География поэзии русского зарубежья

Автор публикации
Марина Сычёва ( Молдова )
№ 2 (14)/ 2016

Ветви одного дерева

Россия в поэзии дальневосточной эмиграции первой волны и в современной поэзии бывших советских республик

Когда мы произносим «культура», то имеем в виду некое в веках накопленное обществом наследие традиций, ритуалов, моральных принципов, произведений искусства во всех проявлениях. Преемственность поколений – вот ключевой момент для возникновения и развития культуры и обязательное условие народного самосознания. Разрыв межпоколенческих связей, разрушение интеллектуальной эстафеты изменяет культурную среду, а порою и суть, народа. Революции, в историческом контексте следующие одна за другой, разрушая старый мир, рождали новые культурные ценности. Эти ценности, не успевая укорениться, попадали под молот новых перемен – так формировалась и развивалась, вне географической зависимости, русская культура последних ста лет. И если культура – это оркестр, то литература его дирижер. Она, имея в своём арсенале божественный инструмент – слово, традиционно влияет на другие сферы творчества. Удивительно то, что литература (и метрополии, и эмиграции) сумела пронести сквозь испытания главные принципы своей русскости: опора на духовную глубину, художественный строй и уважение народных традиций. Умение русской литературы оставаться собой несмотря ни на что, даровало миру удивительные примеры собственного «стиля» как такового, даже в сопряжении с культурами других народов. Речь идёт о произведениях, рождённых как в эмиграции разных лет, так и в бывших советских республиках после развала СССР. И если культурное наследие западной эмиграции довольно подробно изучено, то восточное и постсоветское, существующее вне нынешних границ России, ещё ждут своих глубоких аналитиков и поклонников.

Память и дух России, сохранённый в писательских сердцах, подтвердил великую истину, что основа существования нации – это не государство и не экономика, а культура. Именно она помогала устоять против ассимиляции. Она же является стержнем для сегодняшних писателей, вольно или невольно, живущих вне России. Истина, выведенная Д.С. Мережковским о том, что «…русская литература для потерявших Родину, – родина последняя, всё, чем Россия была и чем она будет»,[1] актуальна как никогда. А самым заветным, самым русским литературным форпостом является поэзия – стихия чувств и душевных терзаний. Именно поэтическое осмысление и чувствование мира обнажает уникальную ту самую связь времён, перекличку поколений, и непрерываемую эстафету.

И вот что интересно – лирика дальневосточной эмиграции первой волны и русская лирика бывших советских республик имеют общие черты. Думаю, общность двух явлений, разделённых временем и пространством, неслучайна. Рождённые из одного семени – русской литературы – и сформированные в отрыве не только от Родины, но и вдали от «центральной» интеллектуальной элиты, обе эти ветви одного дерева напоминают о трёх вещах. Во-первых, о необходимости жить и творить, невзирая на муку и скорбь об исчезнувшей Родине. Во-вторых, об искренней убеждённости в том, что не в изгнании живут, а в послании. И, в-третьих, о вере в высшие силы, охраняющие русскую духовную жизнь.

Эта вера помогает выживать в условиях «заброшенности», позволяет найти опору там, где её никто не видит: И снова мне дарован долгий вздох, –/ так вешний сад вскипает у порога… / А миром правит милосердный Бог. / Стихи?.. – Лекарство из аптечки Бога» (О. Рудягина). Ощущением божией власти пульсирует строка, и пред этой наивысшей силой – стоит поэт. Что он может? Что должен? Когда вокруг раздор и разгром, он видит путь вылечивания себя, этого мира, русской души – стихами. И неслучайна перекличка приведённых выше строк русского поэта сегодняшней Молдовы – Олеси Рудягиной, с произведениями великолепного, яркого поэта восточной ветви зарубежья, Арсения Ивановича Несмелова (Митропольского): «Как раненый, ладонь прижавший к ране, / Я сердце нес и тень свою шатал – / Анаглифом, с холщового экрана / В отчаяньи перешагнувшим в зал. / Безмолвие. Безгласные минуты – / Как дождь осенний в чахлую листву. / Воистину, непобедимо круты / Ступени восхожденья к Божеству». Для русской литературы несоизмеримо важна глубинная связь с Богом. И это не ради красного словца, не ради придания значимости. Просто иначе – не по-русски. Показателем, лакмусовой бумажкой поэзии оказывается то, как человек пишущий определяет эту связь. Даже находясь вдали от России, он мыслит, чувствует и творит с Богом в душе, с верою в божественное покровительство. Не умеет иначе – такая вот русская планида…

