Игорь Меламед останется в истории русской литературы, если только человеку с фамилией, обозначающей преподавателя начальной еврейской школы – хедера, будет позволено занимать место в небольшой группе запоздалых русских классиков. Мне трудно назвать другого поэта, который писал бы столь строгие классические стихи ХХ и ХХI веков, используя поэтику ХIХ века.
Как-то другой поэт, которого Игорь очень не любил, Иосиф Бродский, написал:
Там была бы эта кофейня с недурным бланманже,
где, сказав, что зачем нам двадцатый век, если есть уже
девятнадцатый век, я бы видел, как взор коллеги
надолго сосредотачивается на вилке или ноже.
Это можно сказать об Игоре, об его страсти к русской классике, об его нетерпимости к самым малым отступлениям от классической ритмологии, об его пламенной убеждённости, что стихи должны быть сияющими кристаллами, крупицами в чёрной бездне небытия.
Конечно, как многие из нас – он был крещён, вера пришла к нему в самое трагическое время его жизни, когда он, весёлый, полный сил молодой человек, остроумный, раблезианский – если так можно сказать, в госпитале привыкал, свыкался с новой для себя ролью – с трудом передвигающегося инвалида. Нет, вера не стала для него костылём, который помог ему идти по жизни ровно и бодро, она стала для него оболочкой, коконом, в котором он жил.
Как все мы, он не преодолел греховную человеческую природу, он не стал святым, но стал мучеником. Грешным мучеником. Враги называли его Игорь Мешумед (евр. – потерянный, обозначающее выкреста). Он примерял на себя это слово и посмеивался.
Душа его раскололась. Он как бы отделил остроумие, иронию, страсть к розыгрышам от основного ядра своей личности. Он стал человеком с десятком лиц, он был прекрасным сценаристом, актером и режиссером пьес, которые разыгрывались в виртуальном пространстве. Рядом с серьезным и непреклонным Игорем Меламедом (а вернее – в нём) жили Сёма Штапский – не Семён, а именно Сёма!, бескомпромиссный Антон Мисурин, профессор Иосиф Фурц-Беленький, и конечно Ирочка, Ирина Перетц-Ненавистный. У каждого было своё лицо, свой репертуар – но все они были неистощимы на выдумки и – увы – малоприятны для тех, кого он выбирал мишенью для своих отнюдь не безобидных эскапад. Антону Мисурину даже удалось напечатать подборку в Новом Мире. Думаю, Паша Крючков разгадал, чье лицо скрывается под маской молодого человека с комсомольскими замашками. Мемуары Семёна Штапского – нужно печатать, они должны занять место – нет, не рядом с книжками Игоря Меламеда, а на другой полке. Но должны.
Наши отношения знали лучшие и худшие времена. Мы опрокидывали рюмку (не одну), заключали друг друга в объятия, меня огорчало и даже злило некоторое участие в травле, которая была организована против меня в те годы. Теперь я понимаю, что его участие в этом было не так уж велико. Но я всегда с любовью вспоминал наши лучшие времена и рад, что мы так и не поссорились окончательно.
И сегодня, вспоминая Игоря, мне захотелось проанализировать трудные феномены сетевого бытия литературы. Вспомнить о странных персонажах сетевого мира, виртуалах, «мурзилках», о разыгрываемых ими драмах и иногда трагедиях, в которых рядом с людьми реальными действовали вымышленные персонажи, новые Прутковы, Черубины де Габриак. Плоды вымысла и странных идентификаций. Нет, это не Ремонт Приборов и мальчик Теодор Бахыта Кенжеева, хотя бы потому, что стихи этих «виртуалов» заведомо пародийны и имя подлинного автора известно практически всем читателям.
Виртуалы начинают жить собственной жизнью, они, как привидения, вторгаются в реальную жизнь. Здесь свои игры и своя драматургия, своя поэтика, если угодно.
* * *
Несколько лет назад я прочитал в сети учёную дискуссию, развернувшуюся вокруг «виртуального стола» одной весьма почтенной женщины. Думаю, суть дискуссии была бы интересна в основном переводчикам классической французской поэзии: она касалась соответствия и несоответствия ритмов в подлиннике и переводе. Что до меня, то я явно «опоздал на празднество Расина» и, скорее всего, тоже «не увижу знаменитой Федры в старинном многоярусном театре» (с).
