Счастьевщик

Рассказ «Счастьевщик» Александры Кочетовой (которая предпочитает публиковаться под псевдонимом Саша Нефертити) был прислан на конкурс «Антоновка 40+» в пятом сезоне. Жюри и ридерский комитет, на мой взгляд, совершенно незаслуженно его не отметили, и данная публикация в «Эмигрантской лире» – моя возможность познакомить наших читателей с ещё одним ярким автором. Этот текст – удачный пример того, как работает иронический перевёртыш, буквализация метафоры. Рассказ имеет на первый взгляд простой сюжет – возвращение утраченного счастья – но прекрасное авторское чувство стиля и чувство юмора, живые диалоги и неожиданный жанровый разворот в сторону фантастики держат читательское внимание.

Ольга Аникина

 

Арина Игнатьевна, библиотекарь, тридцати восьми лет от роду, тряслась в полном автобусе и ворчала про себя. День обещал побить температурные рекорды и с утра уже взялся выполнять своё обещание. В начале десятого солнце кипятило воздух от души, выдавая проценты за прошедшую затяжную весну и превращая содержимое автобуса в перегретый аквариум. Арина Игнатьевна с укоризной посмотрела на соседей, прижимающихся к ней при всяком торможении. Особенно много недобрых взглядов получил сосед справа, грузный мужчина, уже покрасневший и часто протирающий лицо платком. Платок помогал не особо.

Арина резко отвернулась, увидев, как по его виску ползёт очередная прозрачная капля и попыталась отодвинуться, но в трясущейся толчее это оказалось невыполнимо.

«И куда же их всех несёт? Сейчас сезон отпусков, дач, поездок на море. А они всё едут и едут куда-то в городе ранним утром».

И было невыносимо жалко, что свой отпуск она отгуляла ещё в начале июня. И что теперь? Вот так терпеть до конца лета? Столько времени?

Автобус основательно тряхнуло, стоящие пассажиры дружно охнули и подпрыгнули. Сосед снова утёр лицо, из-под манжеты клетчатой рубашки выглянули массивные наручные часы с буквами «Felicità».

«Часы!» – вдруг вспыхнуло в голове. – Тётушкины часы с кукушкой! Я их так и не починила за время отпуска... Так давно откладываю, вот и весь июнь думала: «ну завтра, завтра», а потом и думать забыла. А в доме так тихо вечерами – надоело. Телевизор мешает, общение в сети раздражает, а вот механический звук напольных часов и кукушки – это должно быть мило. Такое ретро! Смогу в гости пригласить... Ну, Аллочку и Елену Юрьевну, например. Сказать им: «Смотрите, какой у меня раритет! Семейная ценность, и, ведь до сих пор работают!»

– Да что ж такое...! – мысленный диалог с будущими гостями прервало очередное взбалтывание старенького транспорта, при котором Арина Игнатьевна почти завалилась на соседа, успевшего придержать её рукой. Взгляд женщины стал чуть благосклоннее. «Надо же, у этого мужчины на часах «Felicità» написано. Счастье. Собственное, ручное, раз на руке, – хихикнула она. – Ничего себе, «счастье» – так трястись по утрам! Похоже, у него какое-то поддельное счастье. Или сломанное. Как мой напольный рудимент. Хотя… Я же рядом трясусь. И у меня тогда такое же счастье? Поддельное или сломанное? А для него какого мастера вызвать?» Арина Игнатьевна посмотрела наверх, прищурившись: «Эй там, наверху! У меня счастье сломалось. Можно починить? И часы с кукушкой уж заодно!» 

Там, куда она обращалась, красовался грязноватый автобусный потолок с закрытым наглухо люком.

Сосед проследил за её взглядом. 

– Открыть? – радостно уточнил он потянувшись наверх. – Хоть проветрим вдобавок к окну, а не то сваримся!

– Нет-нет! – почти закричала Арина Игнатьевна. – Нас же всех продует! Уж лучше чуть-чуть потерпеть. 

Сосед тоскливо вздохнул и в очередной раз промокнул лоб и виски, поблёскивая неправильным счастьем на запястье.

На работе Арина Игнатьевна быстренько выполнила рутинные дела и взялась за обещанный самой себе поиск. Часовые мастерские, да ещё такие, специалисты из которых готовы приехать домой – это ж надо ещё постараться найти! А тащить этот полированный гробик куда-то она была не готова.

