Поэзия диаспоры

Автор публикации
Ася Гликсон ( Израиль )
№ 4 (12)/ 2015

Стихи

У Аси Гликсон ни на кого не похожая манера письма, свой поэтический характер, неожиданный взгляд на жизнь. Её стихи могут быть сюжетными, но у сюжетов этих ирреальный, полный фантазии, мир. Её стихи можно отнести по жанру к сказовым балладам – балладный строй, балладная метрика, балладная метафорика. Она разлагает человеческий организм на детали, среди которых самая отработанная – душа. Она отправляет Безгрешность в странствие по грешному миру, и путь, которым прошла эта метафоричная Безгрешность, не оставляет никакого следа. Но странным образом все эти фантазии и видения отражают реальности нашего бытия. Убеждён, что читатель, впервые знакомящийся со стихами Аси Гликсон, захочет глубже проникнуть в мир её поэзии.

 

Д. Ч.

 

Ароманостальгия

 

Cреди простого будничного дня

И беготни с безумно важным смыслом

Уколет вдруг нечаянно меня

Забытый запах – острый, сладкий, кислый.

 

Встряхнёт слои слежавшиеся дней

И ухнет, все крепления порушив,

В заросший омут памяти моей,

Будя чертей, давно на дне уснувших.

 

И станет день из давнего вчера

Значительно реальней, чем сегодня –

От аромата шишек и костра

Или, к примеру, ёлки новогодней.

 

И целый мир разбудят мотыльки

Кленовых вертолётиков зелёных,

Арбузный запах струганной доски

И простыней, замёрзших на балконах.

 

Укропно-малосольный сытный дух

На полустанке купленной картошки.

И запах тополиных дымовух,

И медяка, нагретого в ладошке.

 

Зелёной речки, спутанной травы,

Дождя и веток, мокрых насекомых.

Дрожащих рельсов, тёплых и живых.

И первых поцелуев невесомых.

 

Мы жили в мире вкусном и цветном...

Но годы шли – и запахи взрослели.

Пропах табачным дымом и вином

Бардак стандартной общежитской кельи.

 

А дальше – быт, налажен и толков.

И благ семейных полная корзина.

Дешёвый запах дорогих духов,

Борща, бумажной пыли и бензина.

 

И чердаков пустые закрома

Уже не тайной пахнут, а гнилушкой.

И не тоски, а скуки аромат

У мокрой, чуть подсоленной подушки.

 

И катится телега под откос

Без прежних ароматных амулетов....

А сына моего курносый нос

Вдыхает запах завтрашнего лета.

 

 

Разберу...

 

Разберу-ка себя по частям.

Что-то там, в механизме, неладно.

Вот сердчишко – колотит, частя.

Пусть остынет в коробке прохладной.

 

Вот набитая хламом башка –

Выбить дурь и почистить пинцетом

До последней мыслишки-стишка.

Так-то лучше. Но дело не в этом.

 

Где-то глубже, скрипя и шурша,

Что-то трётся без видимой цели.

Отвинчу... Посмотри-ка! Душа!

Да старинной какой-то модели.

 

Но душонка, похоже, с душком...

Проржавела местами, подгнила.

Не очистишь её порошком,

Не отмоешь хозяйственным мылом.

 

Попытаться её подлатать?

Будет больше заплат, чем начинки.

Что же делать с тобою, деталь?

Ты, вообще, подлежишь ли починке?

 

Нет, похоже. Хоть чисти, хоть три,

Хоть чини – тот же вид завалящий.

Покопаюсь отвёрткой внутри,

Да и выброшу в мусорный ящик.

 

Соберу, что осталось. Гляди,

Как работает, экое счастье!

Ведь никто не заметит, поди,

Что во мне не хватает запчасти...

 

Всё отлажено. И ни черта

Не мешает и не задевает...

Только гулко гудит пустота,

Неуютная и неживая.

 

Откопаю деталь. Отскребу.

Закручу пару гаек потуже...

Чёрт с тобою. Боли. Только будь.

Вечный двигатель мой неуклюжий.

 

 

Мой Город

 

                            В.Т.,

                          Которому я давно обещала рассказать о Моем Городе.

 

Над городом моим лежачий месяц.

Под городом моим морская дрёма.

Мой город нынче ничего не весит

И не имеет формы и объёма.

 

Мой город – прокалённый, пропылённый,

Без лоска и изысканного глянца –

Стекает по шершавым рыжим склонам,

Как мягкие часы с картин испанца.

