В начале нынешнего года не стало удивительного русского поэта, Александра Павлова. Впрочем, для русского поэта физиологическое «не стало» очень часто означает, что поэт только начинает становиться явлением литературного мира и прочих миров человеческих. Начинает становиться, становится и остаётся, принимается жить в своих поэтических строчках, в своей сопричастности к прошлому, настоящему и будущему, к сердцам человеческим.
Саша Павлов из таких отличных поэтов, отличных ото всех других, отличимых, запоминающихся, сопереживаемых в каждом прочтении – первом, втором, последующих. Сопереживаемых каждый раз иначе, всё глубже, всё проникновенней.
О. Г.
РОНДО НА ГЛАДИ ЛЬДА
за-речь-е
а. королеву
дождями олову пролиться
и запрокинутую в гжель
утопишь голову в странице
высоких росчерков стрижей
от смол и хвои жирных сосен
тропой к кисельным берегам
где меткий блин на рыжем плёсе
взлетает детством по кругам
отсчитанным звенящим смехом
в излучине судьба-реки
там рядом радуги и эхо
и мы и наши старики
в испарине дворы и росы
хмельны от трав до медуниц
там взоры голы души босы
там есть ответ и нет границ
медовым хворостом и ныне
июнь там крошится рукой
пока не сохнет и не стынет
любви парное молоко
а. кушнеру
каждый район мечтает спасти свой private
пусть в уголках блестящих бериллом глаз
грусть отпустив стропу на строфу поправит
или до срока куполом скрутит мгла
ветров сдувающих запахи в атмосферы
в то никуда куда не добросишь сам
мысли желания страсти капризы веры
вздохом признанием камнем
атлантисом
сколько минут
необъявленным приговором
коконам расстыкованным снись не снись
где-то два города к рельсам пришиты скорым
парой других в аэробус продета нить
точками n и n по всем алфавитам
рвутся отрезки на беспризорность прямых
звёзды двойные горевшие монолитом
катятся поодиночке в частные тьмы
упряжь несла двоих а они телегу
щастья ухабов поровну вздох на шаг
вдруг распрягает время вольному бегу
нас и вразнос одинокая гнёт душа
каждому райану хочется быть спасённым
наедине побыв со своей войной
выпав из взглядов запахов и спросонок
две эти буквы стянуть чтоб слились в одной
всё больше босха
всё больше воска боже боже
травы людской на вечном ложе
драже дождей листвы моложе
и влаги вгрызшейся в жару
всё меньше ликом холст тревожит
растрескавшийся непохожий
художник кистью уничтожив
себя как чёрную дыру
всё больше босха лёша лёша
забилась в волосы пороша
гнетёт камней и неба ноша
к губам привычно льнут кресты
когда страницы тьму умножат
в душе истерзанных обложек
хоть пол-строки оставить всё же
немного чище пустоты
джанкой, 1986
В перестроечном Джанкое гул винтов не беспокоил –
по чужим краям и весям разметало лётный полк.
Кто в Анголе, кто в Ханое, кто в Баграме – храме крови,
с фронта – в госпиталь на месяц,
кто – к чужой жене под бок.
В городке цветут левкои, молодухи глазки строят,
в майском воздухе такое... бродит... ноги б унести!
Мы в «бостоне» спецпокроя, молодые оба-двое,
на порог: «Презент от Коли! Ваш комэск просил зайти.»
Распахнула дверь дивчина, двадцать с хвостиком и косы.
В тесной комнате мальчонка молча дулся на горшке.
С другом мнёмся благочинно, хором, в лад – на все вопросы:
жив-здоров, летает, любит, вот – гостинцы в вещмешке.
И ни словом, что в Куито борт сажал горящий дважды,
что стреляют суки в спину, вышел в город – и мишень,
что без рук её нирваны, женских ласк в полночной жажде,
огрубел совсем мужчина за сто дней зарубежей.
Собрала на стол хозяйка, так и быть, на миг присели,
по одной – за командира, чтоб вернулся – по второй.
Друг толкает в бок: давай-ка отползать – слегка косея,
жадным взглядом пригвоздила, грудью к другу: ну, герой!
Пышет жаром, кожа сливки, под халатиком ни нитки,
глаз бездонные озёра, загляни – и не всплывёшь.
Тихо пятимся от лиха: жди, терпи, вернётся скоро.
Шмыг за дверь, и стыдный липкий пот – под вешний
здешний дождь.
Крым и рым в пустынном холле, водки взяв на эскадрилью,
пышных горничных спровадив, не до танцев по кустам,
в клубах дыма сами-двое потихоньку молча пили.
Плыл закат над лётным полем , где-то наш Колян взлетал...
Через год, под кровлей новой их малой качает люльку,
в доме лад, карьера в гору, счастлив, бодр – желать чего?
А ...ещё спустя немного громом весть,
что борт Миколы
в облаках
не разминулся с «Илом» друга своего...
* * *
…и чтобы всё в нём было…
из разговора
и говорит он ей забери уж таким как есть
может быть ангелом может и проклятым бесом быть
поймаешь счастье в сачок в тебе растворится весь
запнётся и смерть об угол и не зароет быт
сама перестанешь помнить кто есть ребро
на дрожь твоей брови вспорхнёт ожиданьем чуд
хотя он ведь богу то же что золоту серебро
ему дано нелегко серебряному чуть-чуть
перемерять углы пространств населяя взгляд
каждым нет и да твоим своим да и нет
так грустно даже когда ненадолго земля
уйдёт из-под ног обернувшись спиной к луне
ноу бёрнс
маме
здесь будет дом тебе и мне
в уютных холмиках стерне
ты станешь облаками таять
я тихо пузырить в огне
земле пузатой навсегда
в станицы веси города
легко однажды разрешиться
и снова нас забрать туда
где мы пойдём рука в руке
к отцу и брату вдалеке
неважно из какого данте
сжимая души в узелке
старый проявочный бачок
осень слишком очевидна
вл. сергеев
в лужах жмурятся окурки.
закрывай глаза.
растворяет переулки капающий за
воротник, за угол дома, за тепла сезон
растворитель дыр бездонных,
мокрый как озон.
бабье лето было ль это?
ветром холостым
лотерейные билеты гонит нам пустырь –
от осины, от берёзы, от кривой ветлы –
проиграй пока не поздно.
накрывай столы.
по утрам летят в разрывы сердца облака.
очевидно, слишком живы, раз грустим пока.
проявился и растаял ставший скучным сад.
в плёнке вымыли цвета, и…
не крути назад.
поздний завтрак у шекспира
ланчем в салфетке труднопереводимая тишина
а над упавшим ветром вепрями спят холмы
мысль отгоняю от берега боже как ты бледна
дна не слышат камни брошенных слов и мы
немы пялится стэтфорд на вязанные шнурки
камера скроет главное не развернёт анфас
фаски снимают с прошлого билловы земляки
лидс пожилая мама кафедра новояз
язвы желтеющих фото хватит уже фолкленд
лень ледорубов рондо на глади льда
дай позабыть мне эйвон эвона сколько лент
треснувшей памяти грунты рвут родниками дат
датские королевства биафры улыбки джоконд
конго разлитый кофе треклятые чипс-энд-фиш
фишки не строятся в столбик последний кон
кончилось лето и ты без акцента молчишь
летнее слепое
г. михалёву
все время из неправильной борьбы
рождаются под гравием грибы
в их спорах зреют то ли снедь то ль яд
и скоро время им лишь ты да я
наверное окончится борьба
бесспорным содержанием гриба
увы одно не знаешь наперёд
каким оно над гравием взойдёт