Интернет, как всегда, шалил, теряясь в самые неподходящие моменты. Казалось бы, в разгар июля районная библиотека их небольшого городка должна быть пуста, но после обеда неожиданно повалили ребята младших классов из близлежащего школьного лагеря. Спровадив этих галчат в разноцветных панамах и кепках, библиотекарь придвинула вентилятор к себе поближе и продолжила поиск мастерской. И уже нашла фирму, отвечающую всем её запросам, единственную в городе, но на сайте требовалось заполнить длиннющую анкету. На четырнадцатом пункте: «Как вы поймёте, что удовлетворены нашими услугами?» Арина Игнатьевна вскипела и написала: «Только если вы сделаете меня счастливой!» и с силой ударила «ввод». На этом месте рабочий роутер окончательно и бесповоротно потерял связь с миром.

Начинать всё заново не хотелось, поэтому она с вялой злостью решила: «Завтра!» и засобиралась домой.

Плотный ужин и лёгкий халатик несколько примирили её с действительностью. Рочестер вился у ног, сначала выпрашивая что-нибудь повкуснее корма, а затем бурно благодаря. Жара к вечеру приутихла, спряталась где-то под грибами детских площадок и в глубине цветущего шиповника, который, нагревшись, тут же выдал весь накопленный аромат. Песочницы, за ночь облюбованные местными кошками, к сожалению – тоже.

Арина Игнатьевна пила чай каркаде, наглаживала вальяжно лежавшего на коленях Рочестера и лениво перебирала варианты: то ли включить хороший старый фильм, то ли дочитать бесконечно откладываемого «Ули́сса», то ли позвонить Аллочке. Уже начав принимать волевое решение в пользу «Улисса», женщина подпрыгнула на стуле и звякнула опустевшей чашечкой: домофон заверещал с неожиданно удвоенной громкостью.

– Что это? Кто это? – испуганно спросила она у трубки.

– Всщ... вхш... щика ... зывали? – раздалось в ответ невнятное.

– Часовщика? Ну, да... наверное... – Арина Игнатьевна растерянно вдавила кнопку. 

Она не помнила, чтобы вводила адрес на сайте, только телефон для связи. Но ей никто не звонил. Разве анкета отправилась, перед тем как роутер отключился? Или информация успела уйти? Не явился бы какой-нибудь мошенник. Она придирчиво изучила в глазок пришедшего. Низенький, пожалуй, с неё ростом, немолодой, в огромных очках. Подумав, впустила.

– Здравствуйте, здравствуйте, – гость, быстро окинул взглядом и хозяйку, и помещение, почему-то кивнул патлатой головой Рочестеру, хлопнул на ламинат огромный саквояж. Принялся разуваться, явив взору носки, яркие, в красную и жёлтую полоску. На возглас женщины: «Да можно не...» замахал рукой. 

– Ну, как же, как же? Такие точные механизмы, всё рассчитано – а тут обувь, пыль... Ну, показывайте, что у вас?

И тут же, не дожидаясь ответа, безошибочно ринулся в гостиную.

Арина Игнатьевна засеменила за ним, ткнула в тетушкин агрегат, мёртво блестевший в углу стеклом:

– В-вот! 

Гость чуть обернулся, наклонив голову по-птичьи.

– Что – «вот»?

– Ну, как же... Часы? – внутри у неё всё похолодело.

Мастер фыркнул:

– Часы? И на что мне часы? 

– Но вы же их чинить пришли? Вы же мастер-часовщик?

– Милочка, вы издеваетесь? Надо же так ослышаться. Счастьевщик я! Счастьевщик! Вы на что заявку подавали?

– Так на часы же! Напольные, эти! – захлопала глазами женщина и указала в нужный угол.

– Какие часы?! Вот, – он порылся по карманам, извлёк сложенный вчетверо и изрядно помятый листок, в котором Арина Игнатьевна признала свою распечатанную анкету. – Вот, пункт четырнадцать: «Только если вы сделаете меня счастливой!» И ранее, в этот же день, от вас же был запрос: «Сломалось счастье. Починить». Так что, давайте, показывайте, где поломка, будем разбираться.

Хозяйка часто-часто задышала, по её щекам зацвели белые и красные пятна.

– Вы сумасшедший? Счастье он тут чинить собрался! Да и нету у меня никакого счастья! Отродясь не было!

– А вот это вы зря! – хмыкнул гость. – Я сразу, как заявку получил, уточнил: модель, размер. Всё вам выдали! Не самый современный вариант, конечно, но оно и к лучшему, там материалы качественнее были. Компактный, но живенький аппаратик у вас, – он даже весело передёрнул локтями, изображая «живенький» аппаратик. – Я и комплектующие прихватил. Куда вы его дели?

