Михаил Четыркин пишет не ровно, не гладко. Это можно отнести к недостаткам его стихотворной речи. А приглядевшись к этим «неправильностям», можно оценить естественность и прямоту высказывания, разговорность поэтического повествования. Не случайно же он был отмечен несколькими победами в литературных конкурсах. Возможно, его творческий характер напоминает наивную живопись. Во всяком случае, эти стихи не явление холодного расчёта и делания.
Д. Ч.
* * *
Бледней мороженой трески
(Хоть много старше),
Я как-то раз читал стихи
Одной Наташе,
Торчал скелетом голый клён
Среди сугроба,
Исход был предопределён –
Мы знали оба,
В ветвях надтреснуто свистел
Какой-то певчий,
Спасти могла нас лишь постель –
В ней стало б легче,
Ходили зубы ходуном
(К ночи свежело),
Я предложил зайти в мой дом,
Отведать джема,
Нам рожи корчила луна
И пахла псиной,
Была Наташа неумна –
Зато красива,
Я еле сдерживал порыв,
Гремя ключами,
Потом входную дверь открыл
Её плечами,
Одежды словно лепестки
С двух тел слетели,
Мы молча наперегонки
Неслись к постели –
Там, замотавшись в толстый плед,
Я дробью Морзе
Проклацал ей: Мы разных лет,
Но оба мёрзнем –
Она, коронками звеня,
(Мол, всё в порядке)
Тихонько тёрла об меня
Босые пятки,
Мы были просто влюблены
В предметы быта,
Она лежала у стены,
До глаз укрыта,
Я рядом в стопку одеял
Влез с головою…
А ветер в окна снег швырял,
Надсадно воя.
Теперь года уже не те
– Но помню точно,
Как мы бугрились на тахте
Холодной точкой,
И помню девичье чело
В гусиной коже,
И как на улице мело,
Мело… но всё же
Тёк где-то в жарких странах Нил,
Цвели фисташки,
А я стихи свои бубнил
Одной Наташке,
И был согрет – внезапно, весь –
Её рукою…
И если счастье в мире есть –
Оно такое.
* * *
Фатальное предвиденье финала:
Когда живёшь – и чувствуешь, что зря...
Ты знала всё. Конечно же, ты знала,
Печального уже не говоря...
Зима всегда обманывает белым,
Неискренне прельщая в Рождество
– Но тишина в пространстве загустелом
Собой меняет звуки... Что ж с того...
Ты повторяла прежние мотивы
Почти забытых дней... не захотев
Себя вернуть. И нам минуты льстиво
Шептали ложь, без света опустев.
Вновь ночь собакой чёрною бежала
По улицам, где не было огня,
И ты сама себе не возражала,
Украдкою решение храня...
Я благодарен – не тому, что было
– Тому, что есть. Мне просто повезло.
Январь всегда кончается уныло,
Но ты – со мной. Я чувствую тепло
Твоей души. А, может быть, и тела
– Которое душе принадлежит...
Снега придут, засыпав неумело
То, что и так заснеженным лежит
– Не плачь. Любви напрасной не бывает.
Она исчезнет с нами. Но пока
Пусть пустота ночная застывает
В молчании.
Теперь наверняка.
Закрой глаза. Прислушайся к рассвету
– Проснулись краски... Здешние... и те...
Мы слишком быстро движемся по свету,
Почти не научившись в темноте
Не плакать. А зима не начинала
Рассказывать, что нам предрешено.
Ты знала всё... Наверное, ты знала.
В тот первый миг, мне отданный давно.
* * *
Уставший ангел, спать ложась,
Крылом задул свечу свою…
В возникшей темноте кружась,
Я никого не узнаю,
И отражение внутри
Его поступок погасил,
И ожидание зари
Аналогично трате сил.
Острее звуки стали, но
Оркестр не видит партитур –
Лишь всё в озноб вовлечено
Под перепад температур;
Спит ангел, чуждый и борьбы,
И размышления о ней,
Четыре всадника судьбы
Седлают бешеных коней,
Они слепы – из их очей
Текут не слёзы, но зола,
Клинки их огненных мечей
Не различат добра и зла,
А я прозрел – и я кричу,
Грядущее предвосхитив…
Но ангел затушил свечу,
И где-то около затих.
* * *
Есть где-то свет. Там свежая погода.
Там чистые бумажные листы
...А здесь февраль. Финал проекта года.
Тотальная победа пустоты.
И то, что ночью мрак скрывал и эхо,
Стекает молча в тающую грязь...
А Бог вверху на облаке проехал,
Отсюда поскорее торопясь.