 

С пространством перемешивает время,

Переплетает линии и звуки –

Не помещаясь в рамки измерений,

Доступных здравомыслящей науке.

 

Мой город пропитался облаками

И запахом подсоленного лета.

Неровных улиц мелкими стежками

Примётан он к поверхности планеты.

 

Он многокрыл, бесстрашен и беспечен.

И не взлетает только по привычке

Спокойно дожидаться каждый вечер

Меня в неторопливой электричке.

 

А у меня важнее нет работы,

Чем каждый вечер по дороге к дому

От странного опасного полёта

Удерживать мой город невесомый.

 

 

О любви...

 

Как ни тяжки холод и нужда –

Есть беда страшней и безнадёжней:

Незакомплексованный невежда,

Взявшийся о чём-то рассуждать.

 

Свой мирок он выстроит всерьёз.

Там таких наслушаетесь штук вы!

Там цветёт развесистая клюква

И Муму кладут под паровоз.

 

По камчатке бегает камча,

Прометей приносит воду Риму.

Водку пьют в гримёрной пилигримы

И ацтеки в колеснице мчат.

 

Там масоны дуют поутру

И жуют эклектику жуиры….

От картинки этакого мира

Мозги тихо каплют сквозь кору.

 

Чёрт бы с ним – мы все не знатоки.

Но уж если в чём-то ты не дока –

Промолчи. Не тянешь на пророка,

Так хотя б не суйся в дураки…

 

Ум мой плутоват и ядовит,

Но самоуверен он не шибко.

Я чужим не следую ошибкам....

Я писать не буду о любви.

 

 

Безгрешность

 

Как видно, кем-то наверху была допущена небрежность –

По недосмотру, невесть как пройдя сквозь райскую черту,

Спустилась в недостойный мир невинно-чистая Безгрешность

И побрела, неся, как флаг, свою святую простоту.

 

Сквозь шёпот, ропот, плач и смех, и недвусмысленные стоны.

Прошла, нигде не повстречав ни благочестья, ни любви.

Никто не замер перед ней, не пал коленопреклонённо.

И этот неприятный факт её заметно удивил.

Она, брезгливо сторонясь уродства, похоти и срама,

Старалась гордо обойти всех негодяев и паскуд.

По ряду признаков, она была порядочная дама.

И беспорядок вызывал в ней беспокойство и тоску.

 

Она старалась не вникать в нюансы суетных реалий,

И не вмешалась ни во что, и никому не помогла.

Ни грязь, ни кровь, ни пыль, ни пот её одежд не запятнали.

Она осталась, как была – чиста, невинна и светла.

 

И, опечалившись всерьёз от недостатков мирозданья,

Она умчалась в райский сад, чтоб не вернуться никогда.

А мир остался горевать, любить, смеяться и буянить…

Прошла Безгрешность по земле – и не оставила следа.

 

 

Ловец

 

Сквозь туман и дождик редкий,

По сырой тропе бесцветной,

Уходящей – вдаль ли, ввысь ли,

Мимо шумных гнёзд людей,

С узелком, сачком и клеткой

Он шагает незаметно.

Он – ловец недобрых мыслей

И злокаверзных идей.

 

В городах и на дорогах

Этих птиц кружится масса:

Планы вора, думы ката

И предателя мечты...

У него талант от бога.

Он непревзойденный мастер –

От рассвета до заката

Ловит тварей за хвосты.

 

А с закатом, хмуро глядя,

Входит в сонные домишки.

Удит сны верёвкой тонкой,

В плотный скатывая ком

Грязь, накопленную за день,

Злые мелкие мыслишки...

А мерзавцев и подонков

Грузит прямо целиком.

И несёт свою добычу

В безымянную пещеру,

Где, по клеткам плотно сидя,

Извивается узлом,

Лает, воет, стонет, хнычет,

Пасть голодную ощерив,

Зло в сыром, исконном виде –

Несвершившееся зло.

 

Взглядом обведёт бездонным

Свой паноптикум безвестный,

Все замки с улыбкой странной

Лёгким шагом обойдя.

Ключ тяжёлый на ладони,

Чуть помедлив, молча взвесит....

И уйдёт тропой туманной

В сети редкого дождя.

 

 

Корыто

 

Лето. Наполнен невод. Тепло и сыто.

И не беда, что разбито моё корыто.

Что за печаль. В корыте ли старом дело,

Если изба прогнила и почернела.

