Кунвар НАРАЯН (1927 – 2017)
Кунвар Нараян – нетипичный и ни с кем не сравнимый классик современной поэзии хинди. Он также автор рассказов, статей, эссе, переводов европейской поэзии. Это фигура, выходящая за рамки литературных направлений, которые он перерастал за время своего творческого пути. В его стихах удивляет сочетание многослойности смысла и мягкой, неброской человечности и теплоты.
Растрескавшиеся сны
На одном увлечении держится мир:
это та гибкая покорность рассудка жизни,
что до обретенья веры
не дает умереть призрачному «я»,
до узнаванья цели
существованью не дает застыть без сил...
Конец – тот миг, когда умирает вера,
когда неукротимая чародейка-майя
раны сердца срастить не может.
Врытые в землю мраморные столпы,
державшие чье-то небо,
пали...
Тени лились ручьями на упрямо зеленеющую траву
что всегда, взойдя, окружает
павшие минареты, погосты, руины и иное…
чей колыхавшийся прилив
унес великолепье стольких царств.
Так как же не признать,
что лишь растений мир бессмертен,
всегда селившийся в былых разломах времени, –
тот, чье долгое присутствие
неоспоримо в поднебесных чертогах наших снов...
...не то что мы, люди, – те,
кому каждый миг нужен какой-то мир.
Свет[1] в комнате
Ветер с дверями всё спорили,
стены всё слушали.
Свет молчком на стуле сидел,
из шерсти лучей всё кофту вязал.
Вдруг, вспылив отчего-то,
ветер двери звонко
залепил оплеуху!
Загремели окна,
подскочила газета,
книги застыли, разинув рот,
кувшин с водой рухнул на пол,
стол выронил ручку из рук.
Свет встал и, не сказав ни слова
вышел из комнаты.
Вечером, вернувшись, увидел:
после шумной свары в доме так тихо...
Потянувшись, упал на кровать,
лежал и всё думал о чем-то,
думал долго, невесть когда заснул...
Открыл глаза – а уже утро.
Близ Кутуб-минара[2]
Вообще-то вполне чётко по порядку стояли
все факты в моей голове
что есть в каждом городе
свои древности и новинки
свои площади, перекрестки, простые и главные
улицы
девушки и юноши
река мосты сады парки
трудности и удобства
общее и особенное
свои крепости дворцы
музеи галереи театры
о своих писателях художниках кинозвездах
и мучениках бессмертные легенды
свой эпос, войска, водные и воздушные гавани.
Вполне ясна была в моей голове
каждого города географическая и историческая карта
как вдруг однажды
пока в зоопарке Лакхнау или, может быть, Кракова
я кружил, в голове моей закружилась
карта целого мира
и целая история человечества...
В каком я времени?
Откуда я пришел? В каком я городе?
В Праге Кафки
в комнатёнке по номеру 22 в Золотом переулке?
Или на улочках Венеции?
Или в Баллимаране[3]?
В пышных дворцах Габсбургов?
Или в замке Вавель[4]? Или в Диван-е-кхас[5]
в Красном форте?
Вернулся обратно – и увидел
у гробницы Хумаюна[6] или, может, близ Кутуб-минара
как новая загадка Амира Хусро[7] скрепляла в родословной искусств еще одно звено, что не слезами, утешеньем казались.
Звонок
Зазвонил телефон
Я сказал – меня нет
повернулся на другой бок и уснул
Зазвонил дверной звонок
Я сказал – меня нет
повернулся на другой бок и уснул
Зазвонил будильник
Я сказал – меня нет
повернулся на другой бок и уснул
Однажды
позвонила в дверь мою смерть...
заторопившись, вскочил –
я есть – я есть – я есть
смерть сказала –
повернись на другой бок и спи.
Ты начинайся
Ты начинайся – событием
я запомню
первый акт, пролог
Ты говори – звуком
я услышу
первое слово – как родилось
ты смотри – какой-то сон
я сотворю
первую грёзу – одно творение
ты пиши и уничтожь меня
я буду писать и утверждать
раз за разом тебя – ту мечту, что больше жизни.
В парке
В парке посидел немного –
было хорошо
под деревом в тенёчке нежиться
было хорошо,
с ветки упал листок
листок про себя
подумал «пора мне…» – и это
было хорошо.
Незадолго до наступления темноты
Незадолго до наступления темноты
на мгновенье
подойдя к моим дверям
остановилась она –
из косых перекрёстных полос света сотканное
будто озорная бабочка, тело –
образуя с моим взглядом
идеальный прямой угол
«добро пожаловать» не успел я сказать:
она даже на столько не задержалась
там, где не так сгустилась повседневность будней,
так непрозрачна не была действительность, –
там ее тела мерцание казалось
неземным, как душа
не знаю, в каком порыве это чудо
ненароком назвал я – любовь…
Ничего особенного. Просто
в ещё отмеренное мне время
хотел прожить я
еще одну коротенькую жизнь
ради какой-то огромной мечты.
Канатоходец
Играет им самим же игры его каприз,
Его с высокой крыши стряхнуть пытаясь вниз
Закованные ноги и руки в кандалах
По краю крыши жизни опасен каждый шаг
Старик-канатоходец последний в жизни раз
На тонкий трос ступает, дрожа под сотней глаз
Ей жизнь почти вверяя, у Смерти на виду
Он в точке равновесья сосредоточил дух
Зажмурившись, беззвучно воззвал к своим богам
Внезапно, кончив мантру, исчез из виду сам
Внизу весь переулок застыл, разинув рот,
Глядеть, как вниз с каната лишь цепь его спадёт
А облачко из пара ползёт не торопясь
Чтоб небо ровным шагом пройти, не оступясь.
[1] В оригинале свет – dhuup – существительное женского рода.
[2] Кутуб-минар – одно из исторических зданий Дели, минарет, выстроенный в честь Кутб-уд-дина Айбека, возглавившего в 1206 г. едва основанный Делийский султанат.
[3] Баллимаран – старинная улочка в Старом Дели, близ торгового района Чандни Чоук. Здесь в XIX в. жил великий поэт Мирза Галиб (1797–1869).
[4]Вавель – одна из исторических достопримечательностей Кракова.
[5]Диван-э-кхас – «зал частных собраний» Могольских шахов в ЛалКила – Красном Форте Дели.
[6]Хумаюн (1508–1556) – второй из Великих Моголов, сын Бабура.
[7] Амир Хусро Дехлеви (1253–1325) – великий суфийский поэт, музыкант и учёный, жил и умер в Дели. Творил на фарси, арабском и т.н. «хиндави», предшественнике современного, предшественнике современного хиндустани. Поэзия Амира Хусро славилась далеко за пределами Индии, по всему средневековому мусульманскому миру (так, он первым написал ответ на пять поэм великого Низами).