За незнанием французского языка, ни разу в жизни не пытался переводить французскую поэзию или высказываться по этому поводу.
Другое привлекло моё внимание: та ярость, с которой участники дискуссии напустились на писателя и поэта Б., допустившего, на взгляд почтенной публики, неточность в определении ритмической структуры французского классического стиха. Насколько я понял, единой точки зрения по данному вопросу не существует. Но тот запас злобы, который обнаружила публика, был бы неуместен даже в десятом классе средней школы, если бы великовозрастный ученик не знал бы, скажем, теорему Пифагора.
Б. по своему обыкновению немедленно вмешался в дискуссию и вел себя более чем достойно, чего нельзя сказать об остальных. В конце концов Б. напрямую обратился к хозяйке дома-журнала, обратился вежливо, с уважением. И при этом назвал её имя.
И тут на него опять сорвались! ОН НАРУШИЛ СВЯТОЕ ПРАВИЛО АНОНИМНОСТИ! Он раскрыл ЖЖ-ник! Он совершил беззаконие и подлость!
* * *
Имя хозяйки журнала хорошо известно.
Иное дело – иные имена участников дискуссии. Некоторые из них скрываются, и весьма тщательно. По сути, речь идёт иногда даже не вполне о людях: это «мурзилки» – виртуальные персонажи, придуманные авторами и выпущенные на виртуальную свободу. Обычно «мурзилка» общепринятыми нормами поведения себя не стесняет и от банального сетевого «тролля» отличается большей интеллектуальностью и большей изощренностью нападок.
* * *
Создатели «мурзилок» обычно заявляют, что их злобные творения – литературные герои, за поведение которых, как известно, авторы ответственности не несут.
Но есть разница! Литературные герои имеют дело с другими литературными героями. Мурзилка же имеет дело с живыми людьми, не скрывающими ни своего лица, ни своего имени, с людьми у которых есть честь и достоинство и, представьте, сердце.
Если к реальному миру применима популярная строка Шекспира: «Весь мир театр, а люди в нем актеры», то к миру виртуальному эта строка применима вдвойне. Виртуальное пространство – мир особого рода, он на границе подлинности, а иногда – далеко за её гранью. В каком-то смысле это театр теней, театр масок, нечто скорее восточное, чем развесёлый западный маскарад.
Даже если мы выступаем под собственными именами, мы распадаемся в сети, но не на атомы, а на цифры 0 и 1 (двоичный код). Это даже не «апофеоз частиц» (Бродский), это ближе к античной диаде «атомы-пустота». Реальность и фантазии так густо смешаны здесь, что сетевой мир напоминает мне психическую реальность времён средневековья: этот мир полон ангелов и демонов и, как всегда, демонов больше чем ангелов.
«Мурзилки» и «тролли» – демоны виртуального мира. Иногда хитроватые и даже милые, как гномы, но чаще создатели виртуальных личностей надувают их злобой, тщеславием, похотью.
* * *
Как создание художественного образа, так и создание виртуала требует таланта, сходного с талантом драматурга. Хороший виртуал обладает ярким характером, своеобразной манерой высказывания, своими особыми повадками. У него есть пол и паспортный возраст и биография-легенда, как у разведчика. Мне известны настоящие мастера, создающие чрезвычайно живых, реалистичных, а иногда – гротескных, но всегда индивидуальных, характерных «мурзилок».
Читать некоторые посты, пародийные стихи – одно удовольствие. Вот пришла ко мне «дама-блондинка», дала ссылку на свои воспоминания о днях путча, да ещё и со стихами. Замечательная пародия, выдающая в авторе консерватора, который был явно не в восторге от событий 1991 года.
Но и в лучшем случае «мурзилка» пришёл к вам высмеять, обмануть, раздразнить. Лозунг «мурзилки» – ну что, купились дешёвки? И все легко обманываются. Особенно на первых порах.
* * *
Но часто создателем «мурзилок» руководит не художественная страсть к созданию образов, не инфантильная страсть к «дразнилке» или розыгрышам в духе Никиты Богословского, а страх. Страх говорить от первого лица. Страх раскрыть свое подлинное «я» даже на уровне паспортных данных.
Почему люди боятся подлинности? Это вопрос для монографии из области моей основной профессии.
* * *
Похоже, что кому-то необходимо воплотить в жизнь свои фантазии. Вернее, не в жизнь, а в ЖЖизнь. Это гораздо проще, чем сделать это в реальности: «сон – осуществленное желание», – говорил Фрейд. В этом смысле трансформация, перевоплощение в виртуальном пространстве – тоже осуществлённое желание, при этом затрагивающее самые глубокие слои коллективного бессознательного. Мужчина может выпустить в виртуальный мир очаровательную страстную женщину (не одному же Флоберу восклицать: «Мадам Бовари – это я!»). Старец может вернуть себе молодость, создав образ сильного спортивного мужчины, воина или альпиниста. Больной, мечтающий о здоровье, в виртуальном пространстве станет здоровым, а здоровый, мечтающий о болезни (бывает и такое) – больным. Это совсем невинная игра, разве что только бородатый мужчина в образе сексуальной блондинки покорит сердце реального юноши и сделает его несчастным на всю жизнь.
* * *
Кстати, коротка жизнь виртуала. «Создать жж ничего не стоит» – известный слоган. Но и забросить свой жж, убить его или оставить висеть в искусственном пространстве – что может быть легче? В конце концов, убивают же писатели своих героев, как Толстой Анну Каренину, или внезапно оставляют их в полной растерянности, как поступил Пушкин с Евгением Онегиным. Я не знаю, были ли случаи, когда виртуальный герой виртуально умирал и писал заключительный посмертный пост в оставляемом им живом журнале. Но почему бы и нет? Фантазируют же люди о присутствии на собственных похоронах. А здесь можно наблюдать скорбящих френдов, выстраивающих шеренгу комментов. Впрочем, чаще дело обходится без похорон. Поле жж – это кладбище кукол, которые просто брошены и остались непогребёнными. Но над этими мёртвыми, брошенными их создатель имеет особую власть. Как Создатель, он может воскресить их, дать им вторую жизнь, которая, впрочем, еще короче первой. Правда, есть «мурзилки», убитые чужой рукой. Это «мурзилки» разоблаченные. Когда имя автора «мурзилки» становится известным, «мурзилка» умирает: причина смерти – бессмысленность жизни.
* * *
Любой автор, создавая героя, отрывает от себя частицу своей души и выпускает её в автономное плавание, как бумажный кораблик. И, конечно, жж-мурзилка не исключение. Главный вопрос – какую часть своей души вкладывает человек, создающий «мурзилку», в своего героя? Какую цель он ставит? Развлечься? Компенсировать дефект? Воплотить мечту? Или...
Существуют мурзилки-преследователи. Создается впечатление, что статистически они составляют большинство, как незамужние ткачихи в Иваново. Здесь есть примитивные сетевые хулиганы – тролли, которые вторгнутся к тебе с «добрыми» пожеланиями умереть от рака. Тут и настоящие параноики («преследуемые» преследователи), которые убеждены, что это они жертвы и из виртуальных укрытий наносят удары своим «врагам».
* * *
Конечно, среди «преследователей» есть просто душевно больные люди. Но сейчас речь не о них. В сети их не больше, чем в реальном мире, и распознать их не так легко. Когда-то я уже писал, что руководствуюсь «презумпцией вменяемости» и никогда не ставлю диагнозов тем, кто у меня об этом не просит. Речь идет о здоровых людях, которые создают «мурзилок» с целью преследования конкретных людей и организаций. Движет создателями «преследователей» то же самое, что анонимами вообще – ненависть к кому-то и нежелание или страх высказывать эту ненависть открыто от первого лица. По принципу «хороший – добрый следователь», человек может создать двух «мурзилок», одна из которых будет в самых нежных виртуальных отношениях с преследователем, а вот вторая (иногда третья и четвертая) будут методично травить «клиента». Если «мурзилок» много, то это создает «полезный эффект массовости» (обычно – 2-3 «мурзилки»). Помимо личной ненависти возможен и ещё худший вариант – принципиальная идеологическая, культурологическая или любая иная подкладка. Осуществляя травлю конкретного человека, аноним убежден, что этим самым он спасает Родину, партию, литературу, живопись от «страшной угрозы». Святая убежденность в том, что совершается правое (от слова «расправа»?) дело, приводит к тому, что совесть анонима засыпает летаргическим сном.
* * *
Иногда, впрочем, «преследователи» не столь методичны. Периодически они активизируются, играют с «клиентом» как кошка с мышкой и, добившись результата, на какое-то время успокаиваются.
