У Аситы Земба сиеста. Чрезвычайный и полномочный посол, почётный консул четырёх африканских государств, председатель Общества африкано-российской дружбы дремлет в разноцветном шезлонге на заднем дворе одинцовской резиденции. Верхняя часть лица его закрыта соломенной шляпой. Правая кисть, унизанная золотым перстнем, безмятежно свесилась с подлокотника. Посол дышит глубоко и размеренно. Ветерок, набегающий с востока, шевелит полог тканого навеса над задним крыльцом, усиливая вожделенную прохладу. После сытного обеда отлежаться в шезлонге – одно наслаждение. В России не бывает жары. Чтобы они здесь себе ни возомнили. Смешно, когда эти люди жалуются на невыносимую температуру, обильно потеют и стонут от бессилия, опалённые июльским солнцем. Что они могут знать о жаре и влажности? Средняя полоса – сплошная умеренность. Не субтропики и даже не тропики. Солнце просто ласкает их своим теплом, как нерадивых детей. Нельзя оскорблять его благосклонность. В Африке и на Ближнем Востоке Асите приходилось видеть настоящий солнечный оскал. Смертельно-страшный. Когда, сквозь сон, он внимает пробивающемуся из-под ресниц дневному свету, игра полутеней, соломенная вязь шляпы, расположенной так близко у глаз, сплетаются в сюрреалистические узоры циновок его далёкой родины. К нему снова приходит Великий Буру, колдун с головой быка, и показывает ему пепел в своих ладонях. Асита улыбается. Много лет назад старик нагадал ему великое будущее, вдалеке от нужды и боли. Он всегда приносит ему удачу. Но сейчас Асита не готов погрузиться в тягостную канву сна, ибо звуки дня не отпускают его. Лучше подождать полнолуния. На высокой Луне духи предков говорят в полный голос, понятный сердцу.
Одинокий муравей ползёт по голой ступне, подбираясь к щиколотке. В воздухе висит аромат свежескошенной травы, хотя садовник подстригает газоны по утрам и только после того, как господин посол уедет на работу. Шум бензиновой газонокосилки действует ему на нервы. Если бы это правило переняли его звёздные соседи-дипломаты, было бы гораздо лучше. Даже в восемь утра, когда по российским законам разрешено шуметь в жилом секторе, вой газонокосилок способен вытрясти душу. Сандалии лежат на лакированных досках крыльца. В летних холщовых брюках, шёлковой тенниске, распахнутой на груди, Асита (бог солнца) Афолаби (рождённый в богатстве) олицетворяет собой мечту девяноста девяти процентов населения Африки. Ему сказочно повезло. Быть может настолько, что сам он, временами, укоряет себя в недооценке дачи. Он смог. Он состоялся. У него всё получилось. Люди думали: бабка посмеялась над отцом, когда назвала младенца Афолаби. Какое уж там богатство! Из всех вождей племён, отец был самым бедным. Меньше пятидесяти голов скота. Меньше двухсот соплеменников. Самая паршивая земля, которая, в ответ на постоянную заботу о себе, оказывалась беспросветно скупой, едва способной к зачатию. Каждый год они теряли детей, не в силах прокормить их и защитить от болезней. Какая земля, судачили мужчины, такие и женщины. Выживали, как могли. В засушливые годы два колодца, принадлежавшие племени, становились причиной набегов. Отец велел отрубить головы пяти убитым воинам из соседнего клана и оставить их на шестах, воткнутых вокруг южного колодца. Тела их разделали, завялили и долго ели всем народом, от детей до стариков, веря в то, что получают силу погибших. Тогда ему исполнилось семь. Он не помнит вкус человечины, но хорошо знает терпкость козьего молока, которым приходилось запивать нежное, хорошо прожаренное на углях, мясо. Вождю и его семье полагались самые сочные и мягкие куски.
В полудрёме слух улавливает назойливую трель, идущую из глубины дома. Какое-то время он никак не реагирует, оставляя возможность иллюзии. Звонок тоже может присниться. Так уже бывало. Но человек на другом конце продолжает ждать, и посылаемый им вызов превращается в самостоятельное музыкальное произведение, которого он не заказывал. Сон летит к чертям. Асита поправляет шляпу, сдвигая её на затылок. С трудом поднимается из шезлонга и босиком шествует в гостиную. Там, на серебряном блюде, рядом с ключами и какой-то корреспонденцией, лежит его айфон. Дисплей высвечивает номер секретаря. Асита подносит его к уху. Женский голос напевно излагает ему причину беспокойства. Тем временем он крутит в руках конверт с логотипом ночного клуба, наверное, реклама. Отправляет его в мусорную корзину рядом с комодом, даже не открыв. Он хочет возразить. Однако, девушка не даёт ему вставить слово. Асита выпускает пар, рассматривая счёт за электроэнергию. Веки всё ещё налиты тяжестью, но сон почти прошёл. Главное в голосе секретаря не его тембр, а убедительность доводов. Ещё хуже то, что она просто выполняет свой профессиональный долг. Посол понимает: отвертеться ему не удастся. Он совершает последний маневр. Пытается перенести аудиенцию на следующую неделю. Конец этой. На завтра. Женский голос парирует любые попытки, вежливо, одну за другой, захлопывая все двери для отступления. Хорошо. Хорошо, он приедет.
