Поэзия метрополии

Автор публикации
Федор Назаров ( Россия )
№ 2 (6)/ 2014

Стихи

Поэзии Федора Назарова присуща внешняя строгость, классичность в лучшем её понимании, и доведенное до почти критического предела внутреннее бурление, этакое господство стихийного архэ в самом авторе. Как всё это сочетается, постигнуть невозможно. Но главное, что в результате этого единения противоположностей рождается напряженное, драматическое, оркестровое звучание стиха, где почти каждая строка – кульминация. И ещё, стихи Назарова – это, конечно, породистый стиль мастера, за который ироничный автор в одном из своих стихотворений извиняется, а читатель, коему дороги традиции и преемственность в поэзии, полагаю, неизменно благодарит.

О. Г.

ЛОВЦЫ СКВОЗНЯКОВ
 
Думали жизнь, оказалось ни то, ни сё.
Камень да пепел, ножницы да зола.
Кисть не далась Шекспиру, перо – Басё.
Суть объявилась, но выхода не нашла.
 
Пьяный меандр тихо играл с рекой.
В плавные русла кутались берега.
Думали осень – и отцветал левкой.
Думали ночь – и плакала пустельга.
 
Кай собирал ледышки вечерних Герд.
Вечность жила в осколках своих основ.
Думали смерть.
И не то чтоб являлась смерть.
Просто Господь менял оболочки снов.
 
 
LA MOUETTE NOIRE
 
Моя милая птица, вчера наступила зима,
И встречая нежданный февраль в ледяном переплёте,
Я пытаюсь найти оправдание неперелётам –
Перелётные птицы давно посходили с ума.
 
Пусть наутро замылятся стёкла, пусть первый мороз
Реставрирует город посредством белёсой пастели,
Я ищу твои крылья на плацах холодной постели,
Забывая порядок и смысл движения звёзд.
 
И пока, наплевав на весну и презрев города,
Снегопады снимают с окрестности гипсовый слепок,
Я учусь имитировать крылья при помощи веток,
И подделывать слёзы при помощи талого льда.
 
Оттого и сбываются самые страшные сны.
Оттого и сбываются вьюги, ветра и картечи.
Извлечённых из памяти слов не хватает на вечер.
Крылья слишком трухлявы, а слёзы фальшиво пресны.
 
На растянутых швах клейковина, камедь и смола.
В вороном оперенье зола и житейская зависть.
Моя милая птица, вчера наступила реальность.
Очень много далёких огней. Очень мало тепла.
 
 
ЕКАТЕРИНА
 
* * *
 
В тихом бреду постанывает «Савой»,
«Прочь уходите горечь и тошнота»,
«Мне не бывает страшно, когда с тобой»,
«Мне никогда ведь с тобою не страшно, да?».
Там, где земля и небо сплели альков,
Где за портьерой звёзд колыбель пуста,
Белое облако траурных мотыльков
Маленький клипер качает на волнах сна.
Где-то в далёкой были звенит свирель,
Осень считает перья своих цыплят.
А у тебя под килем идёт макрель,
И в патефоне сказки читает Плятт.
 
 
* * *
 
Воля моя – жила бы за Енисеем,
В бункере хвойном, в тепле и достатке полном.
Дал бы тебе в любовники Моисея,
Перед которым вода раздвигает волны.
Чтобы опять лишилась и сна, и речи,
Чтобы в снегах топила его скрижали.
И через год не нашёл бы нечистый кречет
Плоскости, на которой вы не лежали.
 
 
* * *
 
Воздух – пустой кисель – лишь добавь кустарник
С ягодами, тумана немного брызни,
Перемешай всё с паром соседней псарни,
И наслаждайся, чувствуя, что у жизни
Нет продолжения. Спит пучеглазый Аргус.
Дерево веры, засохнув, пустило корни.
То ли – того и гляди – повторится август.
То ли – того и гляди – не наступит вторник.
 
 
НЕ ПОМНИ
 
* * *
 
Не думать и не помнить ни о чем.
Свобода скажешь? Может и свобода.
Взгляни на бюст у паркового входа
Свободен, но разбит параличом.
С античной свалки некуда спешить.
Ни Трои, ни циклопов, ни Калипсо.
В сухих глазах из вяжущего гипса
Застыл осколок гипсовой души.
 
 
* * *
 
Не думать и не помнить о тебе.
Оберегая девственность конвертов,
Все имена запутались посмертно
В обвисшей телефонной тетиве.
Любовь ушла с крупицами песка,
Оставив верность совести и штампам,
Рабочий сцены сбил огни на рампе,
И с этих пор я перестал искать.
 
 
* * *
 
Когда-нибудь, уставши от торгов
И ты вернешься с мыслью – на хрена ты
Вернулась к этим траурным пенатам
На эту пристань дряхлого Арго,
Под эти своды в этот ветхий дом,
Где нет давно ни выхода, ни входа,
Где жизни нет, но есть одна свобода
Не думать и не помнить ни о ком.
 
 
CПАСИБО – ЗДРАВСТВУЙ
 
* * *
 
Извини за стиль и за мой покосый,
как забор в селе захолустном, почерк.
Я бы мог ответить на все вопросы,
только ты едва ли теперь захочешь
что-то слушать. Запах сырой извёстки
Отдает дешёвой зубною пастой.
 
Мы опять застряли на перекрёстке
не дорог, но судеб разбитых.
 
Здравствуй.
 
 
* * *
 
Этот город соткан из поликлиник,
магазинов, прачечных, метростроев,
и когда в разорванном птичьем клине
узнаёшь рисунок своих обоев,
то проходишь мимо без интереса,
будто держишь путь из уборной в кухню.
 
Если небо рухнет на эту местность,
Будет лучше всем.
 
Но оно не рухнет.
 
 
* * *
 
Иногда, устав от мирских нелепиц,
От житейской фальши и ширпотреба,
Обращаешь взор на ночное небо,
где висят пустые ковши медведиц,
освещая то ли ворота рая,
то ли звёздный путь [что, конечно, дальше].
 
Мы сплели созвездья из млечной каши,
И они горят.
 
Ничего не зная.
 
 
* * *
 
За окном картинка ночного града –
Натюрморт в оттенках немытой свёклы.
Фонари роняют на автостраду
Чуть почаще – свет, чуть пореже – стёкла.
Извини. Я просто опять скучаю.
Как хороший клоун от глупой шутки.
 
Вечер был отравлен зелёным чаем.
День – испорчен утром.
 
Ещё в маршрутке.
 
 
* * *
 
Наши паспорта не имеют штампов,
Чтобы их стереть. Послужные списки
Потерялись в урнах чужих почтамтов,
Под завалом писем, судебных исков,
рукописных схваток, в которых голос
не имеет веса по сути дела.
 
Я – спасибо – снова и пьян и холост.
Ты – спасибо – сделала, что сумела. 

 

Ирина Душацкая. «Императорский дракон» (шёлк, вышивка шёлком, темпера 70х90 см).