Посвящается Зинаиде Линден
– Летишь в Поднебесную? Не забудь привезти чай.
– Зачем оттуда, если его можно купить здесь в чайном магазине?
– Там – особенный, китайский.
Было без четверти восемь. Мы собирались закрывать магазин. На нашей улице все магазинчики и лавки закрываются в восемь вечера. И тогда я спешу домой, чувствуя расслабляющую тело вечернюю прохладу – и влагу. Влага идёт от асфальта, с него шлангом смывают дневные нечистоты. Вода тут же уходит в стоки, но свежий запах улицы остаётся надолго. Я спешу, потому что дома меня ждёт мой маленький Лей Лей.
Я прохожу мимо окон магазинчиков, в которых один за другим гасится свет. Потом пересекаю центральную пешеходную улицу. Там ярко освещён каждый дом, светятся огромные, во всю стену рекламные щиты – и магазины работают допоздна. Там гуляют и ужинают в ресторанах и слышна музыка. Но я не захожу никуда, я иду прямо и прямо, мимо двух центральных гостиниц и новых высоких жилых домов. Этот жилой квартал построили всего пять лет назад. Там современные квартиры и красивые внутренние дворики с цветниками и деревьями, с площадками для детей – там живут те, кто работают в больших фирмах. Я иду мимо – дальше от центра. Вот уже начинаются петляющие в темноте узкие улицы. Там ещё открыты мелкие лавки с необходимым товаром. Вот здесь в одном из двухэтажных домиков мы снимаем жилье. Я знаю, что Лей Лей с нетерпением ждёт меня, и потому я спешу.
Сейчас было только без четверти. Но Чао Хонг домывала уже полы в зале, а я расставляла керамические кружки на полке. Они стояли в беспорядке после посетителей. Их было трое: две женщины и мужчина, русские. Так ничего и не купили. Долго присматривались, вертели в руках, снижали цену. Выбрали один чайник – красный с золотым драконом. И всё торговались и торговались. И ещё к нему были чашечки, но на них они даже не взглянули. Чао Хонг объяснила им, что к вечеру мы продаём в полцены, поэтому чайник стоит всего девяносто юаней, а не сто восемьдесят. А они снижали ещё наполовину. Мы так и не сошлись, хотя я была, в принципе, не против, потому что за целый день почти не было выручки. Такой день сегодня выпал. Но Чао Хонг сказала мне:
– Нет, Юйлинь, нельзя, это уж совсем даром получится. – Недовольно покачала головой и скрылась в кладовке, оставив меня с ними.
Чао Хонг – моя двоюродная сестра, старшая, поэтому я должна спрашивать разрешения у неё, по какой цене продавать, если долго торгуются, к тому же магазин принадлежит ей.
Я стала показывать им сорта чая, и они каждый раз спрашивали:
– How much for fifty grams?
И тут я, взяв очередную коробку, решила сказать им по-русски:
– Скорько стоит пятьдесят глам?
Тогда они начали смеяться, а одна женщина сказала:
– Неправильно говоришь, нужно: сколько, грамм.
