Ещё в юности Жерар Лабрюни взял, как псевдоним, фамилию своего дальнего родственника, под которой и получил известность в литературных кругах Парижа. Он начал свой путь как поэт, переводчик немецкой литературы и филолог, а впоследствии проявил себя как писатель, эссеист, драматург, журналист, автор фельетонов и статей о путешествиях. Нерваль переводил Шиллера, Гёте, Гейне. Его творчество предвосхитило поэтические открытия XX-го века и стало предшественником сюрреалистического направления в поэзии, которое опиралось на попытки интерпретировать значения снов. Его имя посмертно вошло в число «проклятых поэтов».
Родился Жерар де Нерваль 22 мая 1808 года в Париже в семье военного хирурга наполеоновской армии. В детстве он не отличался крепким здоровьем. Вскоре после его рождения родители, увлечённые идеями Наполеона Бонапарта, покинули Париж и переехали в Германию. В 1810 году, в возрасте двух лет, Жерар потерял мать, которая скоропостижно скончалась от болезни и была похоронена на прусском кладбище в городе Гросс-Глогау (ныне город Глогов в Польше). Его отец не смог оставить службу полкового врача, и Жерар воспитывался в имении у своего дяди со стороны матери во французской Провинции Валуа, в городе Мортфонтен. Лишившись матери и оказавшись надолго оторванным от отца, всё раннее детство Жерар остро ощущает своё сиротство, ищет и не находит портрет рано ушедшей матери. Из его сохранившейся переписки мы узнаём, что он не помнил её лица, а все портреты матери были либо украдены, либо потеряны. Но её письма были сохранены, и их многократно ему читали. Свои душевные кризисы сам Нерваль связывал с ранней потерей матери.
Вернувшись во Францию в 1814 году, вышедший в отставку отец увозит своего шестилетнего сына в Париж. Чтобы дать ему хорошее образование, он помещает его в лицей Карла Великого. В лицее Жерар находит друзей, с которыми сохранит тёплые отношения на всю жизнь, и со многими будет переписываться долгие годы. С раннего возраста обладающий литературными талантами юноша приобретает известность, и поначалу его литературная карьера складывалась весьма и весьма удачно. Когда Теофиль Готье поступил в тот же самый престижный лицей, о Жераре уже говорили как о весьма талантливом начинающем поэте и переводчике с немецкого языка. Они становятся добрыми друзьями. Выпускники лицея Карла Великого образовали круг «галантной богемы», провозгласившей лозунг: «Искусство для искусства», и Жерар вписался в творческую среду, принимавшую участие в культурной жизни французской столицы. Это же время ознаменовалось для него знакомством с Жорж Санд, Ференцем Листом, а также Виктором Гюго, которым он восхищался как великим романтиком.
Отец Жерара мечтал увидеть своего сына врачом, и на протяжении всей жизни был настроен категорически против его литературных занятий. «То, что нет пророка ни своей семье, ни в своём отечестве, знаю по опыту и это стало уже привычным для меня. Родителям позже всех остальных суждено поверить в то, что дети их своими талантами заслуживают признания, и тому есть одно объяснение – они видели нас беспомощными в младенчестве», – напишет Нерваль в одном из своих писем. Таков его опыт, хотя у его друга Виктора Гюго он совершенно другой.
По настоянию отца, Жерар учился медицине и получил степень бакалавра. Карьеру врача он в дальнейшем не продолжил, однако во время парижской эпидемии холеры в 1832 году, будучи студентом медицинского факультета, помогал своему отцу оказывать помощь больным.
Именно благодаря отцу молодой человек выучил в совершенстве немецкий язык, и вскоре после окончания лицея, в 1828 году, он громко заявит о себе как переводчик «Фауста» Гёте. Это произведение переводили на французский язык и издавали и ранее, но никому до него не удавалось раскрыть перед французскими читателями всю красоту и мощь шедевра классической немецкой литературы.
Перевод великой поэмы принёс славу двадцатилетнему молодому поэту. В то время у Жерара ещё не было даже степени бакалавра медицины. Несмотря на то, что сам Гёте был восхищён и высоко оценил перевод юноши, который, по его словам, получился лучше оригинала, Жерар де Нерваль получает отказ в праве на инсценировку, которое было отдано другому, менее талантливому переводчику, что и подтвердило время. Композитор Гектор Берлиоз, вдохновлённый переводом Жерара де Нерваля, использовал именно его при создании драматической легенды для оркестра, солистов и хора «Осуждение Фауста» («La damnation de Faust»).
