Беседа посвящена как швейцарской теме этого номера «Эмигрантской лиры», так и предстоящему вскоре 145-летию со дня рождения Германа Гессе (род. 2 июля 1877 г.).
Светлана Руссова – доктор филологических наук, профессор, литературовед, автор более 80 опубликованных научных работ, в том числе монографий «Фрагменты анализа поэтического текста» (1996), «Н. Заболоцкий и А. Тарковский. Опыт сопоставления» (1999), «Поэтика восточных литератур» (2000), «Автор и лирический текст» (2005), «По Берлину. В поисках следов исчезнувших цивилизаций (2010). С 2001 г. живёт в Германии (Берлин). Работает в международной школе им. М.В. Ломоносова.
Дмитрий Драгилёв – поэт, журналист, пианист, аранжировщик и руководитель музыкальных проектов «The Swinging Partysans», «Kapelle Strock», «Advocates Of Swing». Инициатор литературных чтений в Эрфурте и Берлине, литгруппы «Запад наперёд», джазового фестиваля им. Э. Рознера в Берлине, а также первого русского радио Тюрингии. Преподавал в университете «Виадрина» (Франкфурт-на-Одере). Участник Берлинских поэтических фестивалей и Международного биеннале поэтов в Москве. С 1994 г. живёт в Германии (Берлин).
Дмитрий Бураго. Наша беседа для журнала «Эмигрантская лира» происходит в виртуальном пространстве. Тем не менее, находясь в Киеве, я представляю, что вы мои гости, и это необычайно приятно. Предстоящий номер нашего журнала посвящён Швейцарии. Когда я думаю об этих землях, у меня возникают образы царской семьи, Карамзина, Фёдора Михайловича Достоевского с его знаменитой рулеткой, героя романа «Идиот» – князя Мышкина, который в начале повествования приезжает из Швейцарии в Россию, а в конце возвращается. Может быть, это и есть прообраз райского места.
Не уверен, что кто-либо из наших эмигрантов оказал влияние на культуру, на литературу Швейцарии. Скорее всего, они жили достаточно автономно. Но то, что Швейцарии сыграла роль в их судьбах и творчестве – это несомненно.
Светлана Руссова. Да, Швейцария присутствует в русской культуре как образ райской страны. И в этих райских местах только ленивый из русских путешественников не побывал: и Салтыков-Щедрин, и Толстой, и Брюсов, и Карамзин, и Мережковский, и Бунин, и Тургенев и т.д. Ну конечно же, Набоков. Когда я приехала в Германию, то одним из первых моих путешествий по Европе было путешествие по Швейцарии. Мне захотелось пройти весь путь русских путешественников, проследить все места, которыми они восхищались: от Цюриха, Берна, Базеля, Майрингена до Лозанны, до Монтрё, до Кларана. И в особенности меня интересовала история Набокова. Я сейчас живу в Берлине, тут он первые 16 лет эмиграции провёл, а в Монтрё он прожил последние 16 лет эмиграции. То есть такая рифма получилась. И у меня сверхцель была – найти эти набоковские места. Как ни странно, всё мистически сложилось. Мы нашли не только тот отель, где он жил последние 16 лет (кстати, он выбрал отель, в котором когда-то останавливалась царская семья), мы познакомились с человеком, который дружил с сыном Набокова, с Дмитрием. Доехали до Кларана в надежде найти могилу Набокова. Всё мистически складывалось в той поездке. Пустынное кладбище, совершенно не у кого было спросить, шли «Наобум Лазаря», как говорится, куда ноги выведут, и действительно вывели прямо к его могиле, где очень скромно было написано: «Набоков. Писатель». И жена его, Вера Набокова, она тоже там похоронена. То есть не русский писатель, не американский писатель, а просто писатель.
И до сегодняшнего времени для меня Швейцария – какая-то сказочная, мистическая страна, где всё сбывается, всё увязывается, все рифмы рифмуются и всё открывается.
