В стихах Натальи Джурович можно найти невероятную пронзительность и лиричность. Это поэзия сердца, умеющего тонко вслушиваться в окружающий мир, чувствительного к красоте, откликающегося на страдание. Здесь полно фольклорных мотивов и образов, тонких и точных сравнений: «Мальчишеский топот – как ореховый хохот»; и всё это пронизано нежностью и светом.
Юлия Шокол
В ЭТУ ЗЕМЛЮ
В эту землю кротко отцветаю
Лепестком воскресшей тишины.
Если ждать тебя, то как с войны.
В вишнях сад, и плачется как в мае.
Вербы слов боятся содрогнуться,
Мир натянут трепетно, как лук.
Я боюсь теперь других разлук,
Из которых можно не вернуться.
Странная родная сторона,
Бедное надколотое блюдце,
Так хочу теперь к тебе пригнуться,
Лептою оставив семена.
Мир как слёзы детские правдив,
А другие разве столько значат?
Сын родится – Родина заплачет,
Никуда ещё не проводив.
ТЕБЕ
Триумфально приходит весна,
Снится венчик черёмухи русской.
Здесь такая стоит тишина,
Что назвать её миром боюсь я.
Вырастаю как древо в ряду.
Я не буду лишь пристально ждавшей,
Ты же знаешь, я тоже иду
В этом горьком апрелевском марше.
Знаю, смотришь и ты, но куда?
– Столько праведней, звонче и шире!
Там, где я не оставлю следа,
Твоё имя затеплится в мире.
Прогорю для тебя я до тла.
Береста так надрывна и хрустка!
Может, кровь от того и светла,
Что сливается сербская с русской?
Как люблю я две птицы бровей!
Нет, отдать своё сердце не поздно.
Для того, чтобы в этой траве
Загорелись и русские звёзды.
МУЖУ
Словно в оберег в тебя я верю,
Отводи, пожалуйста, беду,
Я тебя в ответ на старый берег
Тайною дорогой отведу.
Слышишь, речка плачет безутешно,
Берег речку за руку берёт...
Молчаливо, бережно и нежно
Небо пеленает птиц в полёт.
Смотрит дом глазами старых окон,
Он простил, что здесь я не живу.
Шелестя печальною осокой,
Луны яблок падают в траву.
Та трава колола в детстве пятки,
Видишь, память на моей щеке?
От того кувшинки как лампадки
Обо мне зажгутся на реке.
Загадаем трепетно и кротко
Привести на берег сыновей...
...И до слёз меня тревожат лодки
Колыбельной нежностью своей.
АНЖУЙСКИЙ СОН
Просыпаюсь словно в терему,
На ресницах пыль небесной сини.
Утренней тоскою обниму
Майский день, сиреневый и длинный.
Я по вашим улицам хожу
И себя не обвиняю в лени.
Древнею тоскою похожу
На его французскую Елену.
Сербская анжуйская жена,
Чтобы мир не дрогнул твой заветный,
Синяя прокатится волна
По долине из душистых веток...
Славные глаголы на губах,
Кистью алой упадут на землю...
Просыпаюсь, и лишь сердце дремлет,
Как печаль в сиреневых садах.
ДОМ
Подорожник как сон, изумруд лягушат,
Полусонные лодки в осоке шуршат.
Старый дом пережил и рожденье, и смерть,
Он без окон, как старец, как бедный слепец.
Но лет тридцать назад, он ведь помнит, тогда
По колено была нам в болоте вода.
Словно в сказке – герои её дураки –
Покорялись как царства нам все чердаки.
Посмотри, в небо, словно кoвёр-самолёт,
Колыбель улетела в последний полёт,
Или древней ладьёй уплыла по реке,
Лишь осталось кольцо от неё в потолке.
Но ни с неба, ни с берега нету вестей.
Дом наш старый давно не встречает гостей,
Он остался в том мире, где память живёт.
Я, проснувшись сегодня, услышу его
И заплачу, что нет под ногами земли,
Где подсолнухи ярче, чем солнце цвели...
Как кукушка в малине, под первой звездой,
Нас пристроила жизнь в неродное гнездо.
ДРУГ ЗА ДРУГОМ
Такую, как была, уже не встречу,
Лишь в памяти хранится старый дом,
Где прежним остаётся только ветер
Да сено с перекошенным горбом.
Соседские берёзы поредели,
А как шумели первою листвой!
Я больше не встречала, в самом деле,
Весёлости взъерошенной такой!
Порог скоблили, чистили ножами,
Топили печь... Так было много лет.
Хозяина недавно провожали,
Берёзы – есть, а кто сажал их – нет.
В развалинах весною птицы вьются,
Фундамента шершавый лоб суров.
Но семена настойчиво пробьются
Сквозь неподъёмность каменных основ.
Так жили здесь без лишних проволочек,
Влюбляясь, провожая насовсем,
Встречая вновь, сынов рожая, дочек,
И не стесняясь, что живут как все,
Что друг за другом уходили просто,
Одной дорогой – ею жизнь и мерь –
От старого до нового погоста,
Он широко раскинулся теперь...