Деревья спят... ведь их не целовали,
Чтобы разрушить злое колдовство,
И горизонт – как замкнутый в подвале...
Или как раб, построивший его.
Здесь умер снег. Коротким дням на смену
Вернулись тех же улочек пути...
И жжёшь фонарь, подобно Диогену,
Чтоб человека в пустоши найти.
* * *
Мы живём беспокойно и искренне,
Не прельстившись простыми дарами,
Мы живём под влиянием импульса,
Между тьмою и светом, на грани,
Где печалясь о том, чего хочется,
Многократно мечту умножая,
Мы впадаем в своё одиночество,
От которого не убежали...
Как унять наши чувства поспешные,
Что годами подспудно пылали
– Там витает душа наша здешняя,
Что была среди них... Но была ли?..
Почему ей волшебное знается,
Почему ей реального мало,
Почему ей лишь то вспоминается,
Что она никогда и не знала?..
И пускай, скрытой правдой жестокая,
Так она и не скажет ответа –
Мы живём, ощущая высокое,
На границе печали и света...
* * *
Упасть на поляне в густую траву,
В пахучие, пьяные соком волокна,
Забыть про квартиры, в которых живу
Средь милых людей, запирающих окна,
– Пускай тараторит кузнечик вдали,
Где вперегонки пролетают стрекозы...
Мне б только подальше уйти из земли,
В которой любовь – словно сон от наркоза...
Я брошусь ничком, я забуду слова
Всех тех, кто остался, всё то, что оставил
– И пусть мне мои зачитают права
Пред пытками за нарушение правил,
И пусть догоняют, и пусть между дел
Внушают, нагнав, что поляна лишь снится...
– Чтоб снова я тихо на кухне сидел
Меж милых людей, поедающих пиццу.
Я буду молчать, торопливо жевать,
Кривя от пощёчин немыми губами,
Затем мне застелют периной кровать,
И дверь к косякам приколотят скобами,
И скажут, солгав, что опять выходной,
Залепят обоями дыры розеток...
А я потихоньку, одну за одной,
Сглотну пару дюжин зелёных таблеток
– И медленно, мягко, на зыбком плаву,
Без боли, без слёз и без мук, вероятно,
Во сне, наконец, упаду на траву
Поляны, с которой не встану обратно...
* * *
Проходит всё. Моё проходит скоро,..
Вновь в тех местах, отличных от Москвы –
несётся снег к Казанскому собору
С сырою силой, с влагою Невы...
Мы так живём. Пусть в этом участь наша:
Поклон протяжный в пелену и мглу.
И поднимаясь, вязко липнет каша
Холодным серым к каждому углу.
Зима вползла. Хоть нехотя и вяло.
Сквозь торф болот. Сквозь сникшие леса.
Чтоб затянуть проталины каналов
Белёсым мхом в ближайших полчаса.
Не спрашивай. Я выхода не знаю.
Моё проходит – молча, не щадя...
Здесь только небо низкое над нами,
Тяжёлое от снежного дождя,
Где белизна, в прикосновенье тая,
Умеет средь мостов нас запереть...
И Богоматерь на стене, святая,
Не может слёз страданья отереть.
* * *
Красивая – как благородных кровей
Гнедая на бешеной скачке с призами,
С каким-то картинным изломом бровей
Над сине-прозрачного цвета глазами,
Идёт. Зажигаются следом огни.
Одна. Всё равно. И пускай, что не все так:
Сквозь пыльные улицы, скучные дни,
Под тайную зависть квартирных соседок.
Как утро в горах, словно в мае трава,
Как птица, не знавшая пут птицелова,
Она обернётся – и будет права,
Ещё не сказав ни единого слова...
* * *
Когда ты «и» пройдёшь...
и даже «или»...
Вдруг ангел заиграет на трубе...
Обыденное слово «хоронили»
Ты ощутишь как близкое себе
– Смутившись от внезапного озноба
Не посланный преследовать и мстить,
Тот, сверху (очень правильно, должно быть)
В часах твоих все стрелки совместит.
И, расчленив на тени звуков эхо
Невидимым движением ножа,
Ты под конец сумеешь встретить это.
Вот только не успеешь удержать.
В последнем закрутив водовороте
(мол, ничего с собою не возьму),
Ты будешь против... против... против... против.
Уже не интересный никому.
Ты будешь средь всего, что ныне скрыто,
Ты встанешь рядом с призраками. Но
Твой утлый чёлн как ржавое корыто
Опустится средь всполохов на дно.
И сверху тот, кто так тебя оставил,
Заранее прощая и любя
Закрасит небо цветом серой стали...
В слезах о совершаемом скорбя.