Много очень поучительного. Даже в том, что в такой маленькой стране (на сегодняшний день там всего 8,5 млн человек населения на 41 т. км²) литература пишется на четырёх национальных языках (на немецком, французском, итальянском и ретороманском). И совершенно спокойно существует, и продолжает связи с теми соседними странами, чьи языки представлены в этих кантонах Швейцарии. Страна стала местом притяжения и педагогической мысли. Это родина Песталоцци и Эразма Роттердамского, и это родина знаменитых исторических песен о Вильгельме. Очень много чего связано со Швейцарией. Страна, держащая нейтралитет, не участвующая ни в каких войнах. А сколько славных имён дала! Вспомнить и Макса Фриша, и Дюрренматта, и Цолленгера, ну и, конечно же, Гессе. Притом, что Гессе не родился в Швейцарии, он был эмигрантом. Швейцария в основном страна эмигрантов. И они находят там реализацию свою и становятся прославленными на весь мир. Так что это очень поучительно, актуально сегодня. Что касается русской эмиграции, в 19-м веке в Швейцарии проживало 8,5 тыс. русских, т.е. людей, которые признавали русский как родной. Сегодня там проживает 22 тыс. человек, которые русский язык считают родным.
О современных литераторах, живущих сегодня в Швейцарии, я мало что знаю. Хотя существует их множество и есть, как мне кажется, известные имена, например, киевлянин Валерий Тарсис, он жил довольно долго в Берне. Такие, как Евгения Луговая, Анна Сандермоен, Алла Баркан, Николай Ребер, Александр Логинов, Юрий Гальперин, Олег Резепкин. Конечно, больше всего известен Михаил Шишкин. Это талантливый автор, его отметили во многих странах. Он получил литературную премию журнала «Знамя», премию от кантона Цюрих, Букерш-Смирнов, «Национальный бестселлер» и премию «Большая книга». И даже вошёл в шорт-лист Бунинской премии в 2006 году. А за книгу «Монтрё – Миссолунги – Астапово: По следам Байрона и Толстого» он получил французскую премию за лучшую иностранную книгу в 2005 году. Критика называет его «солнцем российской словесности». Почитав, должна признать, что мне его позиция не близка (ни человеческая, ни писательская), но он действительно талантлив. Правы критики, которые сравнивают его манеру с Булгаковым и Набоковым. В чём-то они похожи. Но у Набокова есть удовольствие, даже чисто физиологическое, от текста, а у Шишкина везде боль. Следует назвать его произведения: «Всех ожидает одна ночь», «Венерин волос», «Урок каллиграфии» (мне очень понравился, замечательная «кружевная» вещь, за которой стоят такие человеческие трагедии, что действительно хочется плакать). Как автор сам признаётся, оказавшись в Швейцарии, он решил для себя выстроить собственную платформу, и придумал такой жанр, как «Путеводитель по русской Швейцарии». Вышла эта книга в 2000-м году. Романы «Взятие Измаила», «Письмовник». Это качественные тексты. Он не «штампует» романы, как кто-то сыронизировал, он пишет одну книгу в пять лет. Вот что я могла бы сказать про сегодняшнее состояние русской литературной эмиграции.
Д. Б. Дмитрий, а как Вы видите Швейцарию сегодня?
Дмитрий Драгилёв. Сначала судьба свела меня с Алексеем Парщиковым, поэтом, который многое определил во мне самом. Я познакомился с творчеством метареалистов довольно рано, ещё в Риге. Потом состоялось личное знакомство, прежде всего с Алёшей. Парщиков был связан со Швейцарией достаточно плотно в начале 90-х. после возвращения из Америки, где в Стэнфорде занимался в университете и писал работу. Затем он поселиться в Базеле – по той простой причине, что там жила его вторая супруга – поэтесса Мартине Хугли, которая переводила Алёшу на немецкий.
Алёша рассказывал достаточно интересно, захватывающе, подробно, какие-то вещи из своей жизни, и в частности, упомянул некую опасность, как он видел для себя, опасность швейцарского быта, которую предвещало ему дальнейшее пребывание там. Он предпочёл Базелю Кёльн. Это произошло не сразу. Но так или иначе тема Швейцарии для меня возникла именно тогда. Потом выяснилось, что в Швейцарии живёт Шишкин. С Мишей Шишкиным знакомство случилось уже после ухода Алёши – на вечере памяти Парщикова, который мы проводили с поэтом и переводчиком Хендриком Джексоном в Берлине.
Потом с Шишкиным встречались в Берлине, он писал «Письмовник», будучи в Берлине на стипендии. Он приезжал на наш фестиваль/форум «Положение современной русскоязычной литературы в Европе» и выступал там.