«Счастьевщик» принялся расхаживать по комнате, вглядываясь в пространство и периодически строго оборачиваясь на саму Арину Игнатьевну.

«Точно сумасшедший! – думала та. – Всё, поймал белочку! Или белочек – только алкоголики? А этому какой воображаемый зверь попался?» Мастер порылся в кармане узловатыми пальцами, достал странную конструкцию из линз, нацепил, снова вгляделся в никуда.

– Боги мои разношёрстные! Вы же его не только от меня, вы же его от себя так запрятали, что тут ещё постараться найти!

Крякнув, он выудил из кармана большую лупу, а из саквояжа – странного вида распылитель, кажется, латунный, с резиновой грушей и принялся орошать воздух, крутясь и поднося лупу к глазам.

В комнате запахло персиком.

«Отравит сейчас! Газом! И сам рядом повалится, и меня отравит!» – думала Арина Игнатьевна, тихо пятясь к выходу из комнаты и ощупывая карман халата. Споткнулась о Рочестера почти у двери. Тот обижено мявкнул, отошёл в сторону и снова уселся, продолжая наблюдать. «Быстро на кухню, схватить телефон со стола, выбежать из квартиры! А там уже можно и соседей позвать, и в полицию позвонить. И кота нужно с собой, жалко же животину!» Она осторожно наклонилась, сгребая кота, когда раздалось:

– Ну, наконец-то! Нашёл!

Странный гость сделал движение,словно что-то повернул, нажал, и в воздухе разлился мелодичный звон. Размывая дымкой книжный стеллаж по правой стене, в середине комнаты проступили очертания странной конструкции. Ножки: ажурные, литые, напоминали основание старинной машинки «Зингер», бытовавшей у той же тётушки, только как будто бронзовые. А сверху стоял ... это можно было назвать ларцом, наверное? Красивый большой ящик из дерева и металла с пирамидальной крышкой и кучей заклёпок.

Арина Игнатьевна застыла на входе, вместе с котом.

– Что это?

– Счастье ваше, разумеется! Открывайте! – мастер ткнул в блестящие барашки двух ручек.

Рочестер воспользовался моментом и резко выдернулся из рук, двинув острым когтём на прощание руку застывшей хозяйки.

На запястье заалела царапина.

– Ай! Что у вас там было в распылителе? 

– Проявитель скрытого. Персиковый.

Наплевав на голос разума, вопивший о том, что не надо приближаться к этому странному человеку, Арина Игнатьевна подошла и дотронулась до бока ларца. Погладила. Осязаем, даже чересчур: гладкое дерево казалось тёплым, а металл ощутимо холодил.

«Если мне это кажется, то оно как-то слишком по-настоящему кажется...»

– Да хватит бока наглаживать, открывайте, время идёт!

Решившись, Арина Игнатьевна повернула барашки. Створки с щелчком распахнулись и библиотекарь не смогла сдержать восторженного «ах!»: отделы и отдельчики, шестерни и шестерёнки, трубочки металлические и трубочки прозрачные внутри которых что-то плескалось и перетекало, поршни, ходившие туда-сюда и выпускавшие пар через мелкие отверстия. Всё это тихо шуршало, тикало, тренькало, шевелилось, а также имело весьма подкопчённый вид, было густо украшено комками пыли и как будто даже облаками тумана.

– Как много деталей!

Мастер пожал плечами:

– Да, механизм непростой, но сейчас он сложен, а надо бы его раскрыть. Но я не вижу рычага. Ничего, сейчас здесь всё почистим, авось, и отыщется. Ну и захламили же вы тут всё, хочу я вам сказать!

– Я захламила? – изумилась Арина Игнатьевна.

– Ну не я же! – фыркнул мастер. – Это ваше счастье, я его, знаете ли, впервые вижу! Изначальную конструкцию знаю, но, во-первых, она всегда перестраивается под владельца, а во-вторых, ухаживать надо за своей собственностью!

И мастер живо сунул ей в руки мягкую пушистую метёлочку:

– Вы убираете всякую лишнюю ерунду, мусор и пыль, а я – протираю и полирую.

Арина Игнатьевна постаралась не задумываться над абсурдом предложения «почистить счастье», только уточнила:

– А как я пойму, что это мусор? Вдруг выкину важную детальку?