Телефон возвращается в блюдо. Асита смотрит на своё зеркальное отображение в прохладной полутьме вестибюля. Нет, он не похож на последнюю надежду. Напрасно люди пытаются её разглядеть. Потребовать встречи с послом – их право, даже если это никак не способно реально помочь делу. Как назло, он давно отпустил водителя. Придётся самому садиться за руль и возвращаться в посольство до наступления часа пик. Люфт минут в пятьдесят, а потом дороги закупорятся и поплывут долгой тягучей жвачкой, как в любом мегаполисе. Стоит поторопиться. Меньше всего сегодня ему хотелось бы снова оказаться в своём офисе. Асита принимает душ, одевается официально, разве что без пиджака. Выбирает кремовую рубашку со стоячим воротничком. Снимает перстень, надевает часы. Русские говорят: возвращаться – плохая примета. А свистеть в помещении – к потере денег. У каждой нации свои глупости. Он успел пожить на пяти континентах и может утверждать это вполне авторитетно. Американцы свистят напропалую, но продолжают богатеть. Постучать по дереву, боязнь чёрной кошки, разбитых зеркал. Поплевать через левое плечо. У разных народов бывают схожие предрассудки. Просто чем примитивнее цивилизация, тем больше их удельный вес. Только и всего. Людям свойственно верить в свою удачу и волю случая. Остальное появляется как переменная между первым и вторым.
Светло-серый шёлковый галстук совершает череду магических превращений в его пальцах. Асите нравится узор французского модельера, исполненный тонкости и великолепия. При этом, едва заметный. Всем хорошим в себе он обязан французам. Если называть вещи свои именами, без примеси иррационализма. Много лет назад миссия ООН под руководством Франции решила принести мир в истерзаннуюгражданской войной и межплеменными распрями страну. Запад назначил своего президента, которого поддержал деньгами и оружием. Но чтобы марионеточный режим получил признание в глазах населения, был предпринят соломонов шаг– вырастить собственную политическую элиту. Пока технические министры разбирались с повседневной рутиной, разгребали эти авгиевы конюшни, детям пятнадцати племенных вождей со всей страны дали возможность получить западное образование. Им сняли пансионат в Йоханнесбурге, на другом конце материка. Приставили индивидуальных гувернёров, перед тем как объединить в небольшие группы по возрасту и уровню развития. Их учили иностранным языкам и манерам. Затем отправили в Европу, в Штаты. Они выросли вдали от родных хижин, рассчитывая, что однажды вернутся и смогут принести пользу своей стране. Чудесный план. Мудрый, полный великого терпения и надежды. Вот только в жизни всё оказалось иначе. Генерал Матумба, друг главы государства и его правая рука, поднял антиправительственный мятеж. Президент бежал. Половина племён поддержала диктатора, половина – беглого президента. Началасьрезня и боевые столкновения, с той только разницей, что теперь летали не копья, а пули и снаряды. Западные фонды свернули программы помощи. О «новой элите» позабыли.
Новость о перевороте застала Аситу Земба в Брюсселе. Через год он получил степень магистра политических наук и оказался перед выбором: возвращаться домой или просить политическое убежище на Западе. Угроза быть съеденным в прямом, а не в переносном смысле, по возвращении, представлялась весьма правдоподобной. Недаром генерал носил прозвище аллигатор. Со своими врагами он расправлялся быстро и беспощадно. Асите требовалось обменять просроченную студенческую визу на статус беженца. Вскоре он понял, как легко гостеприимство может стать безразличием. Ему не поверили. Европейские бюрократы видели в нём хитрого малого, паразитирующего на общечеловеческих ценностях. Они затягивали процесс рассмотрения дела. Цеплялись к деталям. Условия в лагере для беженцев под Антверпеном были откровенно спартанскими. Асита посчитал, что не заслуживает подобного обращения. Однако, решив податься в беженцы, он ступил на опасную стезю, исходов у которой было всего два. Либо положительное решение и вид на жительство в Европе, либо принудительная депортация в страну гражданства, как результат проигранного иммиграционного дела.
