«Если бы звёзды появлялись на небе лишь в одну ночь за тысячу лет, как бы истово веровали люди! На многие поколения сохранили бы они память о Граде Божьем...».
Ральф Улдо Эмерсон
Исторически в Узбекистане сложилось несколько литературных школ: ферганская, ташкентская, самаркандская, чиланзарская. Мой проект «Антология русской литературы Центральной Азии» (1975-2025) в 50 томах имеет временной отрезок – 50 лет. 25 лет XX века и 25 лет века XXI-го. Географически он вобрал в себя русскую литературу пяти центральноазиатских республик – Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана. Первые пять изданных томов посвящены русской литературе Узбекистана. Это огромный пласт культурологического наследия русскоязычной диаспоры этой страны.
Считается, что русский говор жителей Узбекистана приближён к нормам классического литературного русского языка. Это произошло за счёт приезда (командировки, работа по службе, эвакуация, ссылки) в Ташкент специалистов высокого уровня и подготовки (в том числе, сами писатели, ученые, педагоги, лингвисты и т.д.)
Семидесятые-восьмидесятые…
Семидесятые-восьмидесятые годы были золотым временем для узбекской и русской поэзии Узбекистана. Это эпоха трёх классиков узбекской поэзии – Эркин Вахидов, Абдулла Арипов и Рауф Парфи…
В это же время в Узбекистане жили и работали прекрасные русские поэты: Андрей Иванов, Наталья Бурова, Рауф Галимов, Зоя Туманова, Александр Файнберг, Сабит Мадалиев, Хамид Исмайлов, Вадим Новопрудский, Рудольф Баринский, Раим Фархади, Игорь Бяльский, Рифат Гумеров, Шамшад Абдуллаев, Рим Юсупов, Феликс Хармац, Михаил Гронас, Лариса Юсупова, Яков Верховский, Михаил Гарбузенко (Гар), Нина Демази, Алла Широнина, Александр Варакин, Замир Валиев, Юлия Гольдберг, Анна Колесникова, Галина Галимова, Евгений Скаков, Марина Богатырева, Владимир Баграмов, Ахмад Арифханов, Александр Березовский, Александр Ермошкин, Михаил Книжник, Александр Колмогоров, Хабибулло Саидгани, Людмила Бакирова, Степан Балакин, Павел Иванов, Елена Пагиева, Дмитрий Яковлев (ДимСаныч) и многие другие.
В русской прозе того времени (70-80 годы XX в.) выделялись такие прозаики, как Сергей Бородин, Владимир Карпов, Тимур Пулатов, Азиз Ниалло, Исфандияр, Сергей Татур, Алексей Устименко, Дина Рубина (она вначале переедет в Москву, затем в Израиль), Фёдор Камалов, Леонид Шорохов, Анатолий Бауэр, Евгений Березиков, Вячеслав Аносов, Сергей Спирихин и многие другие.
Девяностые и нулевые…
Девяностые и нулевые годы сыграли роль стихийного бедствия – многие разъехались по разным странам. Так, например, Тимур Пулатов и Евгений Березиков уехали в Москву, Игорь Бяльский, Нина Демази, Феликс Хармац, Дина Рубина – в Израиль, Вадим Новопрудский, Сергей Татур – в США.
В девяностые годы заявляют о себе ферганские поэты со своими верлибрами, стихами в свободной форме, черпая вдохновение из западной поэзии и эстетики итальянского неореализма (кинематограф – Антониони, Пазолини и др.). Как пишет Алина Дадаева – «Это поэзия созерцания, поэзия медленного зрения, вглядывания в ландшафт, в котором нет ни субъектов, ни объектов, а лишь предметы, примат пространства. Эти тексты фиксируют не волю к действию, но волю к бытию…».
Ферганские поэты словно сравнивали пейзажи Ферганской долины и Средиземноморья. Их тексты сочетают реалии Европы и Средней Азии, совмещая в себе западную культуру (литературу, живопись, музыку, фотографию, кинематограф), при этом минуя русскую литературную традицию.
Ферганцы должны были полностью закрыть свои литературные потребности, минуя русский литературный контур.
Из поэтов России наиболее близким для ферганцев был Аркадий Драгомощенко.