Более двух десятилетий Нерваль пишет для газет, журналов и театров. Блестящий эссеист, пишущий живым и отточенным языком, с непринуждённой манерой остроумного рассказчика, наблюдающий жизнь с иронией, Жерар метко подмечает все детали. Именно тогда во Франции возникают фельетоны – нечто новое для того времени. Это истории с продолжением, которые печатаются во многих журналах (feuille – «листок» в переводе с французского). Фельетоны пишут Бальзак, Дюма, Жорж Санд и Нерваль. Как филолог, Жерар участвует в составлении антологий немецкой и французской поэзии и подготовке сопроводительных статей к ним, выполняя заказ с присущей ему тщательностью. Труд литератора требовал от него постоянного напряжения сил, и объём выполняемой им работы впечатляет. Жил Жерар де Нерваль на литературные гонорары, и вся его жизнь была заполнена изнуряющей работой в качестве журналиста, драматурга, поэта, критика, переводчика – за более чем скромное вознаграждение.
Сохранена его переписка с отцом, которая свидетельствует о том, что на протяжении всей своей жизни Жерар не терял надежды быть понятым своим отцом и принятым. Он пытается представить положение дел и состояние своего здоровья менее серьёзными, чем это может показаться.
Нерваль был влюблён в Иду Ферме ещё до того, как она стала супругой Александра Дюма, и сохранил с ней дружеские доверительные отношения. И насколько пронзительны его письма к отцу, настолько же они пронизаны тёплым дружеским чувством к Иде, чей образ он наделяет материнским чертами. Друзьям его литературного круга было известно, что в начале своей литературной карьеры Нерваль работал «литературным негром» у Александра Дюма. Далее черновиков дело не пошло, и тексты не сохранились, а выбор Дюма пал на рукопись, заказанную кому-то другому.
В 1835 году, после смерти деда, Нерваль получает немалое наследство и решает на эти деньги осуществить свою давнишнюю мечту – отправиться в путешествие по Италии. Вернувшись в Париж, он пытается издавать свой собственный журнал о театральной жизни «Monde Dramatique» («Мир Драмы»). Тщетно. Нерваль полностью разорился и оказался в долгах. В том же 1835 году вышел закон об ужесточении режима в области прессы, грозящий тюремным заключением на срок от 5 до 10 лет и огромными штрафами за критику существующего государственного строя. Становится небезопасным заявлять себя республиканцем.
Первый случай душевной болезни случился с Нервалем в 1841 году, в возрасте 33 лет. Чувствительная натура Жерара, его неустроенная личная жизнь, тяжёлые времена в стране обостряют у него приступы нервного расстройства. Его самочувствие оставляет желать лучшего, а лечение становится всё более длительным и стоит всё дороже. И, если с молодости Нерваль обладал весёлым нравом, был общителен, дружелюбен, то теперь его стали преследовать сомнения и страх быть отвергнутым собратьями по перу. Страдал он и от непонимания близких и, отрицая свои душевные расстройства, приписывал их переутомлению. Называл своё состояние «умствующим безумием», а себя странствующим энтузиастом и вечным скитальцем. Читая его письма, невольно думаешь, что, несмотря на нехватку денег, на необходимость экономии, на растранжиренное наследство, трудности в поездках, жизнь свою Нерваль прожил талантливо. Его описания городов и посещаемых стран оригинальны и поражают искренностью. Они даже в чём-то интереснее его статей о путешествиях, поскольку адресованы близким и потому более правдивы. Безусловно, они понравятся тем, кто уже полюбил лирику Нерваля. Многие строки писем Жерара образны и поэтичны, хотя в них и нет рифм. Выдержка из письма к отцу: «Это твоя молодость возвращается и своим примером поддерживает мою, которая проходит».
В 1848 году Нерваль сближается с уже болеющим Генрихом Гейне и переводит его произведения на французский язык. Между ними возникает настоящая дружба.
В декабре 1851 года во Франции происходит государственный переворот. Луи Наполеон, объявивший себя Наполеоном III, начинает с закрытия газет, сразу запретив 11 ежедневных столичных изданий. Его приход к власти приводит к окончательному ужесточению цензуры, которая затрагивает даже фельетоны. В 1851 году Жерар де Нерваль переиздаёт свои очерки о путешествиях и вынужден сам их редактировать, убирая многие эпизоды. В 1852 году он публикует «Дочерей огня» – сборник прозаических произведений, стихов и пьес. В этом же году выходит другой, не менее выдающийся сборник его эссе «Ночи октября», которые описывают ночной Париж. И наконец, в 1853 году увидел свет маленький роман «Сильвия», который считается самым знаменитым и совершенным, с художественной точки зрения, из всего им написанного. К 1854 году в Париже осталось лишь 13 газет, которые сохранили право затрагивать политические сюжеты. Это было время административного, политического насилия и давления католического духовенства. Новые законы за нарушение цензуры грозили длительными тюремными заключениями и огромными штрафами. Политика вытеснялась из сознания людей и заменялась в прессе полусветской хроникой. Стало невозможным существование демократической печати. Объяснялось это целями общественной безопасности. Возникшая в результате переворота Вторая Империя продержалась до 1870 года и в первую половину своего существования считалась «авторитарной империей». Французская журналистика попала под тотальный контроль полицейских чиновников, что практически свело на нет работу Жерара де Нерваля как журналиста.