МАЙ 2020
Дремлет май, окутанный болезнью,
Не несём портреты мы солдат.
Глядя в безымянные созвездья,
Липы окрылённые стоят.
Ты холмиста от родных надгробий,
Плачь навек и навсегда ликуй.
Болью отзовусь внутриутробной,
Что к тебе приехать не могу.
Ты молчишь, и слышу издали,
Через море, что лежит меж нами,
Как седые холмики земли
Воскресают вместе с именами.
Буйна кипень белая в саду,
Самолёты в синеве затихли.
По земле совсем чужой иду,
Но навстречу мне – Иван да Тихон!
Раны ваши с вами разделю,
Перевив пурпурным переплётом.
В дальнем незапамятном краю
Ищут Якова Иван да Пётр.
ВЫЖИТЬ БЫ
Выжить бы в век безумного святотатства,
слышишь ли наши молитвы, Отец Святой?
По двору май в инвалидной коляске катится,
в детской кроватке спит сиротой.
Разве не слышишь, мы всё ещё склонны к песням,
вдовьим, сиротским, копаясь в земле, поём.
Ты отхлестай прутом, дубиною тресни,
Если забыли о Слове Твоём.
Не притворюсь я мученицей, не стану
волосы рвать на себе от немоготы,
с братом солдатиков на табуретке расставлю,
рукой недолюбленной сироты.
Только б обнять ещё раз тот май руками,
песней остаться у баб на слуху...
Выжить бы, пылью под сапогами,
птицей, рассыпавшейся в труху.
ДЕД
Герой в летах, в сединах бороды,
Идёт по кромке вспененной воды,
В камнях свои прокладывая тропы.
Тут остановит берег, там – пейзаж.
У дедушки давно «пейзажный стаж»,
Да только чаще был пейзаж окопный.
Как будто в латах, в космах он седых,
И, слава Богу, ходит на своих,
И всё ещё как будто на подхвате.
Проверку полигонами прошёл,
И в лёгких воля дышит – хорошо!
- Ах, что там? Пропуск? Маску? Справку?
- Нате!
За маской седины не прячет дед.
Безропотно потёртый документ
Протянет, как протянет ветку тополь.
Он отстоял когда-то Севастополь,
Да вот на пропуске о том печати нет.
Ну, нет так нет. Потрёт карман тугой.
...И камешки под дедовой ногой
Хрустят, как внуки сахарным печеньем
Хрустели, и когда-то развлеченьем
Из дедовых карманов извлеченье
Его казалось. «Деда, дорогой!..» -
Всё слышится, как камешки с откоса...
И всё ещё как будто в жизни сносно,
И нет потребы жизнь сложить другой.
* * *
Одеяльная волна
И подушковая пена.
Я тебя сейчас одену,
Плюшевого дам слона.
Ладушки-ладушки –
Отплывает лодочка,
И душистые кружочки
На подушке лишь от щечки...
Ручку двери повернёшь,
В лифте кнопочку нажмёшь...
Я и верю, и не верю –
Ты высоты достаёшь!
Нет, не дверь – ворота в сказку,
Где корабль расписной,
Без оглядки, без опаски,
Понесётся за весной.
Слон, не плюшевый, живой,
Уши схожие с волной,
Радугу крутую держит –
Семицветную надежду –
Над тобой и надо мной.
Рядом я с тобой иду,
Вслушиваясь в мягкий топот.
Во дворе ли, во саду
Ты ныряешь в птичий хохот.
Смех твой знаю наизусть.
Ты плывёшь совсем неплохо!
В небе птичья суматоха:
«Раз поплыл, теперь – не трусь!»
ЛЕДЕНЦЫ
Подели леденцы – потекут по
ладоням: дилинь-дилинь.
Детский смех – ливень густой,
Мальчишеский топот – как ореховый хохот;
Грызть орешки – и не грустить.
Пешком до опушки – конфеты в горсти. Угости!
И гаснет заря, леденцово блестя,
И тает август, тугой карамелью по елям стекая.
По ладоням стекает лето, стеклянно дробясь.
Брось одну драгоценную
каплю, клейкую – кликнет кукушка, и – две
остальные стекут.
Вот – лето несут,
В коробочке от леденцов. Окрести,
Что осталось в горсти да подели.
И тогда – ещё семь коробов наберёшь.
С тем и пойдёшь.
* * *
Мы уходили дотемнагулять,
Пока вы были, как всегда, при деле.
Теперь мы можем смело вам сказать:
Спасибо, что тогда не доглядели.
На край села – да разве это край!
За старым домом балка с ежевикой...
(Ты хоть сейчас о том не причитай.
Ты и сама ведь к странствиям привыкла).
Ведь мы же «по делам», не от балды!
–Уж слишком долго на селе затишье!..
Ты лучше вспомни «райские сады»,
Через плечо – ведро для дикой вишни...
Мы счастье получали не взаймы,
Весомость дней и невесомость в теле.
Варенье, осы... и летели мы –
А ведь и правда, мы тогда летели.