Сначала мне очень понравилось слово «Льеж». Оно умеет литься, петься, жить. Немецкое его имя «Lüttich» почти превращается в русское название цветка «лютик». Но необыкновенной серьёзностью звучит – лично для меня – в финале этого слова мандельштамовский ВоронЕЖ. Когда Александр Мельник номинировал меня в финал конкурса «Эмигрантский вектор» без отборочных туров (спасибо, Александр, за оказанную честь!), мне уже очень хотелось ехать в Льеж. На август у меня была запланирована поездка в Рим и Париж, а я очень увлечена латинским духом этих городов. Перенесла Рим на следующее лето, а Париж сбылся. Приехать в Брюссель, где каждый балкон – произведение искусства, оказаться в сказочном Льеже и завершить поездку прогулками по Латинскому кварталу, услышать колокол Эммануэль в Соборе Парижской богоматери и самое молодое сердце Франции – Сорбонну: вся эта поездка не чудо ли? В последний день путешествия я бросила с моста Мирабо бутылку со стихами трёх современных поэтов и своим электронным адресом, буду ждать ответа от Сены!
Каждый, кто пожелает участвовать в конкурсе «Эмигрантская лира», сразу же попадает в ласковые руки организатора этого фестиваля Александра Мельника. При общении с Александром первое слово – интеллигентный. Недовольны чем-то на фестивале могут быть лишь те участники, которые не знают, что такое работа культуртрегера или знают о ней понаслышке. Александр вкладывается в фестиваль очень мощно. Вот он заочно ведёт участника, сопровождает его письмами, но потом мягко напоминает в общем письме, что все вопросы нужно присылать одним письмом, а не беспокоить по частностям в Фейсбуке. Это знак максимальной вежливости, ведь культуртрегеру важно не растерять силы, ему всегда важно быть наготове, чтобы помочь. С двадцати своих лет занимаюсь организацией литературного процесса и очень хорошо понимаю это. Родительская рука должна быть бережной, но только в моменты необходимости. Сама знаю, как перед каждым мероприятием моего литературного клуба «Мир внутри слова» раздаются бесконечные звонки и сыплются сообщения в чат с просьбой объяснить, как дойти до клуба, и я вежливо объясняю (а в приглашении на мероприятие, конечно, был отправлен точный адрес!), но, конечно, теряю нервные клетки. Когда провожу выездное мероприятие, то не имею права болеть, ведь я опекаю целую делегацию писателей. Однажды веду их по незнакомому району Берлина, дело к ночи, а у меня гаснет мобильный с навигатором, но я никого не расстраиваю, пытаюсь сориентироваться, и тут мальчик-велосипедист дарит мне карту: никто из писателей, слава Богу, и не догадался, что мы заплутали. Прекрасно понимаю, что Александр Мельник как организатор фестиваля тратит колоссальное количество нервной энергии. Пусть ему вернется стократ! Всё, что даёшь, – твоё. Хорошо, что возле Александра его муза и верная помощница – жена Оксана. А с какой любовью он проводит экскурсию по любимому Льежу, причащая всех к нему! Как он заботится о каждом госте, чтобы Льеж пролился в душу полным поэзии, красоты и тепла.
Моя благодарность Александру и членам жюри, прекрасным поэтам, среди которых и лауреат «Русской премии» Даниил Чкония, и главный редактор журнала «Интерпоэзия» Андрей Грицман, и талантливые Александр Радашкевич, Михаил Шерб, Олег Дозморов, и две удивительные женщины Наталья Резник и Татьяна Перцева. Впечатлена стихами Натальи Резник о Синей Бороде и Красавице, пишущей письмо Чудовищу, и полными нордического тепла строками Татьяны Перцевой. Еще раз благодарю Михаила Шерба за то, что он назвал меня в Фейсбуке «симпатичной девчушкой с отличным чувством юмора». В Караганде чувство юмора – свойство врождённое. Как говорила моя бабушка Роза, «дальше Караганды не сошлют»! Моя благодарность всем участникам фестиваля за настроение, доброту, жизнелюбие. Сердечный привет Вальдемару Веберу, который на этот раз не смог принять участие в фестивале.
Одно из наиболее приятных поэтических выступлений в моей жизни случилось в последний день фестиваля в Париже. С чудесными людьми, собранными Александром Мельником, и в храме. Мы были в зале, потолок которого – пол православной церкви. Над нами был Свято-Сергиев храм. Во дворе цветы в кадках, первые сухие листья на земле, запах дождя и эти падающие в небо деревянные лестницы и уровни храма. И ещё мама прислала поздравление в тот день – самое дорогое. Пустое смс. Она очень старалась, долго набирала смс, но не очень управляется с мобильным.
Я благодарна за золотую статуэтку в конкурсе поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор» и особую дополнительную награду «За оригинальное раскрытие темы «Здесь» (о стране нынешнего проживания)» за моё стихотворение «Я кусаю губы». Действительно, я иногда до боли кусаю губы, и верхняя моя губа – Караганда, нижняя – Москва, они соединяются на долю секунды на губном звуке в слове «люблю». Я особенно благодарна за то, что награда досталась мне, скромной эмигрантке из Казахстана в Россию, вернувшейся на историческую родину. Моя судьба полна векторов эмиграции и депортации моих предков – российских немцев. Как раз сейчас работаю над «карагандинской» повестью «Плавильная лодочка», в которой все сложные для российских немцев времена протекают одновременно, меняются только пространства, их декорации и одежды. Повествование всегда идёт в настоящем времени и синхронно, будь то изображение эмиграции из Германии в Россию, раскулачивания, войны, депортации, трудармии, эмиграции из России в Германию. В повести высокая концентрация лирики, и главный герой здесь – язык с его метаморфозами, метафизикой и способностью к рождению. Повесть написана на русском языке, но герои говорят на немецком языке XVIII века (Люка и его семья), на диалекте поволжских немцев (Марийка, Лидия, Марк Феликс, Фридрих и другие), современном немецком языке (Юлиан). В постраничных примечаниях я даю перевод их диалогов на русский язык. При лирической густоте тем не менее есть и общая фабула, и отчётливые фабулы-прожилки частных судеб.
Моя пятилетняя дочка, которая была со мной на фестивале, сразу же по-хозяйски взяла золотого мальчика в руки («Тяжёлый!»), записала его в друзья и предложила мне сшить ему одёжку.
А латинский язык из моей будущей книги стихов всё же застал меня в Париже:
* * *
parisium
нежится
на спинке латинского языка
лежащего на дне сены
под горой святой женевьевы
вдоль узких улочек латинского квартала
как стрелы
летят в небо лучи языка
в шёлк
завернута тишина
колоколов
площадь измерена
голубиными шажками
рослый лувр опустился на колено
перед цветком
выросшим между плитками на мостовой