Основатель ферганской школы Шамшад Абдуллаев
Вот фрагмент стихотворения Шамшада Абдуллаева:
ДАВНО, НЕДАВНО Многое меняется – здесь, там, всюду. Рука Висконти, благословляющая свой последний фильм; ладонь и крест, Бог мой, сколько света и слякоти, когда мы выходили из кинозала, и запах смолы напирал вместо весны, как будто меня уменьшили и вымарали в черное, которое хочется жевать; мимо зелёной стены – женщина так нежно смотрела на малыша, словно гладила его на расстоянии; в какой-то момент голос запоздалой вороны пронесся над крышей кинотеатра, как цитата из Корана – особенно темная строка, в которой говорится о чем-то белом: пустота, молоко. За углом тянулся минуту похоронный люд, и не было слез над мартовской грязью, лишь полы пиджаков и платки у старух тряслись на ветру, будто плакали. Вдобавок летучие песчинки хлестали воздух, и от этого важный погребальный ритм казался более неуместным и даже незаметным… Но всё решила эта скорбная медлительность; что-то ушло из груди подростков, и они убежали от страха смерти к другому страху – к ней, в её стародевичью комнату, и мы обнялись втроём, вцепились в комок, точно от боли, в отчаянии. В тот миг мы боялись её губ так же сильно, как их отсутствия; порочно-голой рукой она открыла впервые нам трюк – обоим сразу. Светло-синие цветы на подоконнике молчали холодным укором – их тишина сквозь прохладную свежесть струилась в меня почему-то как песни монахинь-урсулинок, которых я слушал когда-то у знакомого меломана. И ты не выдержал их отстраненной враждебности, в ярости ты сорвал самый крупный цветок в наказание за его спесивую зримость. И тотчас раздался долгий-долгий невыносимый женский плач, разбилась вдребезги сладостная напряженность: кара?
Как пишет Хамид Исмайлов: «…о Шамшаде Абдуллаеве говорят, как об основателе «ферганской школы», «связанной со средиземноморской эстетикой». Действительно, в своих поэтических очерках Шамшад часто упоминает итальянских или французских поэтов и писателей, но ещё чаще кинематографистов, которых хорошо знает. И стоит добавить, эта особенность является одним из регулярных элементов произведений Шамшада. Тот же самый элемент – регулярность – разве он не является главной особенностью газели?!
Но встречаются ли в стихах и эссе Шамшада с такой же регулярностью другие повторяющиеся элементы? Да. Это, к примеру, традиционные сценки на ферганских задворках: молодой мулла, кусок ковра, стена кладбища или молодые люди в атласных одеждах…
Какие еще элементы? Необязательность. На самом деле надо было написать заглавными буквами: НЕОБЯЗАТЕЛЬНОСТЬ, что означает Абсолютная Необязательность. Взгляд поэта, который словно теряется среди этих ненужных, необязательных предметов и пейзажей (…).
Комментаторы произведений Шамшада часто используют (…) слово «медитативная». (…) Этим словом они выражают специфику зикра. По мнению специалистов, изучающих зикр в поэзии, музыке, газели, способ его формирования – регулярные элементы повторяются много раз одинаково, но в последнем повторе один из них меняется. Именно тогда разум «заблудшего» человека «зацикливается» и достигает «катарсиса», или очарования.
Умный читатель наверняка заметил – это элементы традиционной классической газели. (…) В произведениях Шамшада эта возлюбленная – Абсолютная Необязательность, и язык, каким бы сильным он ни был, также оказывается необязательным. Между поэтом и этим неузнаваемым, невозможным быть пойманным в сети языка, и при этом бесполезным, ненужным Сущим, как обычно – непреодолимые – Отторжение, Расставание, Разлука»[1].
Влияние космополитической мифологии западной культуры
Перформативный синтез разных традиций в «переизобретении» локальной культуры анализирует также Кирилл Корчагин на примере ферганской поэтической школы 1990-х годов.
Соединяя узбекский контекст с западноевропейским и американским высоким модернизмом, средиземноморской поэзией и поэтической практикой неофициальной ленинградской литературы 1980-х, поэты Шамшад Абдуллаев, Хамдам Закиров, Хамид Исмайлов и Даниил Кислов возрождали локальный поэтический язык с помощью космополитической мифологии западной культуры.
В таком отражённом виде конструировалось представление о мировом культурном наследии нового Узбекистана. При этом, обращаясь к двойному адресату – читателю местной и мировой литературы, поэты ферганской школы воссоздают и имитируют представление о мусульманском Востоке, свойственное колониальному дискурсу.
