«За последние тридцать лет было очень много споров об эмигрантской литературе: пора бы, кажется, и подвести итоги. Не легко, однако, за такое дело взяться, в особенности, с намерением навести в этих разногласиях порядок, признать такое-то суждение основательным, другое ошибочным. Наведёт порядок одно только время. Кто верит в непогрешимость времени и его суда, пусть считает, что единственно правильное отношение к эмигрантской литературе установится у наших внуков и правнуков. Для других вопрос останется навсегда открытым, и значит, останется у них и право считать свое личное мнение верным» – так начинается книга «Одиночество и свобода», одна из лучших работ о литературе первой русской эмиграции одного из лучших её критиков – Георгия Адамовича.
Стоя у его могилы на русском кладбище в Ницце, я не раз вспоминала эту предельную лаконичность формулы, актуальной для любого художника в любом времени и пространстве – формулы одинаково верной, как для проживающего внутри «неоставленной страны», так и за её пределами. Независимо от личных обстоятельств перед любым талантливым писателем на определённом (и в идеальном случае – на раннем) этапе творчества появляется необходимость экзистенциального выбора. Выбирая свободу, ты непременно в нагрузку получишь одиночество, а выбрав одиночество, обретаешь в дар – свободу. Но в любом из этих случаев «дочь одиночества – музыка» (Ницше) – будет с тобой.
Конечно, прежде всего мы говорим о том явлении, которое юный Пушкин крылато обозначил «тайной свободой» (Любовь и тайная свобода / Внушали сердцу гимн простой), а уходящий, замученный новой властью Блок – жёстко акцентировал:
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Разумеется, речь идёт не только и не столько о политических свободах, ибо внутренняя (она же тайная!) свобода гораздо больше и глубже. Из прошлого мы знаем примеры, когда даже в тоталитарном или авторитарном обществе художник ухитрялся оставаться абсолютно свободным. А в настоящем – с удивлением обнаруживаем, что внутренне несвободный человек и в свободном социуме может стать зависимым от чего угодно – принятой в обществе «толерантности», взглядов «мецената», мнения «тусовки», к которой он принадлежит или хотел бы принадлежать. И если из политической неволи ещё можно убежать, то от себя, говорят в народе – не убежишь.
Но вернемся к Адамовичу и его книге. Её персонажей, писателей-эмигрантов «первой волны», как правило, уже творчески состоявшихся на родине (за исключением младшего поколения, вывезенного в эмиграцию детьми или подростками) правильней всё же называть изгнанниками, они были изгнаны из страны форс-мажорными обстоятельствами непреодолимой силы, хотя и рассчитывали, что ураган и его последствия скоро закончатся, всё встанет на круги своя, и они вернутся «по снегу русскому домой». Когда выяснилось, что это иллюзия, оборвались не только все надежды, но и все связи с родиной, осталось одна тоска по ней, та самая «разоблачённая морока», как точно заметила Цветаева. Да ещё – страстное желание сохранить в себе русский язык, «как душу и как инструмент».
Писатели-эмигранты «второй волны», так называемые «ди-пи» – это уже беженцы, они бежали от конкретного режима, вполне сознательно понимая, что на родину им путь закрыт навсегда.
И наконец, «третья волна» – это всегда индивидуальный, трудный личный выбор. Или – как в случае с Солженицыным и отчасти Бродским – «выбор», сделанный за человека государством. До 1991 года отъезд был тоже «расставанием навсегда», с обрывом всех связей, включая родственные, дружеские и профессиональные.
Несмотря на большие несовпадения и даже внутренние распри, все три ветви объединяло одно – язык и невозможность (за редкими исключениями) компромисса.
Иногда задаю себе дурацкий вопрос – а если бы интернет (теперь, говорят, его, как явление обыденное, надо писать с маленькой буквы) появился на сто лет раньше, как складывались бы судьбы всех этих людей? По сути дела, не было бы никого «отсутствия» писателей всех эмигрантских волн в материнском русле литературы. Не было бы никакого разделения на «там» и «тут», вот примерно, как сейчас. Хотя сам вопрос «эмиграции» – как «перемещения», выбора «места жительства» или, наоборот, ухода во внутреннюю «несостыковку» с окружающей действительностью – наверняка бы остался. Не зря же Мережковский называл Чаадаева «первым русским эмигрантом среди писателей».
Проект «Эмигрантская лира» появился 10 лет назад, и сначала нельзя было понять, станет ли востребован этот посыл современным литературным сообществом. Но первый же фестиваль, организованный Александром Мельником, а затем и появившийся одноимённый журнал показали, что многим пишущим на русском языке, разрозненным и раскиданным по земному шарику, это интересно. Что объединяет этих людей сейчас? Всё тот же «инструмент» – русский язык и та же «неоставленная страна», которую в принципе (даже покинув её!) ментально пишущий по-русски литератор «оставить» не может, не получается. «Отвяжись! Я тебя умоляю!» – взывал к России Набоков. А что изменилось с тех пор в этом взаимном притяжении-отталкивании? По сути – ничего! Сегодня социальные сети подтверждают вышесказанное.
