Александр Кабанов. На языке врага. – Харьков: Фолио, 2017. – 282 с.
Харьковское издательство «Фолио» выпустило в свет новую книгу Александра Кабанова «На языке врага». «Фолио» не раз отмечалось прекрасными изданиями элитных авторов, русских поэтов, живущих в разных уголках мира, чем заслужило уважение и благодарность настоящих любителей поэзии. Поэтому удивляться тому, что это издательство не впервые представляет киевского поэта Александра Кабанова, не приходится. Но в том-то и дело, что новая книга стихов поэта не может быть отнесена к очередному изданию, когда накопившееся количество новых стихов должно, наконец, увидеть свет. В этом смысле назвать книгу новой – значит несколько отойти от принятого мнения, что под обложкой собраны в основном свежеиспечённые стихи последних лет. А их, новых стихотворений, в кабановской книге не большинство, остальные – стихи из прежних книг. Справедливости ради отметим, что это всё же не сборник, а именно книга стихов во всём своём органическом единстве, и это позволяет цитировать, как новые, так и стихи прежних лет из прежних его книг. Мне представляется, что и автор, и издательство ощутили потребность своевременного выхода новых стихов к читателю: боль должна быть выплеснута!
Кабанов – явление очень высокого поэтического ряда. Он смолоду блеснул необычным поэтическим мировидением, привлёк к себе внимание профессиональной среды и обрёл широкий круг читателей-поклонников. И это внимание остаётся прикованным к его творчеству уже не одно десятилетие. Надо сказать, что у Кабанова не только множество ценителей, но и достаточно тех, кого его поэзия раздражает. Но обращает на себя внимание тот факт, что раздражённые читатели продолжают реагировать на новые публикации поэта. Казалось бы, не по душе он вам, так и не читайте! Секрет прост – Кабанов никого не оставляет равнодушным. Подозреваю, что какое-то число поклонников постепенно перетекло из стана недоброжелателей, постепенно привыкших к его непростой и необычной манере письма и открывших для себя явление замечательного поэта.
Когда в пустыне на сухой закон –
дожди плевали с высоты мечетей,
и в хижины вползал аккордеон,
тогда не просыпался каждый третий.
Когда в Европе орды духовых
вошли на равных в струнные когорты,
аккордеон не оставлял в живых,
живых – в живых, а мёртвых – даже в мёртвых…
Непуганый читатель, впервые знакомящийся с подобными стихами, может и растеряться: такую череду образов и исторических параллелей вызывают эти стихи. Живо представляю себе и занудливого критика, кинувшегося выяснять, когда был создан аккордеон и когда он «вползал в хижины», но можно ли не ощутить свежее дыхание поэзии в таких строчках?! Вообще, на мой взгляд, попытка прямого прочтения и придирчивого поиска «здравого смысла» в поэзии сродни подсчёту капель, которые «плюют дожди», с какой бы высоты они ни «плевали». К восприятию поэзии Александра Кабанова это относится в самой большой степени.
Поэт говорит то, что он говорит. Что рождено остротой «хищного» – по Мандельштаму – взгляда, силой переживания, чувствования, шалостью и игрой, нестерпимой болью, интуитивным «тайным» знанием, дарованным свыше.
Кстати, об игре, о шалостях в пушкинском понимании. Кабанов отдал им свою дань, но даже в таких, лёгких на поверхностный взгляд стихах, он мог сказать о серьёзном.
Над рекой поднимается клеверный луг,
чуть касаясь корнями рыбацких фелюг,
каждый корень, как пламя из сопла,
и вращает глазами, восторг и испуг
выражая, копчёная вобла…
…Ну а вместо тебя, через год и вообще?
Поначалу – пустырь на крови и моче,
а затем корпорация «Sever»,
ресторан, казино, дискотечная гать,
до утра будут пьяные девки скакать,
я их раньше – укладывал в клевер.
Кабанов любит играть в слова, превращая это в игру смыслов. Он неутомим в разделении слов на частицы, в создании новых слов методом слияния корневых слогов из двух или трёх разных слов, он создаёт новые сочетания прилагательных и существительных, раскалывая привычные – часто заштампованные – сочетания, заставляя их работать в неожиданном ракурсе. При поверхностном взгляде может возникнуть впечатление, что он поймал приём и нещадно его эксплуатирует, если бы не очевидная органика его неожиданных образов и метафор и не сумасшедшая изобретательность, позволяющая «свежевать» словесную массу. «Times New Roman, ребенок ua., серый волк за окном монитора…» – типичная его строка. Игра ума? Ирония? Но как просвечивает сквозь эту строку украинская драма.
