставшее концептом. «Девятым» является месяц сентябрь, упомянутый во второй строфе стихотворения «Лето средь густых растений и небесного огня» (09.08.2024). Сентябрь знаменует конец лета и начало осени:
Потряси меня за плечи, чтобы я пришел в себя и остался частью речи накануне сентября.
Неакцентированно цифра 9 присутствует во второй строфе стихотворения «ГОРИ-ГОРИ, МОЯ ТЕТРАДЬ», причём, она таится в дате дня рождения Анненского (1 сентября) и в годе рождения Пастернака (1890: 1+8+9). В последнем просматривается даже упомянутое выше число 99:
Пускай горит свеча, маяк, свет на литературной кухне, где анненский и пастернак, а ты, звезда моя, потухни.
Далее, в третьем катрене того же стихотворения: число девять легко вычисляется:
Где все апрели и маи (4+5) в нательных крестиках сирени откроют вам глаза мои, печальнее, чем все евреи, которые, сквозь смерть, подряд к нам обращаются веками, что рукописи не горят – из газовых и кинокамер.
Число «девять» просчитывается также в дате сочинения «Словаря войны», заканчивающегося строфой:
Пусть повторится сквозь мгновенья и века: стихотворение о пользе языка, и пусть разрушат все соборы на крови, и станет библией словарь моей любви (29.07.2024 – 2 + 7 = 9).
Как концепт, число 9 приобретает обоснование в «Невозможно любимое слово», в котором сентябрь –символизирует начало новой обменной темы «страха» и «ужаса». Однако в преддверии этого обоснования тема заявлена в первом же катрене стихотворения:
Страх меня охватил, и я благодарен ему - потому что он вытеснили ужас – назло всему.
Сентябрём (28.09.2024) практически кончается последний цикл стихов 2024 года. В конце этого месяца снова проступают счеты с богом:
Мой бог, когда-то к нам вернулся с войны – свои ученья для, и судорожно улыбнулся, увидев минные поля. Где погибала в чёрном дыме пехота, если б не война их руки были золотыми, чтоб сделать счастья из говна.
А в завершение разговора о первом цикле книги, отмечу возврат к рождеству:
Я приготовлю вам рождественское блюдо, вы знаете рецепт: пустыня и звезда, все повторится вновь – волны и вера в чудо, а мы не повторимся никогда.
Здесь я готова поставить точку, оставив читателю задачу поразмыслить над частями 2, 3 и 4 этой заветной книги (2+3+4=9). Вернее, частью 4 является послесловие, без которого не получилось бы заключительного числа 9. Но это послесловие, самоценное ещё и как таковое, я позволю себе процитировать полностью, сделав последнее наблюдение.
Предисловие, как и первое появление стихотворения «Сейчас начнётся», набрано курсивом, который сохраняю:
Я ехал ночью на арбе по новой книге, и порою: минуты жалости к себе испытывая, как к герою. А сам герой дремал в пути, похожий на большую птицу, и лошадь фыркала в степи, переступив через страницу. Где шрифт для молодых очей и звезды меньше нонпарель, Здесь пахло кровью от свечей, что, вместе с храмами, сгорели. Мы проезжали вдоль руин, касаясь линии сюжета, средь противопехотных мин, по краю без конца и света. Герой сидел ко мне спиной, арба крипела слово в слово, читай, он вез мена домой, я чувствовал себя хреново. Не потому, что был без ног и в мясорубке чуть не сгинул, а потому что светлый бог – меня, солдата, не покинул. И вот, закончилась война, и мир находится на сдвиге, а дома ждёт меня жена – беременной, согласно книге. Скрипит библейская арба и небеса оббиты жестью, и непорочная судьба стучится в дом с благою вестью. И видится счастливый миг для собирания народа, и это будет книга книг и завершение исхода.