 

Мир этот бесконечен. Какого ж чёрта

В офисной пыльной клетке кропать отчёты,

Слушать собачий брех и нытье скотины.

Жертвовать душу богу святой рутины

 

И в горизонт с невнятной глядеть тоскою...

Мне бы, мой друг, владычицей стать морскою!

Не плесневеть в плену городской ограды,

А разноцветных рыб принимать парады.

 

Плыть в глубину, солёной дыша водою.

Жирных морских коров повышать удои.

И наблюдать с усмешкой, как кит-философ

Смотрит на хищных чаек и альбатросов.

 

Строить дворцы из хрупких живых кораллов.

Подданных вызволять из рыбачьих тралов.

И, без границ гуляя по глади водной,

Ветру кричать: «Невидима и свободна!»...

Старче, скажи мне, в чём же моя ошибка?

Молча ушла на юг золотая рыбка.

Волны всё круче и тяжелее тучи.

Нет золотых чудес и велений щучьих.

 

Только сквозняк свистит шепотком сердитым:

Глупая, будь довольна своим корытом.

От перелётных птиц – ни пера, ни пуха.

 

Это неправда. Я ещё не старуха.

 

 

Ну, здравствуй, собака...

 

Здорово, собакин, красавец с высоким ай-кью.

Ты чей? И кому твои взмахи хвоста предназначены?

Счастливчик, достоин ли он столь чудесной собачины?

И ценит ли, дурень, лохматую нежность твою?

 

Я явно не он. Весь твой вид выражает укор.

Ошибочной радости знак – стук хвоста равномерный – стих.

Но всё ж удели мне чуть-чуть нерастраченной верности –

Дай рядом присесть и слегка поддержи разговор.

 

Мой тёплый приятель, печаль в твоих светлых глазах

Мне очень понятна. Пускай я двуногий балбес, но я

Такой же, как ты – тоже, в сущности, тварь бессловесная.

Способен понять много больше, чем в силах сказать.

 

Пушистая морда, мы оба бездомны с тобой,

Хотя обладаем ошейником, будкой и мискою.

И всё, что твоё вызывает рычание низкое,

Неблизко и мне. И зовётся собачьей судьбой –

 

Погода, швырнувшая в морду раскрошенный лёд,

Колючки в подшёрстке и боли привычные, давние...

И это тягучее, словно смола, ожидание –

Когда, наконец-то, единственный нужный придёт.

 

Случайных людишек мельканье в потоке густом

И рук равнодушных трепать по загривку привычка, но

Я, брат, не рычу. Ибо с детства приучен к приличиям –

Я вежливо скалюсь, учтиво виляя хвостом.

 

Ты чище меня, несмотря на репьи и клещей.

Ты честный и смелый. Тебе ли, дружище, печалиться...

Удачи. Пока. Твой хозяин уже возвращается.

А мой.... Не уверен, что он существует вообще.

 

 

Я помню

 

Я помню всё. Мой мир был очень молод

И очень мал. Глухой заросший дворик.

Панельный дом. Всегдашний книжный голод.

Плакатный слог восторженных риторик,

 

Вошедших в плоть и кровь. Кусты сирени,

Исправно расцветавшие к июню.

И мудрость прописных нравоучений,

Обычно пропадающая втуне.

 

Велосипед, коньки, качели, санки.

Грибная осень. Сказочное лето.

И уголки обкусанной буханки –

Куда вкусней, чем торты и конфеты.

 

И девочка с неведомой планеты –

Нескладный, неуверенный подросток –

Рассматривала мир весёлый этот

Застенчиво, доверчиво и просто...

 

Я вспомню много, если постараться.

Пьянящий вкус влюблённости и воли.

Безбашенное искреннее братство,

Умевшее летать без алкоголя.

 

Пирушки в день стипендии в пельменной.

Ошибки. Расставания. Упреки.

До странного большие перемены.

Не менее масштабные уроки...

 

Я помню очень мало... Хоть чуть-чуть бы

Припомнить мне, как в суете сомнений

Лепились пластилиновые судьбы

Несудьбоносных наших поколений.

 

Законы сохранения вселенной

Работали без скидок на усталость.

И что-то в нас стиралось постепенно,

Пока другое что-то добавлялось.

 

Застенчивая девочка пропала

В каком-то мире перпендикулярном.

Эпоха волшебства и карнавала

Сменилась веком денежно-товарным...

 

Часы стучат размеренно и чётко...

И смотрит из зеркальной рамки жёсткой

Усталая насмешливая тётка

С глазами удивленного подростка.