Александр Самарцев – поэт, более доверяющий звуку и пластичности стиха, чем смысловой определённости. Он уверен в том, что читательское сопереживание возникает на самом эмпирическом уровне восприятия текста. Нравится или не нравится – главный критерий восприятия. Так зритель в художественной галерее рассматривает картину, не задумываясь о возможной её содержательности, сюжете, художественных приёмах живописца. Он вникает в картину, ещё до конца не сознавая, что она нравится ему, и объяснить природу этого чувства даже не пытается. А в картине, как и в стихах Самарцева, присутствует драматическое художническое мировидение, волнующее зрителя.
Д. Ч.
НОСТАЛЬЖИ
Не так сидим Свобода не одета
Контрольный в пах Добавки не хочу
По кругу нахлебались «Амаретто»
и взрыв домов отпустим стукачу
Он будто бы из рексов но щенёнок
у стаи на крюке служивый нюх
в боях без правил ею освящённых
счёт как Сизиф вновь не дополз до двух
Антракта ждать гражданcкой перебились
и лишь реклама зрит бюджет отбив
чем снять с губы рентгены ранних Биттлз
а с крестика – заклятие крапив
* * *
Не выстроишь без веры храм,
пушиночки не сдуешь даже,
ребром зияя о пропаже,
он весь в тебе и он – ты сам.
Философическая ломка,
вопросов гордый сухостой,
где порвано, там снова тонко,
спасибо, стало быть, живой.
А вера до седьмого пота,
до неба, схожего числом,
нас любит или мы кого-то –
спасибо, если не поймём.
НЕСКОЛЬКО БРЯНСКИХ НАЗВАНИЙ
Цветики глухонемые под затейливый навес
распрягли-угомонили Новозыбков ли Трубчевск
высоки заборы Злынки а косынки до бровей
в наши спины ахни-зыркни да и вёдра не разлей
Через улицу табличка дубом сжёвана – молчок! –
раззудится ль землянична однова из трёх дорог?
Не из омута ль в солому – Русь куда же ты стоишь?
к дождевому лету злому жмусь как срезанный спорыш
бегством сам же и кусался совесть муча нараспах
что законная русалка заплутала в трёх словах
меж замками на сараях и рыданьем на кресты
обручальное срывает сургучом до пустоты
Почеп моет жжёт Унечу а Путивль под образа
если нечего колечку вновь ловить зачем нельзя
градом яблонным умаслить говорливую родню
и проститься тотчас наспех без оглядок но продлю
руку дядьке чьи медали машут с кителя смеясь
потому как воевали за поруганную связь
Мы ещё почти похожи лепестками с глаз долой
...Буйный стебель вдвое сложит георгин глухонемой
* * *
Трясся через поле хлещут стебли
шина смякла порваны штаны
Был бескостным — позвонки ослепли
а срастёшься все тебе должны
От людей вдали но возле Рейна
уломаем пару шестерён
цепь принять обратно боль ничейна
звёздный путь волхвами заметён
Их дары – наш орднунг хаос – он же
руки в масле хоть елей не тот
Расставаться с тем кому я должен
средство знал но и оно пройдёт
* * *
И ты Москва кассирша ли сноха
посольская а в праздник ментовская
то Саския то крестница Мазая
Сейшелы середь вежливой Саха
турецкими фонтанами встречая
По этим брызгам буду напылён
как бы под монастырь слепая Ванга
Кремль локотком перепихнув с икон
на мрамор мутной зелени Сбербанка
где пенсию ждала ждала Манон
перебежав с вокзала на вокзал
ушибленный о Красные ворота –
кто плиткой здесь платформы расшатал
промёрз до них взведён с полоборота?
Вход перекрыт авария добротна
Два времени курс рамочный блюдя
сошлись для безлимитного битья
а может и не два граница стёрта
вне подозрений лишь Пилат и я
да голова на блюде у эскорта
Под окнами разборка спать не даст
арбатские Черёмушки виражны
всё тот же только в профиль ветер жажды
ну разве что чуть вежливей скуласт
узнай меня смахни пушинкой с глаз
ЗАРОСШИЙ ХРАМ
В бочку с дождливой плесенью капнули купола
тяжесть накуролесила нежность не извела
верх ли просверлен бомбою сланцево голый пол
но с лебедой бездомною кто заодно привёл
пламя родства к угрюмейше гордым надбровьям стен
кто же всем этим умершим плакальщик и рентген?
Каменец Кодня Коростень – тесен стручок имён
из говорливой поросли я в брехуна клеймён
а высоко ли плохо – молния взвидит грязь
Встали расколы во поле не по лозе виясь
не бородёнкой пращура меряя жирный шаг –
спящий иди на спящего войны давя в кулак!
