Григорий Марговский – человек резкого жеста. Таково и его творчество. Он не хочет и не может вести речь на полутонах и если высказывается, то совершенно прямо, что многих раздражает. А между тем, стихи его – при всей жёсткости интонации и непримиримой публицистичности – порождение лирической исповедальности. Слово и звук у него очень точные, образность яркая, ирония и самоирония выразительны. Темперамент зашкаливает. Поэзия.
Д. Ч.
ПУШКИНИАНА
Познать, бывает, вознамерюсь
Все виды счастия подряд:
В Испании глотаю херес,
А в Греции – густой мускат;
С восточной девой под сурдинку
Греха усладам предаюсь,
Ласкаю пышную блондинку,
С печалью вспоминая Русь;
В изгнании, меняя страны,
Ремёсла и отважных жён,
Потею, бороздя барханы,
В бадью сигаю, обнажён;
Пред арфою благоговею,
На светских раутах хамлю,
Где пейсы оборву еврею,
Где бомбой пригрожу Кремлю;
С учёным мужем про Арахну
Судачу, интернет кляня,
Да вдруг по Мекке шандарахну,
Пришпорив резвого коня;
Играю в покер и в рулетку,
Коплю ракушки и значки,
С ватагой мчуся в кругосветку,
Сдыхаю в подполе с тоски;
Кропаю оды, эпиграммы,
Поэмы в пятьдесят страниц,
Тибетского послушник ламы,
Ямайских конфидент блудниц;
То мёрзну, подбивая шпалы,
То жру икру в особняке –
Брюзгливый, бодрый, исхудалый,
В «чероки», с брюхом, налегке...
Для битвы есть, для поцелуя
И страсть, и в голосе металл:
Затем, что просто жить люблю я
И с детства Пушкина читал!
Из цикла «ТЕТРАКАТРЕНЫ»
ПРОМЫСЕЛ
Всё, Господи, продумано Тобой
До мелочей, не зря и край обрыва
Ты оживляешь ящеркой рябой,
Следящей за кузнечиком игриво.
А этот венценосный серпантин,
Закрученный арбою изнуренной
К расплавленному золоту лавин,
Белеющих поверженной короной!
Всё выверил своим аршином Ты,
Сообразуя с сущностью пейзажи
Саванны иль суровой мерзлоты
В круговороте купли и продажи...
Шуршит, за лето выгорев, трава,
Обманута судьбой, душа немеет,
И даже вечность, что всегда права,
Твои деянья обсуждать не смеет.
РАЗНИЦА
Москва – такая впадина большая,
Куда рекой текут и нефть, и газ,
Там варятся скандалы, разрешая
Насмешливо пошикивать на нас.
Там, одного куратора проекта
Меняя на другого впопыхах,
Жужжит с утра забористая секта,
Что твёрдо разбирается в стихах.
А здесь у нас то призрак суховея,
То прерии пылят под стук колес,
И с шёпотом растерянности: где я? –
Из трейлера высовываешь нос...
Но здесь поёт диковинная птица
С не менее диковинных ветвей,
И можно наконец уединиться,
Доверившись просодии своей.
ИЕЗАВЕЛЬ
Плод манго на столе порозовел,
И из него сочится мирозданье.
Все выходки твои, Иезавель,
Пророками предсказаны заране.
Но там, в окне, отчаянье пруда
Целят волшебно лилии соблазна:
В миг сладости невелика беда
Нечестие, и ты со мной согласна!
Что жертвенник, когда, за гибкий стан
Обняв тебя двумя крылами сразу,
Я верю в святость разнопланетян,
Приблизивших вселенную к экстазу?
Зарядит дождь – и, каплею упав,
Как будто дети пляшут на батуте,
На лепесток одной из тех купав,
На бездыханной кончится минуте...
ПОЕЗД
Так хочется поговорить про поезд,
В котором мчится юный пассажир,
Он курицу с варёною крупой ест
Над книжкою, зачитанной до дыр.
Эй, машинист и кочегар, ускорьте
Движение в оазис тёплых стран!
В Геленджике закрутит он на корте
С цыганкой Клавой бешеный роман.
А на экране то Лорен, то Дитрих,
За три копейки с бульками сироп,
И юности чужой, ползущей в титрах,
Фуражкой машет старый остолоп...
Корёжит рельсы торможеньем резким,
Свет меркнет в наступившей тишине,
Так хочется поговорить, да не с кем,
Лишь чей-то пыльный вензель на окне.
СЦЕНАРИЙ
Младенец спит у мамы на плече,
Зажмуря глазки, лепестка нежнее.
Что снится крохе? Капля на свече?
Велосипед в извилистой аллее?
Иль прозревает отрочество он
И юность предстоящую? Застолье
На Рождество? Поездку в Гранд-Каньон
С хохочущим приятелем по школе?
Объятья хрупкой леди в «Шевроле»?
Экзамены в Вест-Пойнте? На бархане
Зацветшие так пышно в феврале
Кустарники? Заката полыханье?
Ракету неприятеля, сквозь тьму
Стенания, зрачок застывший карий?
Что предвещает будущность ему,
Безвинно вовлечённому в сценарий?
ПИАНИСТКА
Зайдя в одну манхэттенскую церковь,
Заговорил я с девушкой: война,
Судьбу её нещадно исковеркав,
Была талантом дерзким сражена.