Поездка в Цюрих подтвердила мои представления о Швейцарии, которую я, сам будучи из Риги, воображал себе, как рижскую цветочную улицу. Кстати, именно в Риге снимали эпизод падения Плейшнера из окна в культовом советском фильме «Семнадцать мгновений весны». Какая-то перекличка Цюриха и Риги явно ощущается. Вот и первая мемориальная доска, которую я увидел в Цюрихе, была Райнису и Аспазии, чете латышских поэтов. Всё как-то предусмотрено и случайностей не бывает.
Ещё в Швейцарии живёт замечательный поэт из Питера – Сергей Завьялов, который принимал участие в нашем фестивале имени Парщикова «Дирижабль».
Есть друзья, коллеги, которые частые гости в Швейцарии и в переводческих домах. Например, Сергей Марейно, рижский поэт. Татьяна Хофман/Гофман из Севастополя, которая написала книгу о своём детстве «Севастопология». В оригинале она была написана на немецком и затем переведена на русский язык Татьяной Набатниковой. Кроме того, Таня профессионально занимается украинской литературой 20-х годов.
Д. Б. Интересно продолжить разговор о положении современной русскоязычной литературы в Европе. Что меняется, а что остается неизменным? Кажется, никогда не было такого количества русских эмигрантов, как в 20-м веке, а к началу 21 века их количество возрастает. Сформировалось ли такое явление, как русская европейская литература или русская литература Европы?
Д. Д. Наверное, единого такого явления нет. Дмитрий Кузьмин в своё время активно занимался изучением того, что происходит вне метрополии, издавал огромные антологии, например, «Освобождённый Улисс». Сергей Чупринин, редактор журнала «Знамя», издавал сборник «Русская литература за границей». Существует литкарта – новая литературная карта России. В Интернете её можно найти. По сути, никто не озаботился ответом на этот вопрос. Сказать, что есть некое явление – «русская европейская литература в Европе», очень трудно. Есть авторы, которые живут во Франции, Германии, других странах. Но они разобщены. Трудно отследить какую-либо преемственность. Но что-то происходит, и со временим мы это поймём.
Д. Б. Создаются антологии, журналы, и мы знаем огромное количество пишущих людей. Можно предположить, что явление действительно есть, но является ли оно значимым для Европы? Становится ли это оно важным для метрополии?
Д. Д. По поводу Европы. Долгое время существовала следующая проблема. Русская литература, или скажем, другая эмигрантская литература, состоится для страны пребывания, читателя, публики, а также коллег прежде всего в пространстве перевода. Когда находятся переводчики, когда находятся издатели. Некий такой метаболизм, совершенно банальный, но это естественные вещи. Это то, с чем каждодневно сталкиваются авторы. Вот в Берлине несколько лет назад появилась стипендия для авторов, пишущих не на немецком языке. Это был подарок редкой ценности, особый подарок. Но чаще всего переводят авторов из метрополии. Миша Шишкин жаловался, что очень долго переводчики не обращали на него внимание. То, что он жил в Швейцарии, становилось фактором неуспеха. Для переводчиков почему-то какая-то легитимность возникает, по крайней мере так происходило последние 30 лет, когда автор живёт, печатается и успешен на родине.
Д. Б. Когда мы говорим о нашей эмигрантской литературе, о том, есть ли вообще это явление или в размытых интернетом границах его сегодня не существует, нам сложно это определить. Всегда нужно какое-то время, взгляд со стороны. Может что-то и состоялось, и это станет большим явлением и для метрополии, и для Европы. Может быть. А может быть, все разучатся читать и писать, а потом и говорить.