Я ведь так и повторила, а она опять засмеялась: неправильно. И опять повторила, как нужно правильно. А я, сколько ни прислушивалась, как она произносит, так и не поняла разницы. Я давно выучила эти слова, потому что русских много каждый день ходит по магазинам, всегда группой. Зайдут, осмотрят, каждую вещь потрогают – и поставят, потрогают – и поставят. И задают только один этот вопрос. Редко, когда что-то купят. Хотя Жиангуо, зазывала на нашей улице, работает исправно и получает свой процент. Но магазинчиков так много, идут один за другим по обеим сторонам, и все мы хотим во что бы то ни стало продать. Западные туристы предпочитают ходить по центральной улице, где шикарные универмаги и которая ведёт к набережной. Там они долго фотографируют ночную иллюминацию и скользящие по воде красиво освещённые катера. Там всегда много народу, все гуляют и любуются видом на другой стороне. Это так красиво, что на это никогда не устанешь смотреть: всё переливается разными цветами и каждую минуту меняется – и уходит почти до неба. Вэймин и я тоже ходим туда, когда выпадает свободный день и погода хорошая. Лей Лей так радуется, когда мы все вместе выбираемся на набережную. Я тогда надеваю на него красивый костюмчик, чтобы он выглядел там самым лучшим среди детей, мой Лей Лей. И он бегает и играет там с другими детьми. На набережной люди приятно отдыхают, поэтому-то иностранцы всегда здесь. К нам, конечно, они тоже заходят иногда, особенно в те магазинчики, которые, как наш, не так далеко от центра. Но очень редко. Почти всегда это русские. Они не боятся гулять по плохо освещённым улицам в вечернее время, толкаться среди велосипедистов и мопедов, которые ловко умеют объезжать пешеходов. У нас ведь иногда может что-то случиться, драка, например, или кого-то ограбят. Поэтому небезопасно для иностранцев. Русским нравится глазеть направо и налево. Им кажется, что навьюченная тележка вот-вот упадёт под тяжестью. Они тут же щелкают фотоаппаратами – никак не поймут, почему тележка не падает. Так смешно, когда они пальцами показывают друг другу на тележку. Бродяг и нищих попрошаек любят фотографировать. Фотографируют всякие закоулки в самом конце улицы, далеко-далеко. Там уже кончаются магазины, перед каждым окном сушатся бельё и одежда, а в самых тёмных местах спят бездомные. Туда не ходит автобус, и люди ездят на старых полуржавых велосипедах. Это они очень любят фотографировать. Пробуют китайскую еду на лотках. И к нам заглядывают – тоже поглазеть. Вот я и выучила. А они сказали: неправильно.
И потом они ушли. Но потрогали каждую коробку, каждый пакет, каждую кружку. И чая не купили тоже.
Русские любят покупать шёлк. Они приезжают за одеялами и подушками, за постельным бельём из жатого шёлка, покупают шторы из сырого шёлка. Им ещё до поездки говорят, где есть шёлковые фабрики, и они в первый же день сразу идут туда. А там в магазинах так много всего, что у них глаза разбегаются. Русские женщины покупают шали, платки, косынки, шарфы, жакеты, блузки, жилеты, платья, юбки. Набирают целые сумки маленьких шейных платков, которые по скидке можно купить всего за пять юаней, а иногда бывает, что и за один юань продадут. Куда девать горы шёлка, если приходит новый товар? Да ещё такого, который слиняет после первой же стирки.
Ну вот они вышли. Чао Хонг принесла ведро с водой, щётку и стала молча мыть пол.
– Рано ещё, – попыталась я остановить её, – никто ещё не собирается закрываться, полно народу ходит.
– Не рано, – мрачно отозвалась она, – всё равно сегодня никого больше не будет, а я не хочу задерживаться. – И она продолжала своё дело. У неё всегда получается мрачно. А я люблю, чтобы было весело и с улыбкой. Тогда жизнь кажется легче, ведь правда?
Я переставляла кружки и думала о том, как приду домой и там мы все втроём при свете лампочки будем есть рис, и овощи, и жареные в масле креветки. А потом я буду укладывать Лей Лея спать...
И вдруг они вошли, сразу пять человек! А тут Чао Хонг с ведром и тряпкой! Она, конечно, вмиг убралась в подсобку, оставив недомытое пятно. Они нерешительно остановились в дверях. Но я широко развела руками, приглашая их двигаться дальше:
– Пожалуйста, мы не закрываемся, мы освежаем помещение!
Тогда они прошли внутрь и тоже стали трогать руками всё, что стоит на стойке и полках, вертели в руках. Но одна смотрела только на коробки с чаем.
У меня чутье на покупателя. И если я чувствую, что это именно тот, который серьёзно пришёл за товаром, я не выпущу его из рук. Это видно по глазам: в них есть цель. Поэтому-то я сразу поняла, что она обязательно купит чай.
– Пожалуйста! Какой вы хотите: зелёный, жёлтый, белый, жасминовый, фруктовый...
– А улун у вас есть?
Она знала, какой чай самый ароматный и полезный! Чай улун, Те Гуаньинь, золотистого цвета, с чуть сладковатым вкусом.
Я тут же спросила:
– Скорько стоит пятьдесят глам?
Она засмеялась, подняла большой палец вверх – это значит у русских «отлично» – и ответила мне по-английски:
– Молодец, правильно говоришь! Но мне нужно больше.
Тогда я достала большую железную коробку с чаем улун, открыла.
– Это много, – сказала она.
– А сколько нужно?
– Триста грамм.
И мы начали торговаться о цене. Сначала она, конечно, снизила цену в два раза. Но я не согласилась ни за что и сказала:
– За такую цену только пятьдесят глам.
Она засмеялась:
– Пятьдесят – это мало. Мне нужно триста грамм: себе, друзьям.
Я тоже засмеялась:
– Цена дешевая, я сделала большую скидку.
И мы опять долго торговались.
Наконец она сказала, что если мы договоримся, то она возьмёт разные сорта, и много.
– Много – это сколько?
– Ну, килограмм, например.
– Килограмм – это не много, – сказала я. Но про себя сообразила тут же, что на сегодня выручка будет неплохая, и скинула цену ещё на двадцать юаней.
– Идёт! – согласилась она наконец.
– У нас есть в упаковке, – я показала ей пачки с уже упакованным чаем, – это герметичные упаковки, хорошие, там – улун.
– Нет, я должна видеть то, что я беру.
– Можно и развесной, конечно. Но в упаковке – улун.
– Нет-нет, я хочу только развесной, – повторила она.
И я позвала Чао Хонг.
– Да, пусть покажет сначала, что она будет сыпать в пакет, я хочу видеть, что там.
– В коробке и в упаковке – улун! – засмеялась я, потому что мне было смешно, что она не верит. Ведь если хочешь обмануть, можно сделать это разными способами, так что покупатель ни за что не поймёт.
Чао Хонг, как всегда молча, взяла бамбуковый совочек и стала насыпать чай в пакетик.
– А ещё какой? – спросила я.
Она читала названия на коробках с чаем и ничего не отвечала.
– Какой нравится?
– Не знаю...
– Тогда я приготовлю чай, хорошо? Будете пробовать разные сорта, выберете, какой понравится.
Я пригласила их всех к столику, где мы угощаем посетителей. Это очень старый деревянный столик, наша гордость. Чао Хонг где-то отыскала его, среди всякого барахла, которое продают на рынках. И теперь он стоит у нас слева при входе, у окна. Чао Хонг расставила табуретки, они сели, а я поставила на столик двух температурных дракончиков.
– А дракончики зачем? – удивились они.
Я засмеялась:
– Они – муж и жена, чтобы в доме были мир и благополучие. С их помощью измеряют температуру воды, которой заваривается чай. Чтобы правильно заварить чай, вода должна быть достаточно горячей для каждого сорта. У меня должна быть 98,5 градуса. Смотрите, что сейчас будет.
Когда вода закипела, я облила дракончиков кипятком. Жена тут же пожелтела, а муж стал ярко-зелёным с красными лапками. Они захлопали в ладоши:
– Ой, как интересно!
А я засмеялась, глядя, как они качают головами от изумления, так забавно было.
– Ещё недостаточно горячий, – сказала я, – нужно ещё кипятить воду.
И когда я облила дракончика во второй раз, он позеленел весь. Вот тогда я и заварила улун. Потом слила воду и налила горячей воды снова. А когда чай настоялся, всего минуту, вылила в чайник и разлила им по чашечкам. Они сначала нюхали его и улыбались, а потом отпивали маленькими глоточками. А я смеялась.
– Теперь заварю белый чай, да? Будем пробовать.
И я точно так же заварила им белый чай, потом жасминовый. А напоследок предложила попробовать фруктовый.
– Беру и белый, и жасминовый, и зелёный, и улун, всё беру, – сказала эта женщина. Она встала и пошла к стойке, где терпеливо ждала Чао Хонг. – Развесной, только развесной, – повторила она.
И Чао Хонг стала одну за другой открывать коробки, насыпать чай в пакетики и взвешивать.
– Какой волшебный запах! – воскликнула женщина, когда Чао Хонг открыла коробу с белым чаем. – Какой запах!
Я засмеялась:
– Белый чай – самый мой любимый!
– Я повезу его далеко-далеко, в Москву, буду поить своих детей и вспоминать тебя. – Она тоже засмеялась. – И друзьям расскажу о твоём магазине, пусть приезжают и идут за чаем только к тебе. – И добавила по-русски: – Только к тебе.
И я повторила за ней:
– Торько к тебе!
Она опять засмеялась:
– Нет, нужно сказать: «Только ко мне».
– Торько ко мне! – Я тоже засмеялась и протянула ей пакет.
– У тебя самый лучший чай, – сказала она.
– И когда друзья из Москвы придут, они будут спрашивать: «Скорько стоит пятьдесят глам?».
– Правильно!
Я проводила их до самой двери.
Они вышли на улицу, и Чао Хонг поспешила закрыть магазин.
– А ты говорила: никто больше не придёт. А самая большая выручка за весь день именно сейчас получилась, – удовлетворенно сказала я. – Хотя и пришлось снизить цену почти вдвое.
Чао Хонг что-то проворчала. Кажется, что я не умею как следует торговать и когда-нибудь разорюсь. И тогда уж точно буду жить там, в конце нашей улицы. Это неправда, я знаю, но я не спорила с ней, предпочитая не слышать этот мрачный прогноз. Если быть всегда мрачной, разве продашь товар? Потому-то именно я в основном занимаюсь покупателями. А что касается жизни в конце нашей улицы, там, то она уж точно не права. Вэймин, я и Лей Лей живём не в самом освещённом районе. Там выщербленный тротуар, да. И автобусы там всё время снуют туда-сюда. Мы снимаем жильё. У нас две комнатки и два окна, которые каждый вечер светятся, как голубые светлячки. Как все другие окна в нашем районе. Сейчас я просто ещё не достигла того, чтобы жить в доме с красивым внутренним двориком с цветниками и деревьями. И с площадкой для детей. Потому что Вэймин не работает в большой фирме. Но я знаю, что когда-нибудь могу этого тоже достигнуть.
Мы закрыли кассу и пошли в подсобку, чтобы пересчитать деньги.
Я прохожу мимо новых высоких башен. Там за ними начинается наш квартал. Я спешу. Там мой маленький Лей Лей, мой малыш, сейчас сидит и играет в карты с соседскими. Хорошо, что к вечеру не накрапывает дождь и им можно играть на улице. Там они режутся прямо на асфальте, в кружке света – он падает из окна магазинчика, где его отец торгует стеклянными украшениями. Там попадаются и дешёвые нефритовые кулоны. Но нефрита так много везде. Редко случается продать один-два кулона в день. Никто не верит, что они настоящие. Хотя Вэймин старательно царапает краем кулона по стеклу и подносит к кулону горящую зажигалку, чтобы покупатель убедился, что не подделка, а настоящий камень. Там в лавке много всякого другого: статуэтки, фарфоровые вазы, лампы. А перед дверью он ставит вырезанную из цельного ствола дерева фигуру Будды, чтобы привлечь покупателей. Если там по нашей улице идут туристы, они обязательно замечают Будду. Посмотрят, потрогают – и проходят мимо. Вэймин закрывает лавку в девять вечера. Сначала вносит внутрь Будду. Потом считает там деньги и проверяет товар. И только потом направляется домой. Поэтому Лей Лей ждёт, когда вернусь я и мы нырнём в нашу дверь, возле которой стоят два велосипеда.
Я позову его ещё издали, ещё когда он не видит меня в темноте:
– Лей Лей!
И он тут же бросит своих приятелей, вскочит и побежит мне навстречу, мой маленький Лей Лей, такой же радостный и счастливый, как я.
Шанхай, 20 мая 2014