Элементы самоэкзотизации соседствуют в переводах узбекской поэзии с практикой преобразования и «ориентального» остранения русского поэтического языка, что позволяет говорить о ферганцах как о мастерах синкретической локальной поэтики.
В качестве примера диапазона предпочтений ферганцев приведу записку-ответ Шамшада Абдуллаева: «Назову имена тех, чьи тексты хотел бы увидеть из эгоистических соображений на русском языке в новых переводах: Луис Гойтисоло, Тахар Бенжеллун, Рейнхард Йигль, Ибрахим аль Куни, Ботто Штраус, Мило де Анджелис, Александр Клюге, Робер Пенже, Рифат Ылгыз, Валер Новарина, Пере Жимферер, Жан-Филипп Туссен, Ахмад Шамлу, Альберто Хири, Юлиан Курнхаузер, Матье Бенезе; из классики: Чарльз Олсон («Зовите меня Измаил»), Эме Сезер, Хосе Лесама Лима (роман «Рай»), Петер Хандке (пьесы), Клод Олье, Чезаре Павезе («Диалоги с Леуко» и «Дневники»), Андреа Дзандзотто («Плоскогорье» – проза), Марио Луци («Биография для Гебы» – проза), Пазолини («Прах Грамши» – полностью; «Стихи в форме розы» – полностью), У.К.Уильямс («Патерсон» – полностью) и т.д.».
Роль психоделического движения
Корни ферганской школы лежат где-то в неясности психоделического движения, которое, вдохновлённое атмосферой американского западного побережья, хотя и с опозданием на 10-15 лет, но всё же просочилось в Фергану в 70 – 80 годы прошлого века. Мода или, если хотите, заметное социальное возмущение, которое смогло себя выразить не только в манере и одеждах (вспомните пестрые одежды апостолов «пси» – «SoftMachine», «PinkFloyd», «Syn»), но и в идеологии молодежи.
Движение хиппи, «дети цветов», идеи пацифизма, рок-н-ролл, марихуана, Че Гевара и сексуальная революция, прогремевшая в мае 1967 года на далеком Западе и объявившая свободу нравов…
Благодаря «Beatles», выступившим в роли пророков, рок становится по-настоящему популярным. Именно песенный рок наилучшим образом передаёт ту эфемерную мимолетность, отличавшую психоделический период. Неясные мелодии и неистовые тексты разбили рамки традиционных структур. С этой точки зрения две группы становятся признанными лидерами безудержного безумия и взрыва анархии – «SoftMachine» и «PinkFloyd», две группы, работавшие в одно и то же время фантастического кипения психоделики, начавшие свою деятельность в 1966 году. Их объединяли общие цели: переделать банальный песенный рок, разбить ограничения, налагаемые его стандартной трёхминутной длительностью, увлечь слушателя вплоть до полного растворения его психики во всех возможных измерениях звучания музыки, обладать всем звуковым пространством, достаточным для того, чтобы подключить к своему безумному миру целое поколение, так долго ущемляемое в своих желаниях опекой взрослых.
Возникнув сначала как музыка для развлечений и приложение к наркотикам, она стала со временем настоящим ключом, открывающим двери во внутренний мир, к богатству личности. Это поколение молодых сделало шаг от суетных радостей к духовно более ценным стимулам. Во многом этому содействовал психоделический рок…
На этой волне и появились в Фергане личности, одержимые новыми идеями, – Александр Иванович Куприн, Шамшад Абдуллаев, Гриша Капцан (Коэлет), Макс Лурье, Александр Гутин, Мамут Чурлу, Сережа Алибеков, Энвер Изетов, Хамдам Закиров, Андрей и Даниил Кисловы, Юсуф Караев, Ринат Тазиев, Игорь Зенков, Юрий (Вячеслав) Усеинов, Ольга Гребенникова и др., выросшие в атмосфере ферганской психоделической лихорадки и появившиеся в литературно-художественном мире с техникой, как бы приспособленной к новаторскому воплощению своей фантазии (музыка, литература, кино, фотография, живопись и т. д.).
Постепенно различные элементы стали складываться в ферганское созвездие, удачно сконцентрированное в одной географической точке и затем разбросанное в огромном мировом пространстве, но, несмотря на это, крайне плодотворное. Говоря о движении, необходимо подчеркнуть серию родственных модуляций. Автономные в момент зарождения, принципиальные оси вращения этой новой волны, соединились общей связью к своему финалу. Все они снискали себе славу на этом поприще, позволившем им закалить свое слово в настое диковинного галлюциногена.
Всё это было цельно и великолепно для группы, которая не потрудилась сделать свой первый опыт более форматным, чтобы стать успешнее. Дело в том, что само время созрело для рождения такой эстетики. И сегодня нет сомнений в том, что, благодаря своим достоинствам, ферганская школа стала источником множественных ссылок у апологетов и им сочувствующих. Не потому, что ферганцы создали это направление, – они продемонстрировали миру лишь воплощение законченности в данном стиле. И ныне факел воодушевляющей ферганской школы продолжает светить…
Огромное значение для всех имела музыка
Два музыкальных мира – попсово-массовый, «легкий», и симфонически-камерный, «серьезный». Они существуют каждый сам по себе, но между ними постоянно проскальзывают серебристые молнии коммуникаций: Игорь Стравинский, сочиняющий свой «эбеновый концерт» для джаз-оркестра Вуди Германа; Равель, пишущий медленную часть скрипичной сонаты в форме блюза; Хиндемит, «вмонтировавший» в финал «Камерной музыки № 1» новейший фокстрот (с указанием в партитуре названия фирмы и номера по каталогу); Лучано Берио, пригласивший на исполнение своей «Симфонии» ансамбль «StapleSwingers»; Родион Щедрин с джазовыми эпизодами Второго фортепианного концерта. Композиторы-симфонисты ищут новые краски в мире джаза, рока, песни. А многие из музыкантов, представляющих жанры, называемые массовыми, стремятся прикоснуться к роднику классической музыки, использовать её богатейшие средства. Это не терпит грубых рук и отсутствия вкуса. Но бережное отношение к ней, к её высоким художественным достижениям как раз и способствует выработке хорошего вкуса и обогащению любого музыканта…
В Фергане расцвели разные экзотические цветы школы ферганского направления, выстраивая замысловатые литературные конструкции. И стартовой площадкой для группы, разумеется, явилась «Звезда Востока», где каждый из членов группы получил возможность проявить свое Эго, свою изобретательность. С журналом этим отошли в прошлое безумные времена, провозвестники колебаний (от точно выражающих дух времени до рассудочной расчётливости и меркантильности). Этим титаническим прорывом русскоязычная литература Ферганы обозначила багаж и направления других, более поздних разработок.
В «Звезде Востока» они смогли реализовать все свои обещания, обнаружить свой потенциал, объединить свои склонности и удовлетворить многие аппетиты.
Заведённый механизм начал работать привычным образом. Новинка приобретает относительное значение по отношению к прошлому, к опыту, в их постоянном взаимодействии, воссоединении и переориентации возникает настоящее. Так развивается любое искусство. На пустом месте не появляются шедевры. В малом мире ферганской школы появились перебежчики, почувствовавшие склонность к ферганскому герметизму, фрагментаризму, привнесшие в него элементы синтеза. Это Лариса Дабижа и Евгений Олевский.
Эти авторы с исключительной виртуозностью соединили свои прежние склонности с новым стилем высвобожденного слова и составили из богатства своих идей новый коктейль – более чем крепкий, который реализовывался в вышеупомянутом издании.
Исключительно новая «Звезда Востока» установила мосты между литературными жанрами, развивавшимися до того момента автономно. Участники группы рискнули синтезировать их, чтобы создать истинно новое литературное явление.
В альманахе «Молодость» группа творила литературу, разрозненно пресыщенную цитатами из западных произведений и ссылками на первоисточники. Принципиальным продолжением такой деятельности явились наиболее смелые публикации в последующих номерах «Звезды…», решительно отличающиеся от прежних творений избытком своей новой взрывной силы и вулканического вдохновения.
Но здесь обнаруживается опасность формализма. Тем не менее «Звезда…» обладала волшебной свежестью, оригинальными идеями и коллективным счастьем.
Несмотря на то, что эпоха пророков с электрическими гитарами прошла…
«Звезда Востока» оказалась журналом, полно представляющим своё время. «Звезда…» стала одним из истоков новой русскоязычной литературы, обновившим её введением синтетических пестрот, использовавшим старые западные мотивы для создания новых восточных гимнов. Ферганские «школьники», иллюстрируя это направление, и не пытались стряхнуть пыль со старых работ.