Возвращаясь к теме о Швейцарии, предлагаю остановиться на имени Германа Гессе, чьё творчество и судьба стали знаковыми для всего мира. Он сыграл очень важную роль в понимании корней нацизма и фашизма с одной стороны, а с другой стороны, в утверждении гуманизма и человечности. Один весьма верующий коллега мне объяснял, что те, кто открывали Америку, обязаны были уничтожить индейские племена, поскольку они жили чудовищной жизнью. Они были настолько богопротивны, что не сделать этого было просто невозможно. Поэтому они и были ликвидированы вместе с чудовищными культами. На мои, кажется, справедливые вопросы: «Может ли человек принимать решение об уничтожении целых народов? На каком основании можно брать на себя эту ответственность? По каким критериям мы смеем судить о ценности человеческой жизни или целых народов? Неужели суть жизни негра из глубин Гвинеи или жителя гор Папуа Новой Гвинеи можно соотносить по какой-либо выдуманной шкале ценностей с высокородным европейцем? И как же эта выдуманная шкала соотносится со словами Нового Завета «нет ни эллина, ни иудея»? Только Господу Богу дано понимать ценность этой жизни. Не нам с вами. Нам ценить жизнь как таковую нужно. Может, потому что я нахожусь сейчас в Киеве, эти святые слова приобретают силу и вселяют надежду. Но, кажется, сегодня разговор об избранничестве, к большому сожалению, всё больше актуализируется. Идея национальности подменяет религиозное сознание. Герман Гессе, проведя детство в Индии, зная, практически в совершенстве, санскрит и будучи увлечён Востоком, буддизмом, как бы со стороны видел и оценивал происходящее в Европе. В знаменитой статье, опубликованной в разгар Первой мировой войны 3 ноября 1914 года «Друзья, не нужно этих звуков!» он, обращаясь к интеллигенции, писал: «Все эти проявления ненависти – от нагло распространяемых слухов до подстрекательских статеек, от бойкота «враждебного» искусства до хулы и поношений в адрес целых народов – основываются на скудоумии, на лености мысли, которую легко простить солдату на фронте, но которая не к лицу рассудительному рабочему или труженику на ниве искусства». Как актуальны эти слова сегодня!
После публикации этой статьи Герман Гессе был практически отвергнут немецким обществом и вынужден был эмигрировать в Швейцарию. А после мая 1945 года он становится моральным авторитетом для германской интеллигенции и был удостоен Нобелевской премии за роман «Игра в бисер». Поразительно, что уже в послевоенной Германии Германа Гессе стали признавать немецким писателем только в последнее время.
С. Р. Я действительно не могу это объяснить. В немецкой энциклопедии «Лексикон», которая выходила в 2002 году, Гессе обозначен как швейцарский автор, а не как немецкий. Сравнивая разные статьи, я увидела, что эта энциклопедия сильно политизирована. Там политика берёт верх над профессионализмом.
То, что Гессе становится актуальным через 100 лет, это просто удивительно. Всё то, что он писал и в 1919 году («Демиан»), и в 1927 году («Степной волк»), это раскрытие проблем, не утративших свою современность. Люди, которые попривыкли к террору и существуют в искажённых реалиях. Он предугадал не просто появление фашизма, но и его распространение по всему миру. И самое главное, что он показал обыкновенных людей, которые настолько дезориентированы нравственно, что ко всему готовы. Они готовы и к каким-то духовным подъёмам, и тут же они готовы к преступлению. И подчиняются любой ситуации. Это самое страшное. Мне кажется, что это чрезвычайно актуальные тексты, и их нужно читать, перечитывать современному читателю. Что повлияло на Гессе? Почему он не вписался, почему он был «белой вороной» в своем отечестве? И почему он вынужден был эмигрировать и найти пристанище в Швейцарии? Конечно же, корни в индийской культуре, которую он впитал в себя. Конечно же, корни не только в ведизме и буддизме, но и в даосизме, который он изучал. Именно взгляд с Востока был тем средством, которое повысило его иммунитет против надвигающегося фашизма. Именно это дало ему возможность смотреть по-другому, и смотреть со стороны на происходящее. И конечно, дороже всего для меня его «Игра в бисер». Я тоже увлекалась восточными философиями и для меня это средство против всевозможных социальных потрясений. Гессе нигде не даёт каких-то рецептов, он ничему не учит, он не предполагает, что будут написаны какие-то выводы, прочитав которые, кто-то может взять их на вооружение. Всё это тонко, это какие-то линии, какие-то узоры, но под всеми этими линиями и узорами всё равно прочитывается, т.е. внимательный читатель, который следует и доверяет этому автору, он понимает эту максиму, что Гессе говорит о том, что «каждый день нужно проживать, как последний». Оглядываясь назад, понимаешь, для чего всё это, каков смысл всего этого. Рассматривая свою жизнь, я нахожу параллели в этом романе. Искушённый мастер находит удовольствие не в общении с такой же искушённой элитой, а в общении с учениками. Вот это сегодняшнее моё состояние, для меня это противоядие. Сейчас гораздо важнее не спорить с критиками, не спорить с литературоведами по поводу каких-нибудь явлений, а разговаривать с маленькими людьми, которые только начинают свой путь, и просто показывать, какая есть литература, что действительно является литературой, а что является чтивом на один день. Мне кажется, это намного больше даёт и мне, и им.