В углу стоял рояль, и тонким пальцам
Легко давался огненный прелюд.
Порой необходимо стать скитальцем,
И свет небесный ангелы прольют!
Сжирала деньги жадная аренда,
Изгнание тянулось по часам.
Застыли мы: адажио, крещендо,
Как можно так играть, не знаю сам.
Вдруг мать её, расслышав песню эту,
Воскликнула беззвучно: «Тбилисо!»
А я простёрся ниц, обняв планету,
В слезах благодаря её за всё...
ЧИТАТЕЛЬ
О, Господи, услышь, как тяжело!
Ни дар не помогает, ни харизма.
Всем правит в эмиграции бабло,
На родине разгул патриотизма.
Химера славы гробит мастерство,
И выскочек порука круговая
Швыряет остраконами в него,
Коммерцию с тусовкой воспевая.
Толкает ресторанный пустобрёх
Невнятицу обрюзглым идиотам;
Орава подхалимов и пройдох
Продажным восторгается сексотом.
Прошу Тебя, останься же моим
Читателем единственным, последним!
Чем буду я взыскательней любим,
Тем дольше не поддамся этим бредням.
ВОСПОМИНАНИЕ
В проулке за Елоховским собором
Беру я с чебуреками сто грамм,
И крохи достаются краснопёрым
Порхающим безвредно снегирям.
Хрустальное на берегу ли рощиц
Потрескиванье, или в снегопад
Разлапистые па регулировщиц,
Чьи валенки казённые скрипят?
Оглядываюсь: очередь, скользота
И пыжиковых шапок маскарад,
«Вечёрку» мне протягивает кто-то,
Бенгальские троллейбусы искрят.
Под варежкой кургузой неразменен
Пятак, прибережённый на проезд,
И важно представляется: «Арбенин»
Жених одной из святочных невест.
СТЕНА ПЛАЧА
Святилище разрушено к беде
Народа Книги, сломленного горем,
Фундамент лишь белеет кое-где,
Служа благословению подспорьем.
Великий наш поэт бен Галеви,
Рыдая, заплатил большую цену,
Сам Иисус, твердивший о Любви,
Въезжая в город, видел эту Стену.
Доколе ж вам, о, Запад и Восток,
На пятачке сшибаться ради славы?
Пророчество услышьте между строк,
Смягчите ваши гибельные нравы!
Стенающий от родины вдали,
Оставьте, повторяю я упрямо,
Создателю и неба, и земли
Хотя бы это основанье Храма!
КАМЕРТОН
Замкнуться в комфортабельном мирке
И разбирать наследие – ну, скажем,
Того, с кем долго был накоротке
И с каждым новым постигал пассажем.
Иль, если уж в политику встревать,
То подвывая дюжим троглодитам,
К казне не подпуская ни на пядь,
Чтоб в голодуху оставаться сытым...
Но нет, поэт! Лишь правде ты свояк
И бедности: плюя на госструктуры,
Не извлекаешь выгоды из драк
И трупный яд не пьёшь из синекуры.
Всеобщий смысл присущ твоей судьбе,
И тем верней ты подлинному звуку,
Чем больше сострадания в тебе
К бесчестно обречённому на муку.
THE WESTPORT ART GROUP
Я вспоминаю группу двадцати
Художников, мой восемьдесят третий:
Чтоб Малую Грузинскую найти,
Я исходил всё прошлое столетье!
Хоть было им творить разрешено
В своей неподражаемой манере,
Бухали в меру, мыслили темно,
Испытывая к трону недоверье...
И ведь недаром: власть их предала!
Маразм бровастый, лысый иль в погонах –
Без разницы... Печаль твоя светла,
Читай теперь о взятках миллионных,
Что в виде интеллекта всем подряд
Отчизна раздавала, и картинки
В прибрежной галерейке, седоват,
Рассматривай неспешно по старинке.
ВЫВОД
Годами прохлаждались в ЦДЛ,
Пирожное жевали, губы в креме,
Судили Осташвили под раздел
Посёлка графоманского и премий.
Один бухал и с прикусом острил
Весьма ложноклассическим, другая
В шиньоне прорицала из шиншилл,
Концлагерем в Силезии пугая...
С тех пор немало утекло воды,
Я понял, что пахать – большое счастье:
Строгая брус иль пестуя плоды,
Рыбацкие перебирая снасти.
Включу TV – всё те же и про то ж,
И, на груди рванув шершавый тельник,
Свирепо гаркну в прорву этих рож:
«Торговка! Пустомеля и бездельник!»
КОМПАРАТИВИСТ
«Мой деверь тоже компаративист, –
Она вздыхает, – корифеем ЛГИТМиКа
Считался. А теперь засох как лист.
Кому сдалась классическая ритмика?..»
Что ж, это правда. С лязгом шестерни
Вращаются. Я сравниваю с Вест-Портом
Нью-Бедфорд и бесплодно трачу дни,
В делах марьяжных притворяясь экспертом.
Или экспертом... Карты спутал смерч,
Царит повсюду ударений вольница!
А кто-то от ПЕН-центра ездит в Керчь.
Когда ж поэта чаянья исполнятся?
Судьба, верни регалии – жюри
Хочу возглавить в честь барона Врангеля!
Пиджак мне чесучовый подари!
Позволь в ЧК преподавать Евангелье!