Всё из него калечится всё полыхает сном
за голубиной нечистью светлая пыль – подъём!
и к Вознесенью сватая с гарью сердец елей
вспрянь светотень хвостатая жалом отяжелей –
сорваны с бочек обручи сладко под скрип взрывной
плыть как распутья отчие щеки набив травой
ДЕФОЛТ
Не было б счастья, да вот несчастье –
доллар подпрыгнул – ни в грош алтын.
Август расслабленный – верх безвластья,
он и украденных нас отмыл.
Влажным ремонтом искрит проводка
и лисёнок мечется по цепи
по-над безнебьем, с которым кротко
или геройски – но потерпи
* * *
Разогну «ГУЛАГ» а пленки твердые –
в неотвязном ужасе пропал
Отдышусь с наполненными вёдрами
Жги Господь! Но где же твой напалм?
– Оля! Это кончится когда-нибудь?
– Кончится когда себя простим
русские одной ногою на небо
а другою – с йогой и Толстым
– Расшифруй нам: как это? – потребую, –
даже храм по самый крест в крови!
– Мне за Ярославну Жанну Дебору
дать ответ? Не знаю Не трави!
...Вот и вносят в список под копирочку
(не дотянешь и до тридцати)
Русские ну где ж нутру-Горынычу
наше прометейное прости?
Той веранды сжеваны прикопаны
отклики на зарево-салют
сомкнутый потоп над фотокопиями
срок за отрицанье не дают
Беглою усмешечкой кощеевой
вторя этим водам тенево
даже и не проклято прощение
Бедное! Отпустим и его
* * *
Накрыли Зюрт летучие кремли гроза побед в бурьяне да в крапиве
Пей за троих и смехом их клейми от гордости какие мы плохие
Есть повод затесаться в хор светил давить на кнопки тёртого баяна
кто всех зазвав раскаянно влепил святую легкость сам не без изъяна
Подсаживались молнии к столу – валькирии меж замертво спасённых –
Юраня обнял музыку свою на весь субботний жертвенный посёлок
Мстить мстить развалу сердца полным ртом слёз давленных во здравие озона
его же ненасытно и порвём за всю отсрочку – пусть бы и законна
ИЗ ТРИПТИХА ПАРЩИКОВУ
II
Экскурсанты на мост – в кадре Кремль с трояка
Всем спасибо! И вам – абрикос-курага
и режиму что нас во врагах отключил
(по числу этих лиц не хватает личин)
Как с Поклонной в подзорной трубе Бонапарт
умирает от гордости вид-водопад
– кольца мрака чешуйчатых башен штырьки
где у нашего LEGO прицелы крепки
Желудями куражится древо бабла
вот и мы из берлоги нон-стопом бла-бла
сладок ил на развес а мятеж бородат
свет в туннель бумерангом вернёт газават
Щелкни власть от купюр и раздай торопясь
если завтра убьют если в спину «атас!»
мы стояли вот здесь мы летели стоймя
для истории бред но по скайпу семья
...Остановлен затвор Испаряется плоть
Зябкий ветер улыбок замазать сколоть
со звезды на штырях чей колодец кровит –
нас проявит не скомкав трояк-неликвид
СКВОЗЬ МОРОСЬ
Под сеткой капель барабанных
из башни танка оккупант
чуть вылез – кто его забанит
и спросит правды ищешь брат?
Сыночки что же вы творите!
Cъешь пирожков пока теплы!
Он с перепугу выйдет в Твиттер
или в запас из-под полы
Натащим прутьев сгрудим доски
зарядимся душить по-свойски
приказ повисший на крюку
о штурме под кукареку
Всё перепутается вскоре
а может что и никогда
зальёт искусственное море
столицу гиблого труда
Блесни ж остаток малый сушей
с той моросью плечом к плечу
заразе капельно-воздушной
спасибо вырву и прощу
из «ТОЛЬКО СЛЕД»
...Так – на колено руку бы – летели
ты за рулём я справа – сквозь билборд
нет времени времён от колыбели
не для комфорта стольный град упёрт,
империя двойным витком совьётся,
тебя колечко выбрало – примерь,
смелее только золото потерь,
а за чертой рекламного несходства
Поленов двор, вахтанговцы-гусары,
шмели на шпагах, с попугаем клеть –
привычно без очков глаза усталы,
джульеттиному в них не обмелеть –
ещё жаднее нас навеки двое
по росписям стены снесённой Цоя,
целёхонькой бок о бок несмотря
под явный перекос в прилив-отливах
Евангелия от нетерпеливых,
есть странные слова «зато» и «зря»,
кто сверх кого герои – может вы их
лишите, наконец, календаря