Вячеслав Харченко из тех редких авторов, которые совершенно точно обладают особенной, неповторимой, именной интонацией, поэтическим голосом, узнаваемым сразу и безоговорочно.
В его стихах и метафизика, и онтология, и экзистенциальное переживание преломляются в волшебной линзе, приближающей явления, события и предметы до их пронзительных обескураживающих подробностей. Зачастую это происходит от авторского иронического взгляда на природу и порядок вещей, провоцирующего нарочито небрежную, но необычайно ладную и вполне органичную игру со словом.
О. Г.
ЗДРАВСТВУЙ, МОЙ БРАТ
Здравствуй, мой брат,
приехавший из Абакана.
Не хочется врать –
дома ни одного стакана.
Засуха, пустыня, ни крошки хлеба.
За окном осень, хмурое небо.
В общем, говорить не хочется.
Что ни слово – сбудется или пророчество.
Что ни шаг – движение к запредельному
и раздумия предпостельные.
В этом мире каждый
Не то чтобы ЧЧВ,
но подумаешь дважды,
прежде чем перейти на «вы».
Только что за таинство в слове «вы»?
Ни халвы, ни молвы, ни волхвы.
Когда приезжают гости
Когда приезжают гости,
а у тебя ангина,
думаешь: «Господи,
какая же я скотина!».
Когда они заболели,
Сидят без телефона,
Ты вместо просмотра телека
Едешь поспешно к оным.
А машина шинами шуршит по лужам.
А ночные рекламы твердят: «Простужен».
А жена лопочет про новый век.
У вселенной случается праздник
У вселенной случается праздник.
Два человека, обняв землю,
говорят друг другу разное,
а вселенная внемлет.
Все находят себе подданного.
Обнимают за плечи, глядят в глаза,
делая первый шаг пробный
КремлЁвский штурман весело жужжит
Кремлёвский штурман весело жужжит.
Кемп-Девидский воинственно брюзжит.
А за окном задумчивая осень
особенного ничего не просит.
Так одеваешься, рассеянно гадаешь,
Куда стремить и почему не улетаешь,
Куда глядеть и почему глаза слезятся,
И незаметно начинаешь притворяться.
Идёшь, трясёшь седою головой
За мной придут другие времена
За мной придут другие времена.
Такие же, как эти, но получше,
и кто-то развалившись на подушке
такие же напишет письмена.
А я давно отосланный в полёт,
Гагарин нахрен, птичка гужевая,
так много предрекавший наперёд,
моргну глазами неживыми.
И в этом марге будет всё о том,
что вроде бы должно было случиться,
что вроде бы могло бы приключиться…
Я опоздал на осень, я перепутал время
Я опоздал на осень, я перепутал время,
я пересёк границу между тобой и мной.
Наверное, это кажется, но, выходя на улицу,
я ощущаю дыхание за своею спиной.
И плавится темень колючая, и фонари качаются;
платочечки слишком белые зачем-то летят вослед.
Я не гожусь в поэты, я в душе оставляю
после таких прелюдий какой-то незримый след.
Но я же влюблён в беспокойствие, я обожаю рытвины,
я обжигаюсь заново – безумный идеализм!
Скажите, моя хорошая, скажите, моя прелестная,
– зачем Вам моё беспокойствие и напускной оптимизм?
Вам надоели прагматики, осточертели циники:
это одно наваждение, это безумный сон.
Читайте побольше Канта; вставайте пораньше утром...
Давайте поедем на дачу – там у меня притон.
Собака по кличке Антихрист, кот Рыжик и чудо-соседка:
огромная тёплая баба – она Вам нальёт молока.
Мы все опоздали на осень; мы все потерялись меж улиц;
мы все, говоря по-простому, сваляли опять дурака!
Мы кожею чувствуем злобу, спиной ощущаем дыхание...
Мы просто немного другие – мы просто немного слегка.
Светляки
Ты не знаешь, что такое в небе светляки?
Что такое робкий шелест бархатной реки?
Что такое поезд гулкий по ж/д мосту,
бесконечные прогулки прямо в духоту?