И всё же терминологически правильнее и точнее в новой реальности говорить не об «эмигрантской поэзии» , а о русской поэзии за пределами России, то есть, в этом смысле – не о «зарубежной» , а о «безрубежной русской литературе», как справедливо заметила Вера Зубарева (США), одна из участниц опроса, проведенного отделом критики «Эмигрантской лиры». (В связи с этим напомню, что в декабре этого года «Эмлира» проводит в Москве поэтический фестиваль «Русская поэзия за пределами России»[1]).
Готовя этот номер журнала, мы обратились к русскоязычным поэтам разных стран и разного (по времени) опыта проживания в иной языковой среде, вне места своего рождения, с двумя вопросами:
1. Какие проблемы русской поэзии за пределами России вы считаете наиболее значимыми?
2. Как можно было бы улучшить состояние дел с русской поэзией за пределами России и что для этого требуется?
Некоторые из наших собеседников сами никуда не эмигрировали – где жили, там и остались! – это в силу нового геополитического катаклизма сама Россия «эмигрировала» от них. И, как показали ответы Елены Буевич (Украина) и Олеси Рудягиной (Молдавия), в этих случаях вопросы выживания «русской поэзии за пределами России» наиболее остры и проблемны.
Публикуя ответы наших коллег, мы рассчитываем продолжить обсуждение заявленной темы уже в Москве, на декабрьском фестивале ЭЛ. Желающих откликнуться письменно до этого срока – милости просим!
Зоя Межирова (США)
1. Я думаю, всегда и везде – проблема, точнее – неизбывная мечта, одна-единственная – писать хорошие стихи. Неважно, где ты находишься – она всё та же. «И тянет руки к совершенству, / К недостижимому блаженству...» – написал Евгений Евтушенко. Совершенство ускользает и трудно достижимо. Некоторые считают, что его вообще достичь нельзя. Но я так не думаю. Ведь существуют, например, Мадонны на полотнах живописцев Раннего Возрождения, где божественный баланс, и гармония, и красота.
Если говорить о публикациях, то журналов теперь много, подборки авторами посылаются в электронном виде и стихи можно предложить куда угодно, в любое издание – и зарубежное русскоязычное, и российское. Так что путь свободный. Появился интернет. Другое дело, где тебя «возьмут» в связи с возникшим «кучкованием», чего раньше в таком масштабе не было. Но это проблема в основном Российской территории, здесь же русскоязычное территориальное пространство гораздо уже, значит и проблема сужается.
2. Русская поэзия за пределами России существует всегда всё равно в пределах русского языка. Если вопрос поставлен: – «как можно было бы улучшить состояние дел с русской поэзией за пределами России», – значит он уже своей формулировкой предполагает и даже утверждает, что положение дел с русской поэзией там не так и хороши. Но плохи или хороши могут быть с Поэзией дела и там и там – только в качественном плане. В остальном – процесс предложения поэтических подборок журналам – дело несложное, опять же тут выручает интернет, электронная почта. Хотя всегда существовал и был сильным подспорьем, да и существует теперь – чисто человеческий фактор, фактор личного обаяния автора. Если он давно уехал из России и долгий период в ней не появлялся, живя и работая за рубежом, где отпуска очень коротки, то его образ как бы растворился в пространствах времени, если так можно выразиться. Поэтому пишушие и живущие в отдалении – сейчас стараются чаще бывать в стране своего языка, где большую часть времени из-за разных, порой непреодолимых обстоятельств, не находятся. Очень важно окунуться и в поток улиц, и разговоров, прочувствовать живую ткань жизни.
Если же говорить об издании книг – то их трудно издавать и российским и зарубежным русскоязычным стихотворцам.
Оторванности от культурно-языковых корней сейчас нет, всё изменил интернет. Может быть, мой пример показателен, я живу в маленьком городке Иссакуа, недалеко от Сиэтла. Здесь практически нет русского населения. Но есть моя домашняя библиотека, и есть электронные издания всех произведений мировой литературы. Да и средства массовой информации, радио и телевидение разных взглядов и направлений, – что даёт возможность быть в курсе текущих событий и сравнивать различные точки зрения. Все-таки мы – «у времени в плену». А вечность, её ощущение, – как ни странно, приближается, когда ты, пусть и в формальном отрыве от Отчизны своего родного языка, который, как принято верно считать, и есть наиболее острое выражение Родины.
Так что в целом проблем две – достигать в стихах по возможности высокого уровня и чаще бывать в России, что трудно выполнимо из-за больших расходов на перелёты.
Евгений Минин (Израиль)
1. Проблемы русской поэзией одни – финансовые, поскольку всё делается на энтузиазме и финансах самих литераторов. Нет возможности ни организовать фестиваль, ни провести маломальский конкурс. Русские поэты за границей никому не нужны – ни странам, в которых они живут, ни России, которая не приглашает на фестивали – а если приглашают, то одних и тех же…
2. Минкульт России должен поддерживать русскоязычных писателей за рубежом и организовывать литературные фестивали и встречи. Иначе произойдет угасание русскоязычной культуры за рубежом. Ