Борис Фабрикант. Еврейская книга. Стихотворения. – М: «Стеклограф», 2021. – 64с.
«Еврейская книга» Бориса Фабриканта – это большой цикл стихотворений, расширенный автором до объёма книги. Стихи из этой серии появляются у Бориса и сейчас, выходя за пределы данного издания. Поэт излагает подробности жизни своей семьи с документальной достоверностью. И получается уже не абстрактная история еврейского народа, а конкретная история одной семьи, к которой принадлежит и Борис. История совсем не дальняя – от репрессий пострадали два его деда: «Я тоже член семьи, скажи, ГУЛАГ, / В какой вы деда сбросили овраг?». История семьи рассмотрена поэтом до прадеда: «Родство моё – серебряная цепь. / И между нами только три звена. / На каждое звено и жизнь одна. / На эту жизнь одна приходит смерть. / Я по цепи, не пропустив звена, / Иду к нему в другие времена».
Замысел Бориса Фабриканта ясен: он выбрал историю своего рода как типичную для этого времени. Через род можно увидеть весь народ, поскольку «род» и «народ» – понятия однокоренные. Это сквозное время. «Время замирает вертикально», – образно говорит об этом поэт. За безоблачное детство потомков заплачено страданиями предшественников. Невзирая на преследования властей, люди жили не только настоящим, но и будущим, не боялись рожать детей. Борис Фабрикант говорит об этом так: «Но жизнь любили, продолжали род, / Соединялись в семьи и родными / Мне становились. Так вода течёт, / Неся вдоль русла родовое имя».
Преодоление драматизма бытия укрепляет дух человека. Но счастье, равно как и отсутствие экзистенциальных тревог, становится достоянием уже следующего, подрастающего поколения. Они пока ни о чём не задумываются, помимо своих детских забот. Но дети и внуки жертв репрессий уже словно бы под защитой своего рода – «срастаются камни из боли для защиты твоей круговой». Парадоксальная фраза Бориса Фабриканта о том, что «еврей о будущем не помнит» отнюдь не означает отсутствие в семьях заботы о подрастающем поколении – как раз наоборот.
Жизнь застыла стеною плача,
Помолись, прижимаясь лбом.
Это крепче камней, тем паче,
Видишь, сколько записок кругом.
В дымном городе, взрытом поле
Не стихает погром вековой.
И срастаются камни из боли
Для защиты твоей круговой.
Тут не кущи из райского сада
И не место небесным хорам.
Здесь не гаснет без масла лампада,
И в душе поднимается храм
Эпик и лирик одновременно, Борис Фабрикант дополнил историю своего рода историями из других временных пластов. Он показывает в новой книге, что такое человеческая жизнь вообще. Жизнь – это разомкнутое временем пространство, которое поэт сшивает заново своими воспоминаниями. Ведь память для поэта – один из основных инструментариев. «Я помнил ярко, быстро и опять / Цеплялся впечатлением за годы». И ещё: «Я от детства до недетства / Все дорожки проторил». Поэтому у лирического героя есть возможность быстро и зримо уходить воспоминаниями в своё детство. Чем не машина времени собственного производства?
Себя простим. Пока живой, прощён.
Пока я помню радости мальчишки,
Он мало изменился и ещё
Читает с фонарём в постели книжки.
И входит мама: «Спать давно пора!».
Край ночи снова тлеет на восходе,
А завтра в школу. Уплыла луна.
Он засыпает, счастлив, до утра.
И до сих пор не знает, что она
Уже не входит, никогда не входит
(«Я не писал, я долго не писал…»).
Какую щемящую ноту берёт поэт в этом стихотворении! Бедные взрослые дети – мама уже никогда не входит в их комнаты. Это, конечно, касается и каждого из нас. «Время замирает вертикально», – возвращаемся к основному философскому тезису нашего поэта. Борис Фабрикант уловил особое поэтическое бессмертие, общее для всех людей: «В тесных улочках памяти / Все давно познакомились, Ходят в гости заранее / Через годы и смерть. / Мамы с папой, танцующих, / Чтоб надолго запомнились / Сделал снимок «Любителем», / Проявить бы суметь. // Мы равняемся возрастом, / Им всё легче вальсировать, / Иногда мне доносится, / Мама песни поёт. / Это память замешкалась / Рядом с нашей квартирою / И по памяти старой / Голоса узнаёт».
Лучшее из содержимого нашей памяти, согласно поэту, – это детство. Безразмерное время, «утро без конца и края». «Наши детские дикие души», – так говорит об этих годах Борис. Предельная, даже запретная степень свободы – и, вместе с тем, счастье. Борис Фабрикант пишет о том, что своё счастье ребёнка он смог оценить лишь впоследствии. Мы находимся в самой его гуще, и потому – его не замечаем. Правду сказал Сергей Есенин – «большое видится на расстоянии». Из детства – детство не оценить. На это способна только ретроспектива взрослого человека. Тема детства, так или иначе, присутствует во всех без исключения книгах поэта. «И двор не перейти за целый день», – пишет Борис Фабрикант. Вспоминается Окуджава: «Ах Арбат мой, Арбат, ты моё отечество. Никогда до конца не пройти тебя!». Подобно Булату, Борис создает свою мифологию детства. Это мир, где нет печали, это наш потерянный рай.
