Он был начинающий писатель и уже издал первую книжку в мягкой обложке, достаточно пухлую. «Это потому что формат малый», – так посоветовал издатель. И был прав. В таком виде книжка смотрелась компактно и выгодно. «Хорошо, если в дорогу», – думал он. Правильное решение.
У него хранилось несколько экземпляров. Презентации не было, уровень не тот. Рано – посоветовали в редакции. Но несколько книжек он берёг, чтобы подарить близким или почитателям, с личным автографом.
С Машей он тоже познакомился на почве литературы.
– Вы талант, – говорила она. – Вас ждёт великое будущее. И вот эта ваша фраза...
Она зачитывала понравившийся кусок.
Он не верил настоящему, всё казалось неправдой, вычурным гигантизмом, но её слова грели душу. А может на самом деле что-то есть, может, не вижу, как и многие пишущие. А она – говорила и говорила. Сначала по электронной почте, правильно построенными предложениями, потом по телефону.
И однажды они встретились. Она позвонила во второй половине дня – узнала, как настроение, что пишется, какие литературные планы.
– Ничего особенного, – сказал начинающий писатель. – Сейчас депрессия, осень, и что-то с музой. Или со мной.
– Вам надо обязательно выходить на воздух. Вы выходите?
– Нет. Прихожу после работы и запираюсь, больше в себе.
– Нет, нет, нет, – сказала она. – Вам нужно выходить. Многие писатели ловили мысли в пути. Новые идеи. Лечились от депрессии. Путешествовали.
– Даже не знаю, – сказал он.
– Давайте погуляем, – сказала она так просто, будто сто лет знала его. И её голос не терпел возражений. – Сделаем небольшое открытие.
– Давайте, – неожиданно согласился автор.
Они гуляли по парку, поднимали осенние листья, смотрели на багровый закат, и он чувствовал, что внутри что-то происходит. Что быстрее хочется к столу, к компьютеру – и писать, писать.
В тот вечер он на самом деле писал и, казалось, за несколько часов создал шедевр. Слова как чувства, думал он. Чувства как слова – красота, гармония.
– Чепуха какая-то, – сказал издатель, когда автор скинул рассказ по электронной почте. – Нет жизни, только юношеский романтизм. Вам сколько лет? – поинтересовался он.
В голосе чувствовалась насмешка, и автор попрощался, сославшись на неотложные дела.
Через два месяца они поженились. Торжества особого не было. Взрослые люди. Расписались, потом посидели в кафе со свидетелями. Она говорила об искусстве, писателях, картинах, театре, увлечённо, словно порхая. Свидетели поддакивали и налегали на горячее.
– Нет, вы послушайте, – говорила Маша. – Вот это, послушайте.
Доставала записную книжку и читала его цитаты.
Автор краснел, но было приятно.
Утром она сказала:
– Я жена писателя. Как это прекрасно. Это подумать только – жена писателя!
Да, это было прекрасно, но за этим последовало:
– Котик, чисти зубы, умывай лицо, тебе нужно приходить в себя и работать, работать. Ведь талант – это труд. Ежедневный.
Писатель согласился. Он сам знал, что талант – это труд.
Он сел за стол, включил компьютер, но ничего не получалось.
– Ну, что ты уже написал? – спросила она, внося на подносе острый запах кофе.
– Тебе, милый, – добавила она, протягивая дымящуюся чашку.
Писатель не любил кофе, но поблагодарил. Сделал глоток и понял, что очень трудно, не та атмосфера, слова не получаются, расплываются мылом. Не то настроение, потому что разобран после вчерашнего. Свадьба, выпили, пусть и немного, разве я писал после такого?
Он вышел из-за стола и улегся на диван.
– Что?! Что с тобой? – вскинула руки Маша, увидев лежащего мужа.
– Голова болит, – сказал автор.
– Да, отдохни, обязательно поспи. Дождись музы.
А потом добавила:
– А твоя земная муза сходит на педикюр. Можно?
Автор кисло улыбнулся и облегченно махнул рукой.
Он ещё несколько раз подходил к компьютеру, нажимал на клавиши, потом убирал буквы, снова нажимал. Затем размышлял о том, что подвигает автора к творчеству – работа или вдохновение. Как другие пишут каждый день? Каждый. А если трагедия, горе, тоже пишут? Вряд ли. И когда температура под сорок? Значит, про каждый день – это форма, обман, растиражированная ложь.
Ночью он спал хорошо. Они отвернулись друг от друга, будто прожили вместе много времени.
– Может, хочешь? – спросила она. – Не стесняйся, говори, тебе надо для творчества?
– Давай завтра, – сказал он, хотя не был уверен в этом.
Рассказ не шёл. Не те слова, не те мысли, не было искры. Нервничал, и она чувствовала.
– Не переживай, – говорила жена. – Всё будет хорошо. Не получается сейчас, ну и что? Это ещё раз доказывает, что ты талант – нервный, импульсивный, а не ремесленник. Ты чудо. Я тебя очень люблю. Можно схожу с подругой на выставку? Там новый модельер представляется.
Он снова ложился на диван, запрокидывал голову и долго тёр глаза, до хруста.