Однажды мне довелось прочитать диалог, в котором прямо выражалось желание «свести клиента с ума». Но такая цель – скорее исключение. Достаточно будет состояния растерянности, тревоги и озлобления. Тут необходимо ещё раз напомнить, что «клиент» – отнюдь не «мурзилка», и за ним можно легко «наблюдать». Полезный совет: не надейтесь на подзамочные записи. Среди ваших френдов почти несомненно есть «мурзилко-агент». Это тихое создание, которое доброжелательно вас комментирует и рассказывает обычно в своем журнале (часто тоже подзамочно) о перипетиях своей личной жизни в духе худших сериалов. Зафрендили вы его (её) именно из-за подчеркнутой доброжелательности и «откровенности». Не удивляйтесь, что «преследователи» располагают вашей подзамочной информацией.
* * *
В размножении «мурзилок» есть всё-таки нечто патологическое. Иногда «маски» срастаются с «лицами», а иногда – наоборот: личность автора «мурзилок» диссоциируется. Человеку трудно интегрировать все роли, которые он на себя берет. Театр одного актера – вещь непростая.
* * *
Нельзя не вспомнить, что «слияние» и «диссоциация» относятся к т.н. архаичным, примитивным механизмам защиты. И то, и другое обычно разрушает естественные границы человеческого «Я». Некий виртуальный объект, в который его создатель поместил часть своей личности, остаётся связанным с его создателем тысячью нитей. Или иначе: у Фрейда была знаменитая метафора амёбы, которая выпячивает ложноножку, заполняя ее собственной плазмой. М.б. «мурзилка» – это ложноножка личности?
Одновременно это ты и уже не ты. Обычная маска не чувствительна – её можно колоть, резать ножницами. Маска- «мурзилка» чувствительна так же, как и кожа настоящего лица. Её не следует касаться неосторожно. Обижая виртуала, обижаешь реального человека, который его создал. Но вот когда обижает виртуал, ситуация совершенно иная. Принцип здесь таков: чувствую я, а действует другой. Т.е. действия виртуала могут быть более отчуждены от личности, чем его чувствительность.
* * *
Но вернемся к «преследователям». Среди них есть, как мы уже говорили, собственно тролли. Им абсолютно все равно, чей журнал они засоряют своими комментами. Ничего личного, просто сброс словесной агрессии. Иное дело – «мурзилка», наметивший себе конкретную (-ые) жертву(-ы). Здесь между преследователем и жертвой образуется сильнейшая эмоциональная связь и даже зависимость. Иногда даже страшно подумать, чем будет заниматься «мурзилка», утратив необходимый объект. Скорее всего, просто безжизненно повиснет в виртуальном пространстве. Но и объект частично зависит от «мурзилки», отслеживая действия виртуала. В этом неизбежном отслеживании скрыта самая большая опасность для маски – быть сорванной.
* * *
Но, может быть, для агрессивного виртуала характерна именно бессознательная страсть быть разоблаченным? Приблизительно так, как агрессивный человек в реальности может быть движим мазохистическим желанием подвергнуться агрессии. В романе «Крёстный отец» Марио Пьюзо устами старого гангстера говорит о том, что каждый убийца мечтает быть убитым. И чтобы подчинить себе убийцу, нужно стать человеком, от руки которого убийца не захочет принять смерть. Возможно, разоблаченный «виртуал»-садист в момент разоблачения переживает некий мазохистический триумф. Впрочем, виртуала на психоаналитическую кушетку не положишь.
* * *
Когда я читаю особо злобных «мурзилок», я вспоминаю известную евангельскую притчу о бесах, изгнанных из человека и вселившихся, как мы знаем, в свиней, бросившихся в море. Не является ли наше интернет пространство тем морем, в которое очертя голову бросаются недоизгнанные бесы?
«Недоизгнанные» – потому, что отделяя их от себя, хозяин все-таки не хочет с ними расставаться. Чем-то они ему дороги. И он всё время дергает за незримые ниточки, заставляя спроецированные вовне объекты дергаться, корчить рожи и (о, ужас!) говорить.
* * *
Я, конечно, помню о заведомо пародийных журналах, в которых известные литераторы «оттягиваются», надевая на себя маску напыщенного графомана с правильными консервативными убеждениями. Это прямые наследники Козьмы Пруткова, который, по большому счету, тоже был «мурзилка», и какой!