В актив ферганцев можно внести не то, что они подали дух Востока в западной упаковке, а то, что породили некий способ мироощущения или эмоциональную моду. Рафинированный до предела Шамшад Абдуллаев, возглавлявший отдел поэзии журнала «Звезда Востока», жаждал возродить воодушевление западных мэтров, быть одним из участников средиземноморского праздника.
Достижения тех лет дают о себе знать и в литературе наших дней
В литературе, как в онкологии, бывают периоды, когда разом реализуется вся совокупность накопленных ранее симптомов. В области русского поэтического слова особенное значение приобрёл 1987 год. Уже успевшая встать на ноги «ферганская школа», «подкормленная» старой культурой, реализовалась в серии шедевров…
Встретившись с «ферганской школой», читатель по-настоящему чувствует масштаб этого литературного явления, явившегося чем-то новым для людей, обладающих иной (русской) культурой. Так что общая мировая пульсация (итальянский и американский герметизм) была модулирована в зависимости от другого восприятия, перекрашена в иные ориентальные краски.
И его величество текст, этот символ веры и поиска истины, обнаружил претензии стать более философичным и более творческим в русскоязычной литературе Узбекистана. Фергана сделала его более глубоким и более рафинированным по форме, более гибким, соединяющим Запад и Восток в сообразности с требованиями времени (представляющего собой нечто гораздо большее, чем просто локальная история), указывая важный путь для совершенствования литературы во всех ее измерениях. Далеко ушедшая от традиционных текстов типа «Звезды над Самаркандом», ферганская школа явилась в этом отношении моментом кристаллизации нового стиля; появились такие непревзойденные виртуозы пера, как Хамдам Закиров, Даниил Кислов, Гриша Капцан, Юсуф Караев, которые могли себе многое позволить. Позже, движимая неисчерпаемой энергией Ш. Абдуллаева, ферганская группа постепенно начала дробиться, искажаться, трансформируя главную средиземноморскую тему, беспрестанно дробя стратегические линии на локальные эскизы, продолжая оставаться выражением взаимной дружеской приязни, где главным смыслом коллектива являлось именно совместное общение…
В этом саду неземной аромат, – P. S. Рифат Гумеров Шамшаду Абдуллаеву Салам, брат – шоир девона! Наше время из сплава (как дамасская сталь) – Из нашего страха и из нашей же храбрости, Переплетённых между собой, словно сорок косичек Одной Сари-киз – единой сестры семи братьев… На окнах моих запыленных качнул занавески Ветер Ферганской долины. Пахнуло алайской арчовой – парчовой – прохладой В глинобитной балахане, Где когда-то сидели с тобою вдвоём И молчали, и говорили, и пили зеленый чай («токсанбеш») Из глиняных пиалушек. Салам, брат – шоир девона! Ты – мастер стиха и красивых изысков. Отточенных фраз Средиземное море Плещется, словно мираж, В пиале Средней глиняной Азии. А за окном ветви старой урючины Все в цвету – словно средиземно- морские бабочки – стаи и стаи, Прилетевшие с бризом прибрежным, Опустились на дерево облаком, – А может, тряпицы паломников? И в уйгурских миндалевидных глазах Отчего итальянская грусть просочилась На русскоязычном наречии?.. Что ты молчишь, мой брат девона? В твоих раненых ланьих глазах деликатное Эго, Словно эхо долины – водий садоси… Мой брат девона, а ты помнишь? Мужская гимназия (сплошная гимн-Азия!): Желтый жженый кирпич – Almamater – Где мы, русский, туземец, с тобою учили до революции, Как Вова Ульянов и Керенский Саша, Но совсем в разных классах… Генерал-губернатор, живший в театре, И Дом офицеров, Синематограф «Новая эра», И далее, далее… «Космос»… А рядом с «Мыслью», у самого-самого ЦУМа – Это типа ферганская Дума – Куприн. Александр. Иванович. В ницшеанских усах и с насваем, и с домашней авоськой, Как памятник школе ферганской…
[1] Ҳамид Исмайлов. Шамшод и газель. – URL : https://fergana.eu/nrj/2024/12/30/hamid-2/