Кабанов сплошь и рядом ироничен, только ирония эта грустноватая, а порой и вовсе печальная. Конечно, никакого открытия эти рассуждения не представляют. Об этом много и подробно писали критики и собратья-поэты. Отдельно напомню, что Кабанов по всей своей сути – нежный и тонкий лирик, что давно признано и открытием тоже не является.
Речь о другом. О том, что и стало поводом к изданию книги «На языке врага». Украинская драма, как я её выше назвал, всё больше превращается в трагедию. И она становится трагедией отдельно взятого человека, тем более – поэта, медиатора, чувствующего самые тонкие колебания жизненных процессов. Кабанов приветствовал Майдан, выступивший против бандитской власти в Украине. И был разочарован тем, что воспользовались результатами революции не самые светлые силы украинской действительности. Разочарование, понятное и многим россиянам, ожидавшим от перестройки совсем других результатов. Поэт сказал об этом по-своему:
И не важно теперь, что мы обещали вам –
правда липнет к деньгам, а истина лишь к словам,
эти руки – чисты и вот эти глаза – светлы,
это бог переплавил наши часы в котлы.
Но в частном случае Кабанова драма приобрела дополнительную окраску. Выступив против некоторых бездумных шагов ошалевшей от власти верхушки, готовой идти на поводу у любых сил, формально эту власть поддерживающих, поэт оказался мишенью для травли со стороны людей, называющих себя украинскими патриотами, но в своей тупости не осознающих, что работают они против Украины, работают на радость тем, кто в России провоцирует ненависть к украинскому народу. Защищающий право его родной Украины на путь к демократии, Кабанов не в чести у российских лжепатриотов. Выступая против бездумного прессинга на русский язык, который является родным или вторым родным для многих граждан Украины, он, как уже было сказано, стал мишенью для травли. И поэт говорит не за одного себя, а по-своему выражает боль многих. Это чувство причастности к жизни и страданиям многих, порождает трагически звучащее слово, сказанное в предчувствии событий:
Взрывов пыльные стога,
всходит солнце через силу:
изучай язык врага,
изучил – копай могилу…
…Иловайская дуга,
память с видом на руину:
жил – на языке врага,
умирал – за Украину.
То, что звалось Родиной, перестаёт ею быть. Трагедия достигает высокого напряжения, слово очищается до непривычной простоты, лирик Кабанов, мастерски владеющий искусством словесной игры, бьёт в цель самыми прямыми средствами:
Мы опять в осаде и опале,
на краю одной шестой земли,
там, где мы самих себя спасали,
вешали, расстреливали, жгли.
И с похмелья каялись устало,
уходили в землю про запас,
Родина о нас совсем не знала,
потому и не любила нас.
Потому, что хамское, блатное –
оказалось ближе и родней,
потому, что мы совсем другое
называли Родиной своей.
Неожиданным образом жизнь побудила поэта-лирика выступить в, казалось бы, несвойственном ему обличии поэта-трибуна:
Я вас прощаю, слепые глупцы, творцы
новой истории, ряженные скопцы,
тех, кто травил и сегодня травить привык –
мой украинский русский родной язык.
Что ж, поэт остаётся поэтом. Он, как уже было сказано, говорит то, что говорит. А в реальности «говорят» автоматы и пушки. Творит зло «хамское и блатное». Но не молчит и муза Александра Кабанова. Звучит не только приговором злу, но и надеждой, что Родина это зло преодолеет, а поэт по-прежнему будет представать перед нами во всём блеске и сиянии своего дара:
Лишённый глухоты и слепоты,
Я шёпотом выращивал мосты –
Меж двух отчизн, которым я не нужен,
Поэзия – ордынский мой ярлык,
Мой колокол, мой вырванный язык –
На чьей земле я буду обнаружен?
В какое поколение меня
Швырнёт литературная возня?
Да будет разум светел и спокоен,
Я изучаю смысл родимых сфер:
Пусть зрение моё – в один Гомер,
Пускай мой слух – всего в один Бетховен.
Прямая речь поэта. Точнее не скажешь.