«горчит метапечаль/стихает метаветер / три возраста молчат / три родины ответят <…> когда мой сад согнут / соцветия смородин/трём возрастам вернут / наследие трёх родин».
Строка о трёх родинах, мистическим образом появившаяся в одном из моих стихотворений, долгое время была не до конца осознана мною самой. До тех пор, пока её смысл не проступил со всей явственностью и очевидностью в творчестве Бориса Фабриканта. Да, так бывает – перекличка двух поэтов, один из которых отвечает на вопрос другого, сам того не ведая. Вот так, читая «Еврейскую книгу» и «Крылья напрокат», я в какой-то момент словно услышала возглас: «Да это же обо мне!». И да – это о нём. О поэте, выбравшем для себя путь «дрейфовать» между берегами, поскольку, в силу жизненных обстоятельств, у него есть сразу три страны – родная Украина, Россия, где жил, и Англия, где живёт (с 2014 года).
Но, как говорится, нет худа без добра. Возможно, именно эта причастность сразу нескольким регионам, а вместе с ними и нескольким культурам, делает Бориса поэтом универсальным, понятным людям разных стран и даже разных вероисповеданий. Его дрейфование между двумя берегами – часть его личной истории, неотделимой от истории целого народа. Он – вечный паромщик на реке жизни, связующий единой и неразрывной нитью прошлое и настоящее: Теченью жизни счёт ведут в годах / А я пересекал их на пароме. / Какой-то незнакомый посторонний / Рассказывал, что там, на берегах. / Начало взлёта/ – вдох и взмах крыла. / Меж временем и Богом, жизнью, мною / Дрожала тонко связка, но жила / Не знаю до поры, какой ценою.
Именно этим стихотворением открывается книга «Крылья напрокат», и далее водная стихия становится ключевым образом-мотивом повествования. Вода присутствует везде и всегда, и этот образ попутно сопровождают логически связанные с ним темы детства, памяти, парохода, на котором странствуют «местные и чужие», «знакомые и незнакомые». По словам Владимира Гандельсмана, автора предисловия к книге «Крылья напрокат», в художественном мире поэта «прошлое время то и дело настигает настоящее, а настоящее видит прошлое… и жизнь переплетена со смертью». Действительно, в поэзии Бориса Фабриканта пространство и время мифологичны – здесь, как в древнерусском эпосе, господствует симультанное восприятие мира в его неделимости и «неутратности». Ничего не уходит и не исчезает просто так: детство, юность и зрелость присутствуют в человеке одномоментно и подпитываются друг другом, как сообщающиеся сосуды. Эта перекличка возрастов (тех самых «трёх возрастов», которым вернут «наследие трёх родин» ) становится своеобразной драматургией в поэтическом тексте Фабриканта: Границы прошлого и настоящего проходимы» – утверждает автор – и смерть с жизнью идут рука об руку, встречаясь в общем коридоре памяти: В тесных улочках памяти / Все давно познакомились / Ходят в гости заранее / Через годы и смерть / Мамы с папой танцующих / Чтоб надолго запомнились / Делал снимок «Любителем».
Проявить бы суметь…
«Еврейская книга», по сравнению со сборником «Крылья напрокат», приобретает всё более автобиографические черты. Но это не только поэтическая автобиография автора – это история его народа и нации в целом. «Три голоса», «Дорога к Богу. Прадед», «Дорога к Богу. Баба Лиза», «Еврейское кладбище» – это ключевые стихи сборника, в которых речь идёт о страшных событиях военных лет и о прародителях Бориса Фабриканта, о тех невзгодах и лишениях, которые им пришлось испытать в годы репрессий. Но ярче всего звучит голос самого автора, ощущающего свою сопричастность общей трагедии: Под землёю уже никого не найти, / Ни убитых: ни выживших, крытых кладбищем. / Эти камни, как парус, плывут, по пути / Задевая бараки расколотым днищем. И вновь появляется образ реки: с неё всё начинается и ею всё заканчивается. Она – начальная точка отсчёта и конечный пункт назначения. Что бы мы ни делали, к чему бы ни стремились – всё равно нельзя избежать «испуга, обещанного водой». Именно об этом обе книги Бориса Фабриканта.
Новая книга поэта – «Багажные наклейки» – продолжает тему памяти. В ней сохраняются ключевые мотивы предыдущих книг и выборочные стихи из них. Но всё же голос автора звучит уже по-новому. Здесь гораздо меньше воды – в том смысле, что сам образ этот, занимающий центральное место в двух предыдущих книгах, становится более факультативным. Если ранее водный мотив нёс основную смысловую нагрузку, выполняя одновременно роль композиционно организующего элемента повествования, то теперь автор как будто «заземлился», перестав дрейфовать между прошлым и настоящим. Иной стала и организация художественного пространства и времени – сюжеты дальних странствий и морских путешествий, так же как истории личной жизни автора, сохраняются, но только, как цветные картинки в рамках, или фото чёрно-белого альбома. Это могут быть радужные картинки детских лет, запечатлённые моменты счастливой юности, но иногда в них содержится горькая память о том, чего уже никогда не вернуть: Вот семья – фотографии детства /, Всех не знаю, теряется нить. / И не встретиться, не обогреться /, и с родными не поговорить.
В этой же книги автор отчасти находит ответ на мучающий его вопрос: Как избежать «испуга воды»? Единственный способ «сохранить следы на песке» – продлить память своего рода и самому продлиться в нём, оставив после себя потомство. Теме рода Борис Фабрикант уделяет в своей книге самое пристальное внимание, чтобы, по словам Бахыта Кенжеева, «сделать своё собственное всеобщим», даже историческим.
Как в эпопее Бориса Пастернака «Доктор Живаго», герои стихов Бориса Фабриканта разбросаны по всему миру, иногда их следы теряются, но всё же постепенно семейные «пазлы» складываются в общую страшную картину исковерканных судеб, печать которых остаётся на новом поколении. Цветные фотографии детства сменяются чёрно-белыми дагерротипами – зеркалами памяти, отражающими всю подноготную жизни людей эпохи репрессий. Жизни, исполненной противоречий и умолчаний: Вот мамина разбитая семья, / Два выстрела в замученном застенке, / И девочки дрожащие коленки, / И только позже появился я…
И всё же есть ещё иной, самый важный для автора путь к бессмертию – это творчество. Тема творчества получает в «Багажных наклейках» особое звучание. Только бессмертные стихи способы противостоять процессу умирания, только они сшивают в единое полотно историю рода, возвращая миру забытые имена и судьбы. Герой Бориса Фабриканта, подобно демиургу, сшивает живым словом полотно «прозрачной и счастливой книги» жизни – и тогда стихи становятся летописью, и здесь уже важно, чтобы они не просто были расставлены «по порядку», а чтобы в них жила и дышала сама история, отражённая в частной судьбе человека. В судьбе, оказавшейся на перекрестье стран и берегов: Прирастают годы, прорастают / Сквозь земные толстые пласты, / Распускают ветви, опускают, / Отпускают, где узлы густы. / <…> Мы свободны, мы упали вместе, / Где они засыпали родных. / Нас уже не видно в перекрестье, / И не посчитают за живых…