В сухость августа ночного, в перепутье троп.
Где-то чавкнет хвост налима, прошибёт озноб.
По излучине, по бёдрам матушки-реки
жгут костры, сосут цигарки люди-рыбаки.
Ты рождаешься свободным. Лишь тебе понять,
почему без валидола сердце не унять.
Почему так сложно выйти и упасть в траву,
языком лизнув шершавым неба синеву.
Поспешный выбор не сулит тревог
Поспешный выбор не сулит тревог.
Раз приобрёл заведомо поспешно,
То на вопрос «Прощай?»
Ответ: «Конечно».
И снова перекрестие дорог…
Я часть давно задуманного плана.
Из многих судеб мне дана судьба
Служить иллюзии, служить обману.
Где купола, где тын, где городьба?
Всё растворилось в прозе городов,
В дыхании метро, в столичной неге…
Вновь Ленский. Выстрел. Но лежит Онегин.
Онегин – будь здоров… Всегда здоров.
Вот облако – летучая гряда
Вот облако – летучая гряда.
Из облака на землю льёт вода.
За шиворот, по скулам, по щетине.
Заходит крейсер «Адмирал Горшков».
Своих встречают бабы мужиков
С зонтами, в плащ-палатках, в парусине.
Североморск — окраина земли.
И если б нас менты не замели
За самое обыденное дело,
То мы бы тоже наблюдать могли,
Как скорбно прячут в доки корабли
Ржавелое, улиточное тело.
Прекрасен мир, где тысяча дорог,
Где каждый знает плавленый сырок,
И нет причин чего-нибудь бояться.
На сером небе облако плывёт.
Вся наша жизнь смешной круговорот,
Бесчисленное море комбинаций.
Тебя отмажет дядя Филимон.
Родная мама скажет: «Охламон».
Учитель в школе выставит отметку.
Вперёд, вперёд, любимая страна!
Вождям привет! Плакаты из окна:
«Народ, даёшь досрочно пятилетку!»
Кот
Лети, мой кот, в далекие края,
Туда, куда не доберуся я,
Где пуп земли, где Ойкумены шиш,
Стреми вперёд, летающий малыш!
Межзвёздные готовы корабли,
Моторы им на старте завели,
Прогрели, и теперь куда ни кинь
Полёта ждёт ночного неба синь.
А я сижу и плакаю в окно.
Мне в шлеме полететь не суждено.
Я слишком стар, угрюм и одинок.
Не выдержать мне стартовый рывок.
…
Я бормочу, за стенкой кто-то лает,
И только кот настойчиво летает.
Дом
Мой дом стоит, как каменный утёс,
И в этом его каверзный вопрос.
Доступный для соседей и людей
(настойчиво рифмуется с «идей»).
Зайди ко мне усталый флибустьер.
Беги ко мне постылый пионер.
Собаки, кошки, прочая чухня
Давно уже ютятся у меня.
Я утром обхожу свои войска.
Мой взор туманен, а рука легка.
Иду на кухню, брякнуть кофею,
Чтобы взбодрить идиллию свою.
Да здравствуют тугие закрома!
Да здравствуют просторные дома!
Да здравствует покушавший поэт!
Улыбка
Где шаурмы последние ростки
Расправили литые козырьки,
Где в небе пахнет жжёным шашлыком,
Там я иду махая языком.
В жаре бредут унылые народы.
Красавицы уехали на воды.
И в небе, как свистящая змея,
Провисла самолетная струя.
По телевизору бомбёжки и ромашки.
Диктаторы читают по бумажке.
Злословит радио, пугая малышей,
А я иду покинутый взашей.
Ты пишешь мне письмо из-за границы.
Там тот же быт, еда, родные лица,
И снится мне, как символ бытия,
Новогоднее, к 2016
Е.Л.
Позавтракав удачно поутру,
Я понял, что сегодня не умру.
Ворона каркает, льёт дождик в декабре,
Проходит девушка со стрижкою каре,
И в воздухе, как Гугл, как бытиё,
Разлито всё уныние моё.
