-- В поле зрения «Эмигрантской лиры»

Автор публикации
Даниил Чкония  ( Германия )
№ 1 (21)/ 2018

Стихотворение длиною в жизнь

Рецензия на книги Семёна Крайтмана « про сто та» и « Мои земля и память»

 

Семён Крайтман. про сто так. Библиотека «Иерусалимского журнала», 2015, 202 стр.

Семён Крайтман. Мои земля и память. Стихи. «Иерусалимский журнал», 2017, №57.

 

Рассуждая о стихах Семёна Крайтмана, одного из самых талантливых и самобытных поэтов нашего времени, теряешься в море текстов, идёт ли речь о его книге или о многочисленных публикациях в периодике – какие приводить цитаты?! Растерянность вполне понятная. Его стихотворения при попытке цитирования обнаруживают странное качество – их невозможно дробить, нельзя вычленять отдельные строки и строфы, потому что эти стихи неизменно представляют собой выданные на долгом и свободном поэтическом дыхании стихотворные периоды. Более того, эти тексты свободно перетекают – один в другой, – создавая единое пространство. Они пишутся, как единый, не прерывающийся текст. Это книга длинною в жизнь. Она – об одном и том же. О жизни. Сказать точнее – она и есть сама жизнь.

Всё же некоторое насилие над текстом придётся совершить, чтобы хоть в малой мере попытаться понять механизм этого воплощения жизни в поэзию или поэзии – в жизнь:

 

я целовался с женщиной в платье цвета

загустевшего августа,

цвета листвы перегретой.

где-то над нами ветер маячил,

где-то

начиналось над нами море.

за пределом вины,

в не имевшем названий мире,

в онемевшем воздухе,

в Риме, в пустой квартире,

где мы нé были никогда,

никогда не жили…

 

* * *

пусть будет так:

пусть в лёгкие цвета...

пусть будет наш...

пусть поцелуй окрашен.

не губы, но библейские уста.

внутри холста

средь флорентийских башен

мы будем жить.

мы будем выходить

к реке и там, 

столкнувшись ненароком,

мы будем «добрый вечер» говорить

и улыбаться.

и тогда в высоком

вечернем небе задрожит звезда,

забьётся жизнь, и птица закурлычет,

и воздух станет сладок и рассыпчат,

и час наступит вспоминать года

грядущие,

и проливать вино

в густой огонь…

 

* * *

...и там поставим дом, у берега морского

развесим виноград, наварим алычи...

и местного вина нальём недорогого.

и будем пить, и жить, и не искать причин,

зацепок, подоплёк, попыток оправдаться.

свободные слова в наш новый мир вплетя,

мы будем говорить, мы будем целоваться,

смотреть на тёплых птиц: «ах, как они летят!»

 

Это отрывки из трёх разных стихотворений, идущих одно за другим. Разве они не представляют собой одно стихотворение? Если их – все три – процитировать целиком, ощущение этого единства только усиливается. Впечатление такое, что единый текст прерывался только для того, чтобы перевести дыхание.

Раскройте книгу поэта с любой страницы – там дышит сама жизнь в её непрерывном течении, во всех её взаимосвязях, высокое сопрягается с низким, бытовым, времена переплетаются, перетекают – одно в другое, образы соедняются в один – всеобщий, и всё это живёт, дышит, действует, существует по воле поэта Семёна Крайтмана, творящего этот мир:

 

по улице пройдя Святого Марка,

на лестницу свернём Святого Марка,

и, обогнув собор Святого Марка,

мы, через брешь в стене, в углу двора

пробитую ещё… (не помню даты),

на улицу придём Святой Агаты

и, площадь перейдя Святой Агаты,

придём в тупик апостола Петра.

там винный погреб, вытертые стены,

в подтёкшей нише лик Святой Елены,

дощатый пол, присыпанный золой…

 

…на крепостной стене темнеет камень.

верблюды, лодки, зной, карфагеняне,

топтание,

дома из кирпича…

дверные кольца, рыжая собака…

кирпич похож на выщербленный сахар,

впитавший тёплый слабоватый чай...

 

И далее, за этими двумя отрывками, идут строки, вмещающие царя Итаки, римские легионы, санскрит, Упанишады, Аристофан, прячущий в футляр «Nikon»:

 

мне говорит:

ты на кого попёр?!

колокола звенят о воскресении,

в порт входит бриг,

на берегу веселье…

Чарльз Дарвин

убивает Одиссея

и пишет про естественный отбор.

 

Обращу внимание читателя на одну деталь: первая ли строка стихотворения, любая другая, идущая после точки, начинается не с заглавной, а с обычной прописной буквы. Автор, словно, подсказывает: здесь нет никакого начала, текст не начинается и не завершается, он – длится. Поэт творит этот мир, эту жизнь, пишет эти картины и события – ярко и сочно, словотворящим взглядом. Остаётся только посочувствовать самому себе: хочется невозможного – просто приводить стихотворения – одно за другим.