Ночью он бежал из лагеря и обратился в российское консульство. Его приняли, выслушали. Пока Москва наводила справки, Асита жил в комнате на первом этаже, больше похожей на номер дешёвого отеля. С ним ежедневно беседовали, уточняя детали и затрагивая разнообразные вопросы африканской политической ситуации. Русских дипломатов интересовал круг его знакомств в Европе и особенно на родине. Наконец было принято решение о переправке в Россию. Москва посчитала его перспективным. Ему позволили продолжить обучение в университете дружбы народов, регулярно привлекая к неофициальным консультациям. Пока утомлённый ветреностью африканцев Запад предоставлял головорезам убивать друг друга, Россия протащила миротворческий мандат и под голубыми касками десантировала две бригады кадровых военных на север страны, богатый редкоземельными металлами. Нового президента назначили через месяц. Земба пророчили пост министра иностранных дел, пока он окончательно не доказал свою дистанционную полезность. Дети вождей, выученные Западом, действительно стали новым поколением политиков, но – благодаря России. Он знал их по именам. Долгое время Асита играл роль теневого кардинала, помогая своим московским друзьям решать любые вопросы, касавшиеся его страны и стран региона. Домой его не тянуло. Он покинул Африку пятнадцатилетним юношей. Большая часть жизни была прожита на Западе, там он выучился и возмужал, впитав в себя постулаты другой культуры. Россия для него оказалась «золотой серединой». Эта одновременно цивилизованная и всё ещё дикая по своему природному темпераменту страна стала его домом. Асита любит Россию. Здесь ему хорошо.
Он помнит, как приехал домой на каникулы после трёх лет учебы в Йоханнесбурге. Возвращение в семью, родные места, затронуло самые чуткие струны. Сердце защемило. Он боялся, что не захочет уезжать. Тогда Великий Буру, постаревший колдун, среди прочего исполнявший роль племенного психотерапевта, узнав о его сомнениях, сказал: если ты попробуешь плыть в саванне, звери растерзают тебя. А если станешь идти по реке – утонешь. У каждого места свои законы. Глупец, кто пытается быть везде одним и тем же. Только небо одно повсюду. Пока оно над тобой – ты дома.
«Земба» означает доверие. Асита сидит за полированным столом в своём кабинете, перед двумя русскими, и ему нечего им сказать. Родственники пропавшей экспедиции. Он уже навёл справки, привлёк всех, кто мог пролить свет на случившееся. Этим двум, мужчине и женщине, надо было оказаться здесь до того, как они позволили своим детям уехать. И если бы они спросили его совета тогда, он бы сказал им: нет. Ваша этнографическая затея – безумие. Племя бакири– самое кровожадное из всех, о котором ему доводилось слышать. Любые чужаки для них – заветное мясо. Столетиями они живут своей замкнутой жизнью, не просачиваясь вовне и жестоко уничтожая всех, кто приходит к ним. Независимо от цели визита – будь то прививки от оспы, гуманитарная помощь или... научная экспедиция. Он не может сказать им, что их близкие мертвы. Хотя знает это наверняка. Человек, которому он позвонил, узнал от человека, которого тот послал встретиться с человеком, уважаемым бакириза то, что он такой же безбашенный отморозок, сказал: вождь готов обменять их выскобленные черепа на золотые украшения. И передал замызганные пластиковые карточки, документы погибших. Имена полностью совпали. Эту фотографию посол не стал показывать родным. Он говорит: мы ищем. Мы уже сделали и продолжаем делать всё необходимое. Как только появится какой-то след, новые подробности, вы первые узнаете об этом.
Его слова – слабое утешение для посетителей. Женщина, потупившись, просит хотя бы помочь вернуть тела. Асита долго молчит. Он знает, почему это невозможно, но в это мгновение какое-то глубинное, племенное сознание прорывается из расщелин его мозга светлым пятном. Небо принадлежит умершим. Небо радости. Теперь уже неважно, почему их съели. Если боги белых людей показались туземцам могущественнее, они захотели присвоить их покровительство. Съели из уважения, мечтая слиться с другим, упокоить его в себе. И снискать божественную защиту. Небо радости принадлежит умершим. С высоты этого неба Асита вглядывается в маленькие лица пришедших, и его пухлые губы произносят единственное слово непонимания:
– Засем?
Филипп Клик. «В баре».
Холст, масло, 100х81см. 2020 г.