Тексты в таких журналах обычно очень славные, и ничего, кроме удовольствия, читателю не доставляют. Да и авторы таких журналов обычно не скрываются.
* * *
К этой же группе относятся «мурзилки»-рассказчики и рассказчицы (а чаще рассказчики под маской рассказчицы). Здесь девица рассказывает о своих приключениях, то ли гламурных, то ли амурных, часто поминает известных людей в качестве объектов своей любви, или пишется «девичий отчет» с какой-нибудь гламурно-амурной тусовки. Чтение увлекательное, язык хороший, но энергии у создателя такой «мурзилки» (или «фейка») хватает только на один-два коротких рассказа. Повести и романы не для них.
После двух-трёх классных «подач» журнал сдувается и беспомощно повисает – до следующего приступа вдохновения или повода для провокации. Здесь докопаться до личности автора трудно, разве что только через стилистический анализ текста. Да и особых причин «докапываться» нет.
То ли дело «преследователи»! Как мы уже говорили, они просто просятся: «Ищите меня! Поймайте меня!» Соответствующая игра по Эрику Берну называется «Полицейские и воры». Её прообраз – мальчик, который ударит человека в спину и пускается наутек.
* * *
В момент начала «охоты» за виртуалом «охотник» ещё сильнее связан с «дичью». Он вкладывает в процесс поимки анонима своё время, свои технические навыки, а иногда и приглашает консультанта. Уже сама структура блогов включает в себя возможности «капканов» для не в меру расшалившихся: можно запретить анонимам комментировать себя, включить регистрацию ай-пи для всех комментаторов, жж честно предупреждает, что владелец журнала эту функцию включил. Роботов и просто близоруких отфильтрует капча. Говорят, есть ещё программа «Всевидящее око», но я привык понимать этот термин в его сакральном смысле. В действительности же при искушённом в компьютерном деле анониме никакие технические средства «охотнику» не в помощь. Помочь может сам «мурзилка» – мы уже писали, что он хочет быть пойманным. То забудет перелогиниться, то выпустит из виду, из какой именно виртуальной засады он наносил предыдущий удар. И, наконец – стиль, типичные выражения и речевые обороты.
* * *
Итак, допустим, старания «охотника» увенчались успехом – «мурзилка» пойман и изобличен. И, в идеале, прекратил своё существование. И что с того? Создать новый аккаунт проще простого – было бы желание. Какой смысл мухе вновь и вновь втягиваться в мировую паутину, воображая себя пауком? Понятно, из кого это занятие высосет больше сока. Возможно, поэтому интернет-сообщество выработало «игнор» как универсальную защиту против недобросовестных нападок вне зависимости от того, исходят они от анонимов, «мурзилок» или тех, кто не скрывает своего имени. Считается, что отсутствие реакции лишит преследователя сил и интереса, уменьшит его азарт. Получается, что интернет-сообщество стихийно приняло идеологию толстовства. Или, если угодно, даосизма: не противься злу, и оно потеряет силу.
Этот принцип работает плохо. Настойчивость скучающих параноиков не знает границ. Вновь и вновь с разных точек будут они высматривать и выискивать.
В конце концов должен же быть предел терпения у «объекта»?
* * *
Вывод из этих заметок печален. «Окончательное решение» проблем сетевого сообщества, в том числе проблемы троллей-мурзилок, невозможно. Всё, что можно было бы сделать – создать некий этический кодекс сетевого пространства. Но и этого сделать нельзя – любая этика сегодня воспринимается как ограничение свободы и призрак КГБ-ФСБ видится за любой попыткой одёрнуть клеветника.
Остаётся отнестись к сетевому пространству как к небезопасному району города, где не следует появляться после наступления темноты. Особенно – если ты привлекательная, скромная девушка или юноша-мозгляк. Особенно – если ты в шляпе или в очках. Впрочем, если ты готов принять риск – добро пожаловать!
Но не забудем, что мы присутствуем на маскараде. Что реальные и фантастические персонажи здесь почти неотличимы друг от друга. Что никто ничем здесь никому не обязан. Здесь можно пообщаться и повеселиться. Но и получить оплеуху здесь куда проще, чем в реальном пространстве. С другой стороны, на танцах в сельском клубе случается и не такое.
Хотя в сети всё больше люди грамотные.
Вот и всё.