Ещё одна важная деталь. Действие романа «Игра в бисер» – это только намёк на настоящее, действие перенесено в будущее, это роман-утопия. Хотя Гессе вроде бы не даёт никаких рецептов, но тем не менее, рецепт этот есть. Чтобы противостоять хаосу, чтобы сохранить в себе нравственность, сохранить в себе честность, порядочность. Мне кажется, это самые главные вещи, которые невозможно перевести на чужой язык, невозможно перевести на немецкий язык, невозможно просто на пальцах объяснить: а что такое честь, что такое достоинство, это приходится рассказывать и показывать на основе каких-то литературных ситуаций. И дети сидят и смотрят на тебя открытыми глазами, потому что они, к сожалению, этого не знают и не понимают. Но это единственное, чем можно противостоять тому, что тебя окружает – эта сосредоточенность на внутреннем мире и внутренняя дисциплина, противостоящая внешнему хаосу. Не подчиняться, сопротивляться. Оставлять в себе это человеческое лицо. Мы ничего не можем сделать в этом мире, мы ни на что не можем повлиять. Противодействуя, мы можем только работать над собой. Этому учит именно восточная мысль Германа Гессе
Д. Б. По своему собственному признанию, Герман Гессе открывал русскую литературу с Тургенева. Я удивился его оценке: Гессе прочитал не очень много произведений Ивана Сергеевич, всего 8-10 книг. При этом он хорошо знал Пушкина, Лермонтова. Особо подчёркивает Гессе роль Достоевского: «Я сказал, что Достоевский, собственно, не писатель или не в первую очередь писатель. Я назвал его пророком». И ещё: «Стоит лишь бросить взгляд на новейшую литературу, как всюду замечаешь перекличку с Достоевским, пусть и на уровне простых и наивных подражаний». Говоря о самом важном для себя романе Достоевского «Братья Карамазовы», Гессе подчёркивал, что совокупность свойств и характеров всех братьев и есть суть человеческой природы, точно раскрытая писателем.
Конечно, Герман Гессе сегодня не самый культовый писатель, н, можно заметить, что интерес к нему в мире имеет определённый ритм. Так, в конце 1940-х годов он действительно был совестью германской нации, получил целый ряд премий, в том числе и Нобелевскую, широко переводился. В почтовом отделении в Швейцарии сначала выделили помощника, который приносил ему домой письма от немцев, а потом были выделены отдельная комната в самом отделении и сотрудники, которые помогали разбирать сотни и сотни писем. Интересно, с чем обращались немцы к своему изгнаннику, как они говорили о том, что они не могли иначе, что у них дети, им же надо было выживать, а другие утверждали, что ничего не знали и поверить не могли в ужасы нацизма. Дело не в том, что они писали, дело в том, что почему-то у германской интеллигенции оказалась совершенная необходимость написать письмо своему изгнаннику.
Д. Д. Думаю, сыграла свою роль Нобелевская премия 46-го года. Я говорю об этом, нисколько не умаляя творчество Гессе. Был такой эпизод. Во время моей учёбы в Германии в Веймаре преподаватель риторики принесла два стихотворения, одно было Гейне, другое – Гессе. И вот на выбор надо было одно стихотворение декламировать. Я отнёсся к этому с большой симпатией и доверием к этой даме, при этом предпочёл читать Гессе, сказав, что у него слог посовременнее.
Хочу добавить по поводу восприятия. Наш «синодик» немного другой. Это не значит, что мы какими-то менее важными писателями интересуемся. Но почему-то немцы очень редко здесь вспоминают о Ремарке.
С. Р. Они о Гофмане не вспоминают!
Д. Б. А о Гёте?
С. Р. О Гёте – да, а о Гофмане не знают, интеллигентные люди не знают о Гофмане.
Д. Б. Кстати, я хочу заметить, что Герман Гессе не стал швейцарским писателем. Швейцария тоже не считает его своим. В этом же парадокс!
Д. Д. Он был гражданином мира. Тут ещё можем вспомнить гражданство Российской империи, связанное с миссионерской деятельностью отца, кажется, в Эстонии. Была ещё причастность к базельской миссии. Его связь со Швейцарией возникла давно.
Д. Б. И ещё я хочу добавить, что самые большие тиражи Германа Гессе выходили в Индии. Есть целый ряд переводов его романов на санскрит. После 40-ых был взлёт интереса в середине 60-х годов.
Д. Д. Это связано с хиппи.
Д. Б. И Гессе тогда возвращался в Европу из Индии. Там, кстати, интерес к нему не угасал. А третий большой взлёт Германа Гессе был в эпоху 80-х годов перед распадом Советского Союза. Интересно, оживёт ли интерес к нему сегодня? Это был бы хороший знак попытки выздоровления общества. При всём уважении к современным писателям, почти никто сегодня не способен подходить к большим темам. Только недавно в России появились писатели, преодолевающие в своём творчестве постмодернизм.
С. Р. Если говорить о том, будут ли читать Гессе, то смотря где. В Германии, скорее всего, не будут. Потому что в Германии или Швейцарии уже практически ничего не читают. Но я знаю, что рекомендуют школьникам читать. В плане юмора: был проведён опрос, на основании которого выявлено, что самыми читаемыми русскими авторами являются Владимир Каминер и Федор Михайлович Достоевский. Уравняли Божий дар и яичницу.
Кстати о Михаиле Шишкине. Буквально в этом году на выпускных экзаменах по русскому языку был представлен текст Михаила Шишкина «На русско-швейцарской границе». Я в то время немного чего знала о Шишкине, текст восприняла как курьёзный какой-то образчик. Теперь я понимаю в чём соль, в чём юмор русско-швейцарской границы. Но есть определённая политика: каких авторов рекомендуют, каких не рекомендуют читать.
Д. Б. То есть, сегодняшняя цензура больше, чем та, с которой мы были знакомы в прошлом веке?
С. Р. Да, конечно.
Д. Б. И возможностей у сегодняшней цензуры больше?
С. Р. Да, это точно.
Д. Б. А скажите, пожалуйста, правда ли, что сейчас, во всяком случае во Франции, а может и не только во Франции, очень большой интерес к русской литературе? Во Франции как будто скупили все переводы с русского. Ищут современных русских писателей и их переводы на французский язык, чтобы понять, что же всё-таки происходит. Я встречал интервью с одним из издателей, который говорит, что они не успевают допечатывать тиражи.
С. Р. Я замечу по поводу русского языка. Сколько живу в Германии, столько преподаю русский язык французам. Это французы, которые работают в фирмах, сотрудничающих с Россией. И это единичные французы, которые просто любители русской литературы и культуры. Иногда они меня просто ставят в тупик тем, что они настолько информированы о многих вещах, что сравнить с некоторыми моими коллегами просто невозможно. У них есть, можно сказать, генетический интерес к русской культуре и любовь к русской культуре. Даже будучи на каком-нибудь очень скромном уровне знания языка, как скажем, А1 и А2, они стараются, они приносят свои фотографии и показывают: «Вот у меня дома есть такая икона. А что это за икона? А чему она посвящена?». Это все взрослые люди, которые продолжают интересоваться русским языком и литературой и сегодня.
Д. Д. О Франции говорить можно долго, но до меня доходит обрывочная информация. Есть русские авторы, живущие там, пишущие на языке страны проживания. Есть приехавшие сюда в юном возрасте и успешно пишущие на немецком. Если говорить об интересе французов к современной русской литературе, то мне трудно сказать, насколько велик этот интерес. Кстати, говоря о писателях, которые поднимают большие темы, сразу же приходит в голову Мишель Уэльбек.
Д. Б. А в Швейцарии и Германии есть такой интерес к русским авторам?
Д. Д. Мне кажется, что да, несмотря на все обстоятельства. Происходят вещи достаточно любопытные. Например, немецкая радиостанция «Deutschlandfunk» («Вещание Германии») делала программу, в которой два дня читали тексты. Авторы были подобраны независимо от того, на каком языке они пишут (русском, немецком, украинском), но связанные с Украиной. В этой связи оказалось, что целый ряд авторов, живущих в Германии, независимо от того, когда они приехали или родились здесь, каталоголизируются в таком ключе. Но мне кажется, что интерес был и будет.