Оттого и находясь вне России, поэты сердцами ощущают свою «посланость». Меняются поколения, география, условия и обстоятельства жизни поэтов-эмигрантов, но «не в изгнании, а в послании» – остаётся их девизом. Начало прошлого века, как и его завершение, и народившийся двадцать первый не щадили русской души. На сердце, в стихах – скорбь и боль. Поэт, теряющий материальную связь с Родиной, мучительно ищет путь сохранения всего, что близко и дорого. Тяжело переживая разрыв с отчизной, оказавшись в эмиграции – внутри чужой культуры, он приходит к пониманию незыблемости русского начала в себе, к ощущению фундаментальности русской культуры: «…Даже думать станешь по-английски ,/ По-чужому плакать и любить. / Мы – не то! Куда б ни выгружала / Буря волчью костромскую рать, – / Всё же нас и Дурову, пожалуй, / В англичан не выдрессировать» (А. Несмелов, «Пять рукопожатий»).

Такая же глубинная русская суть послужила опорой и для писателей советских республик, переживших развал СССР и потерю Родины без эмиграции. Было невыносимо горько видеть перерождение города, мира, в котором родился. Было страшно превращаться в иноверца, врага, оккупанта, духовную угрозу родной земле. Было мучительно осознавать, что изменившаяся до неузнаваемости Родина уже не принимает, не замечает тебя… Она занята суетным добыванием денег, национальными разборками и преобразованиями властных структур. Ей нет дела до поэзии и человека. И есть только один – нелогичный, глупый, русский выход из этой ситуации – Родину эту любить. «Распластайся в дорожной пыли! / Обними землю эту крылами! / Здесь ни пяди не куплено нами, / Значит, можно в зрачках унести, / Уберечь, сохранить, отмолить/ То, что Родиной звали когда-то/ Красен долг платежом. Нет, расплатой./Научить тебя, Ангел, любить?» (О. Рудягина). Трудно быть русским поэтом вне России, страшно понимать, что это навсегда, но невозможно не оставаться русским. Потому-то литераторы, оказавшись в эмиграции, объединяются в писательские сообщества, ассоциации, культурные центры вокруг библиотек и издательств, в активной работе которых реализуется культурная миссия «посланников» русской литературы.

Куётся цепь из звеньев прошлого и будущего, собирается в единую, горькую и великую литературу. Литературу, традиционно задающую вопросы о покаянии и вине, о верности клятве и делу, об истинном и ложном пути, призывающую не просто смотреть, а – видеть, чувствовать, понимать. Такое вдумчивое, глубокое отношение к окружающему миру русская литература провозглашает нормой бытия. Её не страшат острые темы и жёсткие выводы. Не отворачивается русский писатель от «неприятных» сюжетов, он находит силы увидеть свою личную вину за всё происходящее в стране. Он готов нести этот груз и отвечать за случившееся перед стихом, народом и Богом… Готов лишь потому, что жил во время перемен. Кровоточат строчки разделённых километрами и десятилетиями авторов – русских поэтов, волею судьбы не живущих в России, но навсегда отдающих ей свой талант, честное сердце и твёрдое перо. «Много лжи в нашем плаче позднем, / Лицемернейшей болтовни, – / Не за всех ли отраву возлил / Некий яд, отравляющий дни / И один ли, одно ли имя / Жертва страшных нетопырей? / Нет, давно мы ночами злыми / Убивали своих Царей» (А. Несмелов, «Цареубийцы»). И через годы, в период перестроечных лихолетий: «На сувениры крест растаскан и распродан, / Голгофы чёрный горб сравняли под базар, / И золотой телец, восславленный народом, / Лоснится в небесах созвездьем плах и кар…» (О. Рудягина). Горечь строк связывает разные миры, временные отрезки, творческие линии и даёт ощущение безусловной причастности к России. Чувство главной корневой системы, питающей поэтов.

Большое сильное дерево, широко раскинувшее ветви, представилось мне. Листья на дереве том – произведения, ветви его –люди, отдающие себя искусству, ствол – русская культура, а корни –народ. Вот такое многострадальное дерево досталось нам, други… Селекционеры (любители и профессионалы) прививают к нему ветки иных растений, формируют ствол, изгибая его на свой вкус, обстригают крону. А дерево растёт. Появляются новые ветки, распускаются листья. Покуда жив корень, не сломан ствол, оно будет существовать, сочными и яркими будут его листья.

 

 

[1] Дмитрий Мережковский. Лица (Фёдор Михайлович Достоевский). – URL: http://readli.net/chitat-online/?b=135315&pg=5