Как же вкусно рассказывает Борис о юном периоде своей жизни: «Свет всегда валялся под ногами». Не могу сказать, что эта тема сколько-нибудь оригинальна, но у Фабриканта стихи о детстве, на мой взгляд, одни из самых тёплых в современной русской поэзии. Счастливое детство – настоящее чудо природы. «Их теперь не достать руками – эти лёгкие наши миры», – с радостью и одновременно с горечью утраты вспоминает поэт. Он тонко чувствует эту тему. В детстве ребёнок стремится преодолеть в себе «маленького», поскорее стать взрослым. Из будущего детство, наоборот, выглядит самым счастливым временем в жизни человека. Но так, к сожалению, происходит только в счастливых семьях. Помогают поэту вспомнить молодость и частые приезды в город своего детства. Львов у Бориса одушевлён, город всё знает и всё помнит. Он «Заиграет, зарыдает. / Засмеётся, запоёт. / Он такие ноты знает / И так чисто их берёт».
Борис Фабрикант – поэт одновременно и камерный, и вселенский. Микро- и макромиры счастливым образом сосуществуют в его душе. Фабриканту присуща особая зрительная внимательность. «Всё разглядишь», – говорит он в стихотворении «Мы на два дня. Дом на краю горы…». Эта ненасытность глаз формирует у поэта восприимчивость к деталям, мимо которых проходит большинство людей. Умение разглядеть всё с полувзгляда – большая редкость, присущая далеко не всем. Борис идёт в стихах от вещественного к обобщённому. По его строчкам можно воссоздать летопись времени. Внимательность к миру перерастает у чуткого поэта во внимательность к людям.
Борис Фабрикант поднимает в «Еврейской книге» драматические темы, которые волнуют и сами по себе. Но у него ещё есть особый эмоциональный дар усиливать трагедийное: «По земле недолго мы ходили, / А у рва так встали на откос, / Что, когда они меня убили, / Я упал в венок твоих волос. // Мне, уже раздетому, не стыдно / Дотянуться до твоей груди, / Им сквозь землю ничего не видно, / Что у нас с тобою впереди» (стихотворение «Ров»). Это высокая поэзия. Это жизнь, пропущенная через сердце. У Бориса Фабриканта – активная жизненная позиция: ему хочется больше узнать и больше успеть:
Пока я по земле хожу
и вижу всё, на что гляжу,
и что воображаю,
и вспоминая и любя,
жизнь, всё, что знаю про тебя,
чего не знаю.
И я хочу ещё
успеть,
начать
и выдумать,
посметь
и рыбами заполнить сеть,
заделав брешь к закату.
Тут иногда проходит смерть
и тихо говорит: «пометь
вторую дату»
Важно успеть обо всём подумать. Хорошая книга всегда пишется «на вырост» – она неисчерпаема и потому всегда не завершена. Борис говорит о своём поэтическом труде с лёгкой самоиронией: «Подмастерьем весь день отработал». Стихи тревожат автора, в прямом и переносном смысле не дают спать, воскрешают заново атмосферу родного дома, где слова идут за светом:
Подмастерьем весь день отработал,
по порядку расставил слова,
всё и складно и ладно, да что-то
задевает мне сердце. Едва
перечту, будто снова услышу,
как стояли слова в том дому,
где рождён под разбитою крышей,
и осеннюю львовскую тьму,
перешитую из одеяла,
и отца хрипотца там стояла,
вкус томившейся каши под пледом,
там за светом слова сходят следом.
Относительно небольшая по объёму книга Бориса Фабриканта волнует как исторически, так и эмоционально. Вечное возвращение одних и тех же реалий даёт читателям обильную пищу для размышлений: «В пруду западня, и за длинным оврагом засада. / А в жёлтых кустах то капкан, то силок и ружьё. / Крик: «Врёшь, не уйдёшь!», и зачем было прошлому надо, / Вот так обложить это прошлое счастье моё?». Всё плачевное, к сожалению, не закончилось в двадцатом веке. В нашем прошлом не только просвечивает будущее, но и кроется горькое настоящее. Опять у нас братские могилы, опять воют сирены и гибнут невинные люди. «Еврейская книга» – и урок, и воспоминание о будущем. Написанная до украинских событий, она сейчас обрастает новыми смыслами. Мы становимся свидетелями, зрителями и участниками бесконечного фатального действа, где мажор и минор порой одновременны. Бегство, эскапизм, внутренняя и внешняя эмиграция не всегда являются для человека лучшим выходом из положения. Но у каждого – своя судьба. «Судьбе по рельсам путь от тупика до Бога», – говорит поэт.
Да, всё пройдёт. Но, проживая век,
Всегда во что-то верит человек.
Он, выбрав символ – мирную голубку,
Придумал и стихи и душегубку.
Молясь во имя и отца и сына,
Пока в себе раба и господина
Всё будем человечиной кормить,
Мы ни прощать не сможем, ни любить.
Всё разбивая, рвёмся на чужбину.
В разбитом мире можно заменить
Осколки и свою сложить картину.
А можно и разбить и не сложить.
(«Вдали промчался катер пробкой винной…»).
Наша жизнь порой слишком зависима от политики, от внешней и внутренней агрессии государств. И получается не жизнь, а нескончаемый исход. Но важно во всём, всегда и везде оставаться человеком. И «готовить мир для передачи потомкам». Как это решил для себя Борис Фабрикант: «Я сам себе и родина и знамя. / Моя семья – отечество и кров. / Границ не строю. Разжигаю пламя – / Тепло друзьям, защита от врагов».
«Эмигрантская лира» поздравляет Бориса с юбилеем и желает ему новых творческих вершин.