Стихотворение – это короткое повествование, в котором содержится какая-то история, выраженная более-менее артикулированно, вместе с завязкой и развязкой. Удивляет, когда автор пишет куплетами (не в смысле английских «couplets», то есть рифмующихся двустиший) и в них в концентрированной форме всё это умещается в масштабе четырех или восьми строк. Проживающему в Таиланде Алексею Тиматкову в своих коротких рифмованных сообщениях удаётся рассказать о единстве формы и содержания так, что увязанные даже в одном катрене разные замыслы соседствуют друг другом, словно иначе и быть не может: «Как вовремя я улетел на Марс, / взял ипотеку на плато Фарсида / и, эмигрантский слушая романс, / грущу, но говорю судьбе спасибо». В кратком изложении времени настоящего узнаваемы цитаты («Взлетая выше елей, / не ведая преград, / мерцающий мицелий, / смазливый виноград») из времени прошлого; понятное смущение для русскоязычного читателя при встрече с таиландским контекстом доведено до абсурдного освоения прочих terra incognita: «Спасибо тебе, золотой Эльдорадо, / Пресытился блеском твоим я вполне, / Теперь мне обратно, в Лемурию надо, / Туда, где лемуры скучают по мне. // Меня призывают иные края, / Пангея, Пангея, Пангея моя». А уже чтобы окончательно ориентация потерялась, как это и случается с прибывшим в незнакомую страну иммигрантом, Тиманков доводит психологическое описание своего одиссеевского травелога до ручки: «С одной стороны океана – Гвиана, / Гвинея – с другой стороны океана. / Но если вернуться в эпоху Пангеи, / Гвиана – почти продолженье Гвинеи. / И далее, вплоть до раскола Гондваны / Гвинею с трудом оторвешь от Гвианы». Хотя стихотворение это посвящено «любителям тектоники плит», мне оно кажется больше подходящим под тектонику, сдвиг в человечесой психике, который происходит не только с иммигрантом, очутившимся в Таиланде («Я здесь запрусь, / пусть космос весь / останется снаружи, / дешевле водки виски здесь. / И водка тут не хуже»), но и со всем человечеством, всегда куда-то эмигрировавшим – иди знай, возможно, и во времена единого материка Пангеи. Эти тексты написаны с определённой психопатической установкой в рассчёте на то, что любой их читатель – иммигрант: из одной страны в другую, из жизни в смерть, из одного стихотворения в следующее. Просто концентрация времени в них атомная: «А вдруг глаза – это плоды, которые зреют от увиденного? / А вдруг они уже созрели? / Что если просмотрел ядерный взрыв до конца? / Это не факт, но занимательно». А вдруг это не столько стихи, но письма, не только современникам: короткие, с огромной эмоциональной плотностью и, как в квантовой физике, гигантские по своим масштабам в малом: «В движение приходит мир, / как отдохнувший дебошир, / как похмелённый Гулливер, / а мы погибнем, например». А вдруг эти письма – о главном?
Геннадий Кацов
* * * В движение приходит мир, как отдохнувший дебошир, как похмелённый Гулливер, а мы погибнем, например * * * Я такая редкая птица, надо ли мне здесь находиться? Трогают меня по плечу, говорят, что я долечу. Милые, приятные лица, добрые, приятные лица. Надо обратиться к врачу * * * Как вовремя я улетел на Марс, взял ипотеку на плато Фарсида и, эмигрантский слушая романс, грущу, но говорю судьбе спасибо. Здесь алкоголь, конечно, так себе, но стороной прошёл коронавирус, и я спасибо говорю судьбе, садясь на запыленный «Персивиренс». * * * Мне позвонил О’Шеннон, Саша О’Шеннон, он мне сказал: ты знаешь, на самом деле, на самом деле, слушай, на самом деле… И повторил это, может быть, раз пятнадцать. Вот так оно всё и было, на самом деле, не очень содержательная беседа, зато с давнишним, близким когда-то другом. И вот сидим мы, наверное, оба в хлам, на двух концах задёрганной паутины, и он не помнит, как это всё продолжить, и я боюсь услышать, что будет дальше: на самом деле, слушай, на самом деле * * * Ни к заливному, ни к борщу, ни к сушкам, ни к баранкам я возвращенья не ищу, зови меня фарангом. Я здесь запрусь, пусть космос весь останется снаружи, дешевле водки виски здесь. И водка тут не хуже * * * Меняем мы не души, а смартфоны, мигают цифры на могильных плитах. Нажми на стоп – но время обновит их, и как бы ни трудились солдафоны, восстанет смысл их пикселей побитых * * * Не приносите чашу мимо, не важно, для кого она, но мне хлебнуть необходимо, и вообще, испить до дна. Не проносите мимо чашу, иначе вспомню маму вашу * * * Бывает, и нередко, всё в жизни заебись, ты пьяный, как креветка, подброшенная ввысь. Взлетая выше елей, не ведая преград, мерцающий мицелий, смазливый виноград * * * Работа всей моей жизни - поиск занимательных фактов. Порой она неплохо оплачивается. В остальное время это просто хобби. Однажды в подборке занимательных фактов я нашёл такой: Знаете ли вы (так обычно начинаются занимательные факты), что за средней продолжительности жизнь человеческий глаз получает столько же излучения, сколько выделяется при ядерном взрыве? Разумеется, это фейк, как многие занимательные факты, которые начинаются словами "знаете ли вы". Но тут уже важнее не факт, а образ. Факт легко опровергнуть, а образ опровергнуть нельзя. Жизнь как замедленный ядерный взрыв. А вдруг глаза – это плоды, которые зреют от увиденного? А вдруг они уже созрели? Что если просмотрел ядерный взрыв до конца? Это не факт, но занимательно * * * Я после встречи с незнакомцем лежу раздавлен и покоцан, а если я встречаюсь с другом, спешу отделаться испугом. Как тяжко быть социофобом, повсюду эти люди, чтоб им! * * * Не звал на работу меня Дерипаска, Усманов, Потанин – не приглашали и эти. Зато нашлось место у Илона Маска, богатейшего человека на планете. Не буду раскидывать пальцы веером и хвастливо кричать э-ге-ге, но отныне я с автомобильным конвейером, можно сказать, на короткой ноге. Тружусь в окружении талантливой молодёжи, в основном латиноамериканской и чернокожей. Уже неделю вкалываю на "Тесле". И что же – мёртвые пока не воскресли СТИШОК ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ ТЕКТОНИКИ ПЛИТ С одной стороны океана – Гвиана, Гвинея – с другой стороны океана. Но если вернуться в эпоху Пангеи, Гвиана – почти продолженье Гвинеи. И далее, вплоть до раскола Гондваны Гвинею с трудом оторвешь от Гвианы * * * Спасибо тебе, государство Урарту, За все твои милости низкий поклон (В особенности за зелёную карту), Но чу – зазывает меня Вавилон. Спасибо тебе, золотой Эльдорадо, Пресытился блеском твоим я вполне, Теперь мне обратно, в Лемурию надо, Туда, где лемуры скучают по мне. Меня призывают иные края, Пангея, Пангея, Пангея моя.