Всех троих авторов, представленных в разделе «Малая проза» сегодняшнего номера «Эмигрантской лиры», объединяет жанр, в котором они работают, а именно – прозаическая миниатюра или стихотворение в прозе. Прозаическая миниатюра (если цитировать Ю.Б. Орлицкого), это прозаическое произведение (то есть в нём отсутствует стихотворное членение строк), «занимающее одну-две книжные страницы, т.е. соответствующее представлению о стихотворении как о визуально измеримом объекте», содержащее «лирическое переживание автора, сделанное от первого лица, «приобретающее при этом обобщающий, символический характер» и принадлежащее к «двум традициям – стихотворной и прозаической – одновременно, поэтому может использовать приёмы, мотивы, сюжеты и образы стиов и прозы, порой причудливо и прихотливо монтируя их в рамках одного произведения или цикла»[1]. Что же даёт авторам прозаическая форма, как она влияет на глубину и окраску лирического высказывания?
Для миниатюр Александра Ломтева характерно наличие сюжета (как в текстах «Крикман и Кузин» или «Поминки») или его элементов (как в текстах «В море» или «Балалайка»); также сюжет может появляться фрагментарно, формирую мозаичную, рваную структуру (как в «Ёжики не кричат»), скреплённую, тем не менее, общей атмосферой и философией, которые во всех текстах Ломтева, по большому счёту, одни и те же. Это атмосфера зашкаливающей боли вследствие высокой эмпатии лирического героя по отношению ко всему миру (та самая гейневская трещина, проходящая по сердцу поэта), зачастую поданная не без горькой иронии, направленной по большей части на самого протагониста. Ловлю себя на мысли, что, кратко для себя формулируя подобные выводы, я опускаю множество важных вещей, и, несмотря на точность «сухого остатка», мои формулировки становятся избыточно сухими. В «кратком пересказе», как всегда, теряется та самая «поэзия жизни» и её оттенки – всё то, благодаря чему в историях становится оправданной боль лирического героя. И мы понимаем, что короткие тексты, содержащие, по сути, всего лишь описание проходных сценок, выигрывают от их небольшого объёма, который не позволяет автору ни «давить на слёзные железы читателей», ни распространяться о ненужных и второстепенных подробностях.
Малый объем текстов Владимира Постышева не даёт автору переборщить с сентиментальностью и ритмическими изысками (ритмические решения прозы Постышева – важная стилеобразующая черта). В миниатюрах, построенных на «я-высказывании», автор удачно балансирует на грани эмоционального напряжения. В отличие от текстов Ломтева, миниатюры Постышева совершенно лишены иронии, но именно серьёзная и трогательная откровенность последних становится сильнейшим приёмом, обнажающим скрытые движения человеческой души.
Короткий прозаический текст «Светлячки вернутся на север» молодой талантливой поэтессы Варвары Заборцевой является классической «прозой поэта», ещё одним способом автора выйти из соприродной ему традиционной силлаботонической просодии. В этом тексте всё – и фонетика, и образность, и лирическая интонация – выдаёт стихотворца, действующего в новых для него, но отнюдь не чуждых условиях. Варвара работает с избранным материалом с помощью поэтических средств: язык её гибок и музыкален, и в тех фрагментах, где авторка чувствует необходимость, она смело вводит в прозаический текст стихотворную строку, делая миниатюру т.н. прозиметрическим текстом, то есть текстом, сочетающим в себе и стихи и прозу.
Словом, все, кто интересуется разными формами художественной речи и их особенностями, найдут в сегодняшней подборке прозаических текстов «Эмигрантской лиры» много любопытного. И, может быть, смогут сами ответить на вопрос, что же за тексты перед ними и как их правильно называть: малая проза, прозаические миниатюры или стихотворения в прозе.
Ольга Аникина
СВЕТЛЯЧКИ ВЕРНУТСЯ НА СЕВЕР
В белые ночи сна не видать.