Ты рядом, на груди твоей планшет,
Он излучает синеватый свет.
Ты водишь пальцем, ты давно не спишь
И на уныние моё глядишь.
Сползает прядь на белое лицо.
Сверкает обручальное кольцо.
Скандалит кот, усевшись на столе.
И президент летает на метле.
* * *
Ты веришь мне, а жаль, я сам не свой.
Потею, как фургончик грузовой.
Иду и сплю, поем и снова спать.
Потом работать, а потом вставать.
За горизонтом есть просторный дом.
Ты много говорила мне о нём.
Но я не верил, суетился, лгал,
Я постарел, а домик обветшал.
По морю проплывает кашалот.
Набрал воды он в свой широкий рот.
Мне кажется, он выплюнет сперва
Дом обветшалый, а потом слова.
Во всЁм Крыму холодная вода
Во всём Крыму холодная вода.
Идёшь по побережью иногда,
Заметишь человека-эскимоса.
Он в плавках цвета ультракупороса
Вопит, и голос разрезает тьму.
Холодная вода во всём Крыму.
А с Кара-Дага лезут ведьмаки.
В ночи их невесомые шаги
Не отличить от шороха прибоя.
Кричи, кричи в межзвёздное ничто.
Прольётся метеоров решето,
Создателя приблизив за собою.
Вся метафизика умчалась в высоко.
Над Коктебелем льётся молоко.
Курчавые, кудрявые сединки.
И ходят размуаренные в хлам,
Танцуют незалежно по столам
Отступление
1
так день за днём, мгновенье за мгновением
неслышным шорохом, прикосновением
в дом входит ужас, и не спит жена,
и хочется курить и у окна
стоять мне боязно – закончилась эпоха,
а у меня ни сожаления ни вдоха.
4
железные каски в парадных мундирах
в костюмах от Версаче
выскальзывают пунктиром
всё переиначивая
а у меня маленький садик
а у меня маленькая работа
чего живу ради
от икоты до икоты
5
ты сидишь – я перебираю твои волосы
нежные, парусные
для чего мне голос
я в галстуке
я на трамплине, уверен и чист
иногда глух, всегда речист
ничего не понимаю, всего боюсь
не кололся и не колюсь
7
я не разбираю ни правых ни виноватых
если разбираю – немного
снег снег снег вата вата вата
так происходит с каждым
тянешься к пистолету
если был отважным
спасибо за это
генам, коду, имперскому воспитанию
война как война обед по расписанию
8
в этой кошерной жизни
есть место подвигу
иду последним выжигой
глаза вверх поднял
думаю – не заметят
думаю – пронесёт
те или эти?
нечет или чет?
10
из множества религий
мне выпала самая воспитательная
указующе-обязательная
я сижу малышом верчу крестик
а вот, а можно, а если
но грозным перстом – по щекам
что возъел – за то воздам
11
мне старшему пионеру детства
преданному стороннику и соратнику
некуда деться
от повстанцев и ратников
все норовят больней ущипнуть
все норовят больней подслушать
этот путь – поистине путь
эта лужа – поистине лужа
12
я всё понимаю, но зачем
так больно так вредно так изощрённо?
неужели младенцы – коту под хвост?
неужели Федор Михайлович – идиот?
спи милый спи – шепчет жена
13
холодное лето
холодильник греет кухню
отдалённо где-то
что-то ухает
вздрагиваю, смотрю
на Николая-угодника
к октябрю
оформлю в исподнем
паспорт на имя гражданина К.
билет до финской границы
затекла рука
и не спится
14
терпя мои художества
до замужества и в замужестве
всматриваясь в мои глаза
ты понимала – я за
я вечное за
одно большое за
15
ничего не стоит
совершить поступок
этой весной
я топнул
16
предки скакали на конях
пращуры покоряли море
я прячусь не за страх – за совесть
отличный нюх – широкий мах
сижу, пою песни
одна другой чудесней
Ахра Аджинджал. «Зима». Бумага, карандаш/темпера, 21х30 см. 2015 г.