Антонина Белова. Время не виновник. Стихотворения. – М., «Академия поэзии», 2023. – 112 с.
Марина Цветаева, возражая Георгию Адамовичу, писала, что настоящий критик должен прочесть всё написанное поэтом, иначе он не сможет проследить эволюцию его письма от начала творческой деятельности. К сожалению, у современного критика такой возможности, как правило, нет. Либо она есть, но нет времени прочесть «с нуля» абсолютно все книги поэта, чьим творчеством он заинтересовался. Поэтому я люблю рецензировать книги избранного, выстроенные хронологически, с датировкой стихотворений. Это даёт возможность изучить то, о чём говорила Цветаева, но как бы в миниатюре, в сжатом варианте. Новая книга Антонины Беловой именно такова. Мы видим, что в начале своего творческого пути Антонина находится под влиянием творчества Анны Ахматовой. «Чётки» – так называлась одна из ранних книг Ахматовой. А вот строки Беловой 1981 года: «Словно чётки, дни считаю / И молю тебя – приди! / Но морозной, жгучей стаей / Холод тешится в груди. / Умолять всего напрасней, / И особенно в любви – / В кожуре гранат прекрасный, / В немоте слова мои, / Словно лалы, жгут, играя, / Но огня не увидать. / И по-прежнему чужая, / Только строгий чёток ряд». Можно подумать, что это стихи Ахматовой. И только гранат и лалы прозрачно намекают нам, что дело происходит не в туманном Петербурге, а где-то на солнечном юге. В Петербурге, как известно, гранат не растёт. И действительно, у Антонины Беловой действие происходит на Северном Кавказе.
Конечно, неверно полагать, что все без исключения ранние стихи Беловой написаны под чьим-то влиянием. Первые пробы пера тем и хороши, что чередуют заимствованное, но пропущенное через сердце, и своё, найденное, выстраданное. Так формируется почерк поэта. Но и стилистически заимствованное может быть настолько хорошего качества, что внутренне отвергать это нельзя. Например, у Арсения Тарковского уже в зрелом возрасте написано много «мандельштамозависимых» стихов, на что указывает в своих воспоминаниях Анна Ахматова. Но это не отменяет их качество. Что же касается основного короба стихотворений Антонины Беловой, то они, на мой взгляд, написаны в традициях Серебряного века русской поэзии.
Бросается в глаза пассионарность, художественная одарённость Беловой. Стихи памяти отца она пишет белым стихом. И мы понимаем, что рифма – дело жизни, а не смерти. Смерть, в переносном смысле, ни с чем хорошим не рифмуется. По стихам поэта всегда можно распознать его пристрастия и даже черты его характера: «Это небо тихой радости – / летний солнечный батист, – В нём ни горести, ни сладости, / в нём покой как белый лист, – ждущий замысла и промысла, / откровенья высоты, / глубины святого помысла / и сердечной чистоты. / А земля у дня стоокого, / помня солнца жгучий зной / прямо с берега высокого / просит влаги ледяной, / и в моё окно вагонное / льётся, льётся тихий свет, / открывая всё бездонное, / то, чему названия нет…». В этих простых, незамысловатых строках – душа поэта. «Душа моя – птица в инее», – говорит Антонина. Во многих стихотворениях Беловой мы встречаем «тишину» и «покой»: «И станет тише тишины / Во мне покой, и смолкнет воля». Безусловно, это «христологическая» поэзия. Есть люди, которых перенесённые жизненные испытания не только не ожесточают, но и, наоборот, делают человечнее. Верующий человек полагает, что все трудности – его личный крест, и нужно нести его по жизни с достоинством. Всё это есть в стихах Антонины Беловой: «Терпи, терпи, всё стерпится, / не у тебя одной…».
В прошлом веке творческих людей делили на физиков и лириков. Считалось, что учёный не может написать хорошие стихи, – дескать, иначе он бы писал стихи и не пошёл в науку. На примере Антонины Беловой я лишний раз убеждаюсь, что это не так. Антонина – кандидат филологических наук, и в её стихотворениях часто слышится эхо классиков. Например, она говорит «низкие истины» – и мы сразу вспоминаем Пушкина: «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Конечно, науку и творчество можно совмещать. Однако научный стиль письма не должен проникать в поэзию – и тогда у автора всё получится. Когда учёный пишет стихи, получается своего рода «билингва» – язык науки и язык поэзии.
«Возьми свечу, согрейся / Её живым теплом, / И пусть больное сердце / Не усомнится в том, / Что, догорев до края, / Над бездной жадной тьмы, / Она горит, живая, / Хоть и не видим мы». Свеча Антонины Беловой напомнила мне звезду из стихотворения Иннокентия Анненского: «Не потому, что с ней светло, а потому, что с ней не надо света».
Игорь Меламед разделял авторов, которые самоутверждаются в творчестве при помощи своего оригинального стиля, и представителей «благодатной» поэзии, которые нигде не выпячивают своё авторское «я». Личность поэта не должна довлеть над произведением, считал Меламед. Многие стихи Антонины Беловой отмечены такой лирической благодатностью. Хочется отметить особо такие её стихи, как «Наплывает, как сон и день…», «Как раковина без жемчужин…», «Ты помнишь настоянный воздух Мисхора…».
Где-то на рубеже тысячелетий лирика Антонины Беловой становится религиозной. Нет, женские романтические стихи не уходят, но над ними ощущается некий взгляд свыше. Божий крест, сброшенная ноша – это для поэта не просто слова. Её лира – «строгая и чуткая». Многое пережито и преодолено: «И какие б ни ждали дороги / На земных и небесных путях, / И в каких бы ни бились сетях, – / Мы молитвенно встретимся в Боге». Судьба у поэта – не лёгкая, но слово помогает утишить душевную боль: «Живу и плачу, плачу и живу», – признаётся Антонина. Душа человека, согласно Беловой, «немощна и властна». Звучит как парадокс. Но в таком противопоставлении есть своя логика: человек порой властен именно по причине немощности.
Поэтика Беловой рубежа веков меняется не сильно – но в стихах чувствуется духовный рост. Форма остаётся прежней, но меняется содержание: «Ветшает тело, бодрствует душа. / Она томится в келье этой тесной – / Ещё живой, но бренной и телесной, / Что точит смерть с рожденья не спеша». Это уже взгляд на мир верующего человека: «И истины, высокие и низкие, / Все меркнут пред Тобой, Господь».
Антонина Белова опоэтизировала своё имя: «Моё имя меня хранит, / В нём и музыка, и гранит. / Равновесие весом в море, /Расплескавшееся во взоре. / Прочный сплав глубины и звука, / Где лишь И – тетива у лука. / Плечи Тэ, как атлант, тверды – / Дар небесной им высоты. / Эхо дразнят три звонких Эн, / Вечно жаждущих перемен… / Якорь, помнящий сердца стук, – / Тонет О от сердечных мук. / Но спасает, как в бурю плот, / Ясных А безупречный ход. / И зеркальность конца в начале / Все оттенки собой венчает. / Тайна имени как судьба – / Круг бессмертный от А до А».
Антонина Белова любит живопись и музыку. «Музыка не знает зла», – говорит она. Конечно, с этим утверждением можно поспорить, приведя, к примеру, музыку Шостаковича, в которой композитор рассказывает о нашествии фашистов и конечной победе над злом. Но я понимаю, что имела в виду Антонина. Скорее всего, её утверждение не касается конкретно какой-либо музыки, – оно метафизично. И в этом смысле искусство, изображая порой и зло, само по себе, безусловно, зла не ведает. Такова, конечно, и музыка стихов Антонины Беловой.