– Так это же вам решать, милочка! Всё, что вам сейчас покажется дрянью и мусором – и есть дрянь и мусор!

Обдумывая, женщина уже начала аккуратно накручивать пыль на метёлочку, и всё же спросила:

– А оно потом точно будет работать?

– Поверьте, лучше, чем сейчас! – скептически усмехнулся Счастьевщик.

Следующий час они вместе чистили. Арина Игнатьевна – осторожно, пытаясь ничего не сдвинуть и не повредить, мастер тёр привычно, почти механически. Ворчал, восклицал: «Едренькин пуп! Да где же этот рычаг!», иногда выкручивал какие-то шестерёнки или лампочки, придирчиво досматривал, заменял на новые из своего необъятного саквояжа. В какой-то момент он отодвинул свою помощницу, кивнув на кресло, и продолжил уже один.

Арина Игнатьевна вгляделась: механизм работал явно быстрее, где-то появились сияющие лампочки, забегали огоньки, отражаясь в полированном металле.

– Так вот же он! Уф, еле нашёл. Ну и туману напустили! Мало того, что скрыли, так ещё и ручку оторвали, чтобы точно не повернуть и застопорили. Да чем же вы его так застопорили? 

– Я застопорила? – почти взвизгнула Арина Игнатьевна.

– Ну, не я же! – снова парировал мастер. Он хотел было развести руками, но ими обеими держался за что-то внутри, пытаясь отжать. Поэтому пожал плечами.

– И чем же это, интересно? 

– Сейчас посмотрим. Ледышкой какой-то. Золотистой. Оп! А вот и она. Похоже на осколок сердца. Держите!

Счастьевщик перекинул ей холодный кусочек. Арина Игнатьевна, на удивление, поймала, зажала в ладони, закивала саркастически:

– Осколок сердца. Угу… Вы, мастер, то ли сказок начитались, то ли голову мне морочите. Сердце, ледышка...

– А вы гляньте, там дата может быть. 

– Что-о-о? Какая дата?

– Гляньте-гляньте.

Арина Игнатьевна осторожно повертела в руках улику. Острая с одного края и покатая с другого, золотисто-розовая, удивительно холодная. Пальцы быстрее, чем глаза нащупали гравировку: «июнь 20...» Подушечки обожгло холодом, перед глазами поплыли картины: смеющийся Вадим, загорелые дотемна щёки и светлые полоски в углублениях морщинок вокруг глаз; русые кудри, полощущиеся по ветру при повороте; лето, такое ласковое, тёплое, временами прекрасно-жаркое и бесконечное...

– Вы! Вы... – у Арины Игнатьевны раздулись ноздри! – Вы что сделали? Загипнотизировали меня, да? Вы гипнотизёр? Мошенник? 

Тот вздохнул и сунул ей под нос какую– то сложную отвёртку.
 – Делать мне больше нечего! Сами позовут, а потом начинается... И, главное, работе этим мешают неимоверно! А у меня, кроме вас, сегодня на вечер ещё трое, между прочим! Допоздна!

– Тогда как вы... Откуда вы... – в носу захлюпало, пришлось громко сглотнуть, внутри от этого засвербело. Оглушительный чих выпустил слёзы, полившиеся густо и бесконтрольно. Мастер отвернулся от неё, продолжая что-то крутить внутри.

– Сердце не может раскалываться, это чушь! Это орган, мышца! – обиженно произнесла Арина Игнатьевна сквозь всхлипы.

– Ну, то которое тут, – он ткнул отвёрткой ей в грудь, – не может. А то, которое тут, – он указал внутрь механизма, – очень даже может!

Ладони намокли. Золотисто-розовая льдинка почти растаяла, увлажнив подол халата. Остался малюсенький блестящий кусочек, который тоже быстро исчез. Арина Игнатьевна вытерла ладони, достала платок и тихонько высморкалась.

– И на обломке рычага тут тоже дата, смотрите! И буквы «ПГУ». 

– Это я в университет провалилась... – шёпот был еле различим, но мастер услышал и тяжело вздохнул: 

– Вот так всегда: чуть что не вышло, и давай сразу хороший агрегат ломать. Ну, ничего сейчас заварим, будет работать лучше прежнего!

– Заварим? В квартире?

– У нас особая сварка! – подмигнул счастьевщик. – Тёпленькая и со звёздочками!

Звёздочки, действительно, вылетали на удивление оформленные и разноцветные.

– А сейчас можем, наконец-то раскрыть и нормально осмотреть всё!

Мастер нажал рычаг и....