Он страдал из-за своей невостребованности и понимал, что нужно найти выход из этой ситуации. И этот выход для него, как и в годы молодости, был в литературе, в создании новых произведений. «Писателю, как и артисту, не остаётся ничего иного как надеяться на самого себя. Как только заболеешь или потеряешь кураж, считай, всё пропало». Положение его становится столь бедственным, что, лишённый постоянного угла, он вынужден довольствоваться случайными ночлегами, и окончательно оказывается в жесточайшей нужде. В последние годы жизни Нерваль казался нервным. Одет он был, как обычно, в чёрное. В глаза бросалась его показная весёлость. Два его близких друга оставили записи о тягостном впечатлении последних встреч, во время которых Жерар невольно давал понять, что их желание принять участие в его судьбе – для него лишь нескромное любопытство.
Дата его смерти известна. Он ушёл из жизни на одной из тёмных и бедных улиц Парижа, на улице Старого Фонаря, 26 ноября 1855 года, в возрасте 47 лет, и был похоронен на кладбище Пер-Лашез. Исследователи его жизненного пути и творчества, а их было немало, не пришли к единому мнению о причине его ухода. Было ли это самоубийством, или его смерть была насильственной? Осталось много догадок. Слухи и домыслы сопровождали поэта на протяжении всей его жизни. Жерар де Нерваль неоднократно говорил на публику о своём членстве в тайном обществе, но так ли это было? Не было ли это частью его эпатажного поведения? Впрочем, тогда экзальтированное поведение среди творческой богемы было в моде, а уж поведение Нерваля никак нельзя назвать обычным.
При жизни его стихи выходили только в журналах, и всего лишь как дополнение к его прозаическим произведениям. Первый поэтический сборник «Жизнь и мечты» вышел уже посмертно в 1877 г. В антологиях поэзии XIX века, вплоть до 20-х годов XX-го века, вы не найдёте упоминаний имени Жерара де Нерваля, будто и не существовало такого поэта. Позднее во Франции произошла явная переоценка ценностей, и поэтическое наследие Жерара де Нерваля получило высокое признание спустя немалый срок после его трагического ухода. В сегодняшней Франции он, прежде всего, поэт, один из величайших поэтов Франции. Поэт интереснейший, глубочайший, своеобразный. Несмотря на то, что все основные стихи были им написаны в период ученической молодости, а поздних стихов он создал на удивление немного.
* * *
ЖЕРАР ДЕ НЕРВАЛЬ
Переводы с французского Ольги Оливье
UNE ALLEE DU LUXEMBOURG Elle a passé, la jeune fille Vive et preste comme un oiseau À la main une fleur qui brille, À la bouche un refrain nouveau. C’est peut-être la seule au monde Dont le coeur au mien répondrait, Qui venant dans ma nuit profonde D’un seul regard l’éclaircirait ! Mais non, – ma jeunesse est finie … Adieu, doux rayon qui m’as lui, – Parfum, jeune fille, harmonie… Le bonheur passait, – il a fui ! АЛЛЕЯ ЛЮКСЕМБУРГСКОГО САДА С цветком в руке, как птичка певчая, вспорхнула, Походкой лёгкой, быстрою красавица прошла. В тени аллей она лучилась, как цветущая весна, Видение животворящей юности мелькнуло. Воспоминание о ней смягчило горечь дней И нежным несказанным светом душу озарило. Как трепетно и тихо сердце с сердцем говорило, Был мил и мягок свет её распахнутых очей. Последний солнца луч мне шлёт привет несмело, Ведь молодость, как птица, мимо пролетела. Гармония и девушка, и аромат, Исчезло счастье, опустел мой сад! AVRIL Déjà les beaux jours, – la poussière, Un ciel d’azur et de lumière, Les murs enflammés, les longs soirs ; — Et rien de vert : – à peine encore Un reflet rougeâtre décore Les grands arbres aux rameaux noirs ! Ce beau temps me pèse et m’ennuie. – Ce n’est qu’après des jours de pluie Que doit surgir, en un tableau, Le printemps verdissant et rose, Comme une nymphe fraîche éclose Qui, souriante, sort de l’eau. АПРЕЛЬ Весенних дней приблизилась желанная пора, Воздушней и длинней уж стали вечера, А стены в бликах солнечных искрятся. В апрельском воздухе разлит лазури свет, Но свежей зелени ещё в помине нет. С закатом ветки голые садов, зардевшись, озарятся! Скучаю я в сухую ясную погоду, С нетерпеливой страстью жду дождливых дней, Которые каскадом звонкой музыки своей Разбудят спящую и ждущую природу. Весна появится, как нимфа, в розовых цветах, Что вышла из воды с улыбкой на устах.