Д. Б. Мы сейчас переживаем непростое время, и в прошлые века Швейцария играла очень большую роль. Это было пространство, открытое практически для всех. Тот нейтралитет, который Швейцария держала, очень важен, он так или иначе выручал Европу. Она оставалась центром культуры и возможного диалога между враждующими сторонами. Удастся или нет Швейцарии и сегодня сохранить эту позицию? Вспоминая опять Германа Гессе, который и ни швейцарский, и ни немецкий писатель, я очень надеюсь, что мы вернёмся к книге, вернёмся к внимательному прочтению, в том числе и его очень важных произведений. Ведь всё сложное в нашей жизни от лукавых замыслов. Помните, в повести «Курортник» главный герой (Герман Гессе пишет от первого лица) приезжает в санаторий, где его поселяют в соседнем номере с музыкантом, который по утрам репетирует на духовом инструменте, а наш герой только под утро ложится спать, у него всю жизнь такой ритм, он закоренелая сова, и не представляет свою жизнь иначе. Ситуация безвыходная, Гессе уже измождён от бессонницы, от ненависти к этому человеку, которого он готов уничтожить, но находится выход. Человека нужно полюбить, а чтобы полюбить – изучить. В итоге он настолько увлёкся тайной жизни своего соседа, что однажды, когда ранним утром не услышал его игру, он, как безумный, метался по санаторию в поисках музыканта. Какова же была трагедия – тот съехал. С возникшей тишиной образовалась невыносимая пустота. Всё очень просто в этом мире. Без любви никак нельзя. А мир увлёкся каверзами и соблазнами эфемерной правоты. И от этой правоты мы слепнем. Любви не хватает.
Д. Д. Очень правильные слова. И очень, верно то, о чём Вы вспомнили. В «Степном волке» другая коллизия, но есть попытка понять, проникнуться тем, что тебе совершенно чуждо, ново, что вызывает отторжение, страх, это очень чётко обозначено, как некое погружение в реальную жизнь.
Д. Б. Да, это история с радиоприёмником. Как можно слушать Моцарта через эти шумы?! Это же безумие, это оскорбление для Моцарта, для его великой музыки. И в итоге задача – научиться слышать Моцарта через все шумы. Спасти мир невозможно, но можно попытаться помочь отдельному человеку. Это очень простая и глубокая мысль. Мне кажется, идея национальности и национальных литератур больше хороша для учёных, которые пытаются разложить всё по коробочкам. Когда мы говорили о Гессе, мы уже запутались. Кто он? Швейцарский, немецкий, индийский писатель? Или он прежде всего человек Герман Гессе, а потом всё остальное?
Д. Д. Писатели совершенно разные, пишущие на разных языках. Да, мы можем объединить их по месту рождения или по каким-то корням. Меня пытаются записать в латышские писатели здесь в Германии. Видимо, так удобнее, исходя из этого поверхностного мышления. Наверное, очень важно, на каком языке человек пишет, о чём он пишет. С другой стороны – и это не главное.
Д. Б. Когда возникает вопрос национальности, я говорю, что я уйгур русской культуры. И это абсолютная правда, потому что дедушка по папиной линии был уйгуром, а воспитывался на русских сказках. Надеюсь, имя Германа Гессе в этом году прозвучит и на европейском континенте, не только в Индии. Да, к сожалению, немного стихов Гесса переведено на русский язык, и довольно мало хороших переводов, а на украинском языке есть очень хороши переводы.
Д. Д. Да, это отдельная, очень важная тема – переводы. Из чего они складываются? Как они удаются или не удаются? Для нас здесь это тема каждого дня. Проблема в том, что переводят стихи математически, а не поэтически. Когда мы говорим о переводе, надо понимать, что автора надо не просто перевести с одного на другой язык, важно перевести его на поэтический язык, родной для читателя. Авторы не могут не продолжать развивать язык. А современный читатель сужается в этом языке, его языковое сознание скукоживается, он движется по развитию к Эллочке-людоедке. Люди стали мыслить междометиями. Хороший перевод не гарантирует читателя, а скорее наоборот. Иногда примитивизация произведения искусства приближает произведение к читателям. Читатель в этом смысле очень отстал. Ему кажется, что после Пушкина сразу начинается Асадов.
Д. Б.: В плане мелодики стиха Асадов гений.
С. Р. Вы говорите о взрослой публике, а я о своих учениках, для которых прочитать Пушкина и понять, о чём идёт там речь – это огромнейший труд. Я вам не могу передать, какова магия стиха Пушкина, и вообще – дети в школе влюблены в Пушкина. И потом, когда мы переходим к Блоку, Серебряному веку, они всё меряют Пушкиным.
Д. Б. Конечно, как можно читать и понимать того же Асадова, Парщикова или хороший перевод стихов Гессе без заложенной Пушкином поэтической системы координат русской речи?
Дорогие коллеги, спасибо за интересный разговор!