Арина Игнатьевна с громким вздохом упала в кресло.

– Это оно? Такое? Моё счастье?

Ларец раскрылся во все стороны: и ввысь, и вширь, и в глубину. Теперь он занимал больше половины комнаты, и, казалось, продолжался дальше, чем она. Сложнейший, точнейший живой механизм, состоящий из тысяч деталей.

– Оно самое. Почти во всей красе. Поработаем – и будет во всей!

Хозяйка ошарашено обвела конструкцию взглядом.

– А здесь всё по отделам, – вдруг заметила она.

– А как же! Сегмент жизни – сегмент счастья. Но многое пересекается, пересечения у вас больше всего пострадали. Ну ничего, но теперь помогайте!

И Арина Игнатьевна помогала.

Счастьевщик закручивал – она держала серединки шестерёнок отверткой, разбирал – промывала детали от копоти, колотил и сверлил ­– подставляла поддон, чтобы не сыпалось лишнего вовнутрь. И бесконечно чистила, наводя блеск и удаляя мусор. На многих застрявших и неработающих частях тоже виднелись полустёртые буквы и даты.

Гость махнул рукой:

– Стирайте всё дочиста! Только мешают и пачкают.

Губка включилась в уборку, при касании надписей в голове снова поплыли картины: уехавшая подружка Светка... конфликты на прошлой работе... проблемы с желчным и больница... неудавшаяся поездка на море... самые противные из посетителей... вялые попытки новых романов... вечно текущий холодильник...

Стереть-стереть-стереть!

Пусть крутится, пусть светится, пусть работает чудесный механизм без этих уродующих отметок!

Один из отделов, изначально чистый, исправно шевелящий пружинками и шестерёнками с уютным урчанием был отмечен каллиграфически красивой буквой «Р».

– Твоя работа? – мастер кивнул коту.

Рочестер приосанился, переступил с лапы на лапу.

– Молодец!

Зверёк заурчал и прошёлся вокруг ног Счастьевщика, прижимая выгнутую пушистую спинку к брюкам.

Два часа они работали бок о бок, всё больше и больше притираясь, пока мастер не разогнулся довольный.

– Ну всё, хозяйка! Принимай работу! Работает теперь ... – мастер издал смешок, – как часы! 

Арина Игнатьевна смотрела и смотрела внутрь огромной машины: здесь и там переливались затаённые огни, крутилось множество шестерёнок и маховиков, слышалась музыка, причём разная, но мелодии были различимы и созвучны друг другу. Всё её существо чувствовало, что теперь каждая деталь, каждая малейшая пружинка выгнуты в нужную сторону, каждая – на своём месте. Женщина стояла в заляпанном халатике, опустив руки, перепачканные до плеч пятнами сажи, тёмного масла и золотой пудры, пахнущая персиком и чем-то совершенно неведомым и, казалось, вдыхала то, что выходило из слаженно работающего механизма.

Она подняла на мастера яркие, неожиданно огромные глаза, полные слёз и пробегающих бликов.

– Спасибо!

– Да пожалуйста! – расплылся тот в широкой улыбке. – Главное, берегите теперь своё счастье. Не ломайте больше ничего и не откручивайте. А то у меня обычно очередь, это вам сегодня так повезло. Некоторые годами дожидаются.

– А с часами–то что делать? – ошалело спросила Арина Игнатьевна.

– С часами? – удивленно переспросил посетитель. – С какими часами?

– Да вот с этими! С ку... С кукушечкой, – женщина показала на молчаливый громоздкий агрегат в углу.

Счастьевщик удивленно подошёл к нему, хлопнул по деревянному боку, рывком открыл дверцу, что–то резко дёрнул, вызвав облако пыли и зычно расхохотался:

– А беречь надо свои часы! С кукушечкой!

И направился в коридор.

– Сейчас–сейчас, – засуетилась Арина Игнатьевна в поисках сумки. – Что там с опла...

Грохнула дверь.

– Так с оплатой–то что? – плаксиво пожаловалась она насмешливому дерматину, потрясая купюрами в кулачке. Пошла в комнату в каком–то тумане, приговаривая: «Не взял ничего. А оно большое... А казалось маленьким, а он как выкрутит – так оно большое!» И тут Арина Игнатьевна подскочила от звука, всколыхнувшего до донышка всю застоявшуюся тишину. И ещё! И ещё! Не веря, встала на середине ковра.

Через равные промежутки на всю квартиру, звонко и победно орала проснувшаяся кукушка.