История любви застыла в трёх абзацах. Не получалась. Вроде совсем недавно пережил её ещё и внутри. Вот, живое, бери и лепи. Но цеплялись пошлости – котики, зайчики, «чудесные настроения», и сюжет сворачивался в катастрофу. И герои неважные. Вроде пишу с себя и не понимаю, в чём дело, о чём это.
– Котик, ты снова не писал, – говорила она, по возвращении. – Ты закапываешь наш талант.
В её глазах появлялись слезы, а он готов был расшибиться в доску от своей несуразности. Что, почему, как ей достались такие трудности?
– Я знаю, знаю, ты сильный, – говорила она и целовала его в голову.
Прошло три недели. Не писалось, Маша страдала.
– Может, я тебя в сексе не удовлетворяю? – интересовалась она. – Ты стал какой-то замкнутый, даже внутренне агрессивный, я чувствую.
– Нет, – коротко отвечал автор.
– Котик, может, тебе сделать минет? – спрашивала она.
Он накрывал лицо подушкой и тяжело дышал.
– Тише, тише, – успокаивала она. – Всё придёт, всё будет хорошо.
Потом ложилась рядом и прижималась.
– Ты обязательно напишешь большой роман, как Хемингуэй или Фицджеральд, а ещё лучше, как Страут. Ты можешь. Ты лучший. О тебе будут говорить.
Мужчина поворачивался к ней чисто механически, но от услышанного становилось тошно. Как будто он должен родить ненавистного ребенка.
Он засыпал и гипнотизировал себя – выспаться, никаких кошмаров, даже снов, голова чистая, как летнее небо, и в нём золото солнца, золотое...
– Ты что будешь, сырники или овсянку, – говорила она утром.
Сырники, овсянка, пульсировало в голове. Потом снова – сырники, овсянка. Затем голос из коридора:
– Носки твои стирать?
И затем:
– Извини, что отвлекаю, котик.
Писатель теребил волосы и думал о том, что жизнь какая-то странная. Не сбалансированная. Что невозможно найти равновесие и компромиссы.
Потом звонил издатель, и автор нервничал:
– Работа идёт. Небольшой тупик, ну, тема новая, не сразу войти в колею, – говорил он.
Потом добавлял:
– Сроки. Да помню. Но не могу, когда нет души, если не цепляет. Нет... Нет... Не могу... Стараюсь.
Потом клал трубку и массировал пальцами виски.
А она спустя время начинала:
– Ты пиши, любимый. Нам летом в отпуск. Можно, конечно, и здесь, в пансионат – «Здравствуй, старость», но хочется на Мальдивы или Сейшелы. По Европе проехать, в крайнем случае. Как тебе путешествие в Париж? У нас так и не было медового месяца. Ты там освободишься от кошмаров и напишешь что-то главное.
И он садился писать, понимая, что семья – это ответственность, и чем больше думал об этом, тем стремительнее исчезали нужные слова.
– Тебе очень повезло, – кричала она из ванны. – Меня добивались такие мужчины, видные кавалеры. А выбрала я тебя. Тебя! Слышишь?
– Иди к чёрту, – неожиданно сказал он достаточно громко.
– Что? – крикнула она сквозь шум воды.
Он испугался собственной решительности, накинул куртку и вышел на улицу.
Долго бродил по улочкам, которые знал с детства, останавливался у витрин, смотрел на отражение странного человека. «Кто это?» – спрашивал себя. «Что с тобой произошло, незнакомец? Какая несуразная фигура, волосы. Надо подстричься» – думал он.
Шёл в ближайшую парикмахерскую и, сидя в кресле, чувствовал нежные руки, что массировали мокрую голову. Закрывал глаза, и мысли становились чистыми, прозрачными, будто только родился.
– Вам как? – интересовалась мастер.
– Всё равно, главное, чтобы другое.
Придя домой, застал жену крайне расстроенной. Она долго молчала, глядя в пустоту. Мужчина гладил её по спине и пытался завести распущенные волосы за ухо.
– Зачем ты со мной так? – наконец сказала она.
– Как? – глупо произнес он.
– Вот так, без души, цинично, будто растоптал. И это за всё хорошее, что я делала?
Автор не понимал, о чём она, но на всякий случай сказал:
– Извини.
– Я тебе не нужна, чувствую. Не нужна. Ты мной тяготишься, перестал писать. Я не твоя муза. Не твоя.
– Ну что ты, что ты, – успокаивал автор. – Да, видно, я плохой. Но всё можно исправить.
Вечером она ушла, хлопнув дверью, будто выстрелила из пистолета. Он же всю ночь работал. От злобы, обиды, ощущения несостоятельности. Писал, как в последний раз, иносказательно, вынося личные обиды в контекст героя.
Утром отослал в редакцию и упал на постель. Нет, нет, буду сильным, сказал себе, вытирая подушкой влажные глаза.
Через два дня ожил телефон. Она, решил автор и с волнением метнулся в коридор.
– Ну вот, – сказал издатель. – Чувствую твою манеру, остроту. Прекрасно. Говорят, ты женился?
– Да, – коротко ответил автор.
– И всё в порядке?
– Всё в порядке, – сказал автор.
– Злые языки, – сказал издатель. – Это бывает, когда талант.
Вечером позвонила она и спросила:
– Ты писал?..