Хоть зашейте глаза – не спится. Иди и второй раз день проживай. Бабушка говорит, если хороший летний день выдался – ещё раз ему порадуйся, если худой – можно поправить его, раз дано с избытком светлого времени. А я лежу, смотрю в потолок. На побелке будто вчерашнее проглядывает. Трещина в центре – длинная – это наша река. Ещё не прогрелась, но мы с сестрой окунулись. Всё лето в воде просидели бы. Или в ягодах. А до них ещё далеко, у нас они запоздалые.
Может, съесть что-то, быстрее усну…
На кухне открытая форточка. Запах такой, будто сама белая ночь с комарами влетела. Как тут не выйти навстречу. Выхожу во двор. До чего же свежо. Дома, сараи, бани, даже магазин, куда завтра должны привезти мороженое, – всё на своих местах и сонливо дышит. И растворяется.
Остается черёмуха.
Улица белой черёмухи – в эти дни она в самом цвету. Как же идёт ей мягкое небо, на котором нет солнца, но оно – июньское, ночное – всё равно тёплое. Белые ветки всё ближе и ближе ко мне. Подхватывают и несут. Все любят велосипеды, и я тоже, но ещё сильнее люблю, когда меня берут на руки ветки черёмухи. Одна передает другой, подхватывает следующее дерево, за ним соседнее. И так принесут – к реке.
На берегу ни души. Только черёмуховая, речкина и моя.
Ночью вода особенно тихая, гладкая. Спускаюсь с ветки черёмухи и на цыпочках, еле слышно хожу – может, хотя бы река сегодня спит. Интересно, какие сны у нашей реки. Может, она представляет, как растёт. Это же всегда незаметно. Мы с сестрой делали чёрточки на стене под выключателем, чтобы каждое лето смотреть, насколько подросли. Доросли до выключателя – значит, совсем большие. А наша река не растёт, наоборот, год от года становится только меньше. Бабушка говорит, раньше по ней корабли ходили, с музыкой, танцами и мороженым – целыми ящиками мороженого.
Или реке снится море, к которому она всё бежит и никак не прибежит. Я не видела его, но думаю, оно похожк на большой таз с водой, сплошь усыпанный лепестками черёмухи. Не зря же море Белым называется.
У меня по-прежнему сна ни в одном глазу. Только зоркость. Она всегда появляется, когда на спокойную воду смотрю. Села рядом с рекой, на траву, а травинки оказались совсем не одинаковые – разного зелёного цвета. Как в нашей семье у всех зелёные глаза, но совсем не одинаковые. У мамы яблочные, а у бабушки похожи на свежую капусту. Глаза сестры точь-в-точь леденцы, мятные. А мои, говорят, просто – зелёные.
Вдруг между травинок что-то светится. Что, если это новый день в траве запутался? Да, точно. В траве спит светлячок.
Бабушка говорит, если увидишь спящего светлячка в белые ночи, нужно его разбудить, иначе всё лето проспит, а может, и дольше. Вот почему светлячков на севере почти нет. Увидеть светлячка – большая редкость, а значит – ответственность. Я не могу подвести. Даже такая присказка есть:
Светлячок-светлячок, Поделись со мной сном, Полетай над рекой, Покружи над травой.
Шёлк, хлопок,146 х 85 см., 2023
Еле касаясь мизинцем, поглаживаю светлячка и шёпотом приговариваю (речка-то пускай досыпает). Спела ему разочек-другой, просыпается потихоньку. Глазки открыл, а я скорее рассматривать. То ли трава отражается в них, то ли он тоже – зеленоглазый немножко.
Долго не думал светлячок, проснулся и полетел над рекой. Быстро дорогу нашёл, шустрый.
Светлячок-светлячок, Ночкой не спи, Летай над рекой, Кружи над травой.
Бабушка говорит, если разбудить светлячка, он обязательно тебя выручит в самый нужный день. Ты забудешь, а он прилетит.
[1] Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе. Изд-во РГГУ 2002, с. 221.