Поэзия диаспоры

Автор публикации
Залман Шмейлин ( Австралия )
№ 2 (22)/ 2018

Стихи

Залман Шмейлин приверженец повествовательной стихотворной речи. Ритмический рисунок его стихов достаточно традиционен, интонация узнаваема. Это по-хорошему старомодные, исповедальные стихи. В них размышления и переживания, которыми он делится со своими читателями.

Д. Ч.

 

* * *

 

А здесь декабрь – в разгаре лета.

Иду по улицам пустым

В час пик, но, будто, предрассветным.

Здесь не Одесса и не Крым.

Я в шкуре беглеца – поэта

В стране, которой я не сын.

 

И жарким летом не доволен

Мой друг трусит на поводке.

Он по-животному устроен,

Но прикипел к моей руке.

(Мы с ним одно, хотя нас двое,

А тень уже невдалеке).

 

Пуста проспекта перспектива.

Сегодня праздник – Рождество.

Вино – рекой, фонтаном – пиво.

Прикинь, афею каково!

Но я, поскольку не строптивый,

Хоть и не верую в Него,

Киваю встречным: «Мэри Кристмас!»

И пьян, не знаю отчего!

 

 

* * *

 

Ни слова фальши – это очень сложно,

Так хочется хвалить и величать:

То ножку женскую, то Чистый День морозный,

И червоточин в них не замечать.

 

Не замечать, что ножка кривовата

И поступь по-крестьянски тяжела,

Что облака легчайшие из ваты

Намокнут к полдню и нависнут, как скала.

 

Не замечать, как всё идёт по кругу,

Как почва ускользает из-под ног,

Не замечать, когда теряешь друга

И остаёшься страшно одинок.

 

Закрыть глаза и петь одну осанну,

Как соловей, задравши к небу клюв,

Жизнь тут же подкрадётся кошкой драной

И вырвет горло, замыкая круг.

 

 

Грамматик

 

Овидию изгнанье – катастрофа,

А наш, напротив, в удаленьи зрел,

Как, скарпелём обтесывая строфы,

Над словом чах, над рифмою корпел.

 

Он и себя поставил вне закона,

Стеною отчужденья окружил,

Чтоб год за годом грубо, исступлённо

Тиранить музу, павшую без сил.

 

Он выжимал пронзительные строки

Из капель прошлогоднего дождя.

В них зелень томно исходила соком

И шмель летал, назойливо гудя.

 

В них землю чёрную, сверкнув на солнце, лемех

Расчетливо изрезал на ломти,

Рука размашисто разбрасывала семя,

Зимой несла к губам аперитив...

В них женщина платочек нервно мяла

И пальцем крестики чертила и нули,

Луна взбиралась в небеса устало

И в темном парке лилии цвели.

 

А за стеной шла жизнь своей манерой,

Просачиваясь в каждую дыру,

По праздникам бесчинствуя в тавернах,

И вытесняя в дебри кенгуру.

 

 

* * *

 

Погода в Мельбурне как-то совсем не в кайф

Все сезоны за день – вовсе не эксклюзив.

Сосед мой продал магазинчик и драйв, драйв, драйв

В Брисбен, где круглый год тридцать и голубой залив.

 

Он держал много лет антикварный сток,

Но сырость вредна для неаполитанской души.

Его испытательный срок давно истёк.

Он сказал в сердцах «блади веза» и свет за собой потушил.

 

А меня держат цепи, тянущиеся за океан.

Я с каждой из четырёх сторон в чём-то убеждён.

Даже пьянствовать предпочитаю ходить в русский ресторан.

Я ещё на пути, чтобы стать раскрепощённым, как он.

 

 

ИСПОВЕДЬ

 

Душа моя на ветру дрожит,

И строка на бумагу ложится криво.

Верую – Создатель мой грех простит,

Что давно не видел меня счастливым.

 

Я забыл, когда это было в последний раз.

Может, с той поры как объелся мороженым в детстве,

В день, когда мама сказала: «Факир на час

Ты сегодня. Реформа, сынок – вперёд и с песней!».

 

В моей памяти каждый шаг запредельно крут.

Спотыкаясь о корни навязших в зубах берёзок,

Нарезаю и нарезаю, как скаковая, за кругом круг.

Только и научился, что смеяться сквозь слёзы.

 

Устремления живы – ни дать, ни взять,

Но за счастьем я, как за девкой, не бегал.

Мне знакомо – и это уже не отнять –

Только пахнущее чабрецом горьковатое чувство победы.

 

 

* * *

 

Говорят, что Муза – ангел с рыжими волосами,

Украшенными венцом.

Мне повезло, посудите сами –

Я точно знаю её в лицо.

 

Говорят, что она иногда появляется на пороге,

Не решается заходить.

Моя приходит хозяйкой, моет усталые ноги

И позволяет себя любить.

 

Моя подбирает гладкие камешки по дороге

И приносит ко мне домой.

И я соглашаюсь, что много чего такого

Лежит под ногами, только согнись дугой.

 

А бывает, что постоит за плечом, усмехнётся,

– Зачем ты терзаешься над строкой?

То, что ты ищешь, само прорастёт, пробьётся,

Только не дрейфь, оставайся самим собой.

 

Я спросил у неё: «Отчего ты раньше ходила мимо?»

– Оттого, что раньше ты был как все, –

Отвечала она с очень многозначительной миной,

– Я уж думала – безнадежный совсем.

 

 

* * *

 

Сколько раз начинаешь плясать от печки −

Две трети жизни − это сплошной простой.

И если глазами женщины на тебя смотрит вечность,

Ты понимаешь, какой ты маленький и пустой.

Люди ходят, любуются древними видами −

От умиленья прольётся порой слеза.

Но приглядитесь, у сфинкса под пирамидами

Совсем не кошачьи, а женские, с поволокой, глаза.

 

 

нтернационал XXI

 

И не верьте, не верьте, что, мол, коммунизм побеждён –

Где-то там на полставки устроен в далёком Китае.

Это вовсе не так, не спешите кадить на амвон.

Он живей всех живых и победно над миром витает.

 

И не мчитесь тотчас посетить его труп – в мавзолей,

Убедиться, что там он, ещё раз вздохнуть с облегченьем.

Поезжайте в Америку – это гораздо верней –

Там блат-хата его, климатрон разноцветных течений.

 

Все буржуи земли могут не беспокоиться, нет

Им отсрочка – зигзаг (так бывает нередко в истории).

Отменён неудачный, проваленный русский проект.

Всё обкатано, слито и всё получилось – в Претории.

 

Аутсайдеры, лузеры, братья (прошу извинить,

Но хиджабы сестёр – не сочтите распутством ошибки)

Ваше дело святое – по-честному то поделить,

Что заплыло жирком, стало тушей дебелой и хлипкой.

 

Время строить – одно из сомнительных самых времён,

Когда страсть к разрушенью как будто на время изъята.

Как призналась одна очень милая дама (каков моветон!):

«Я в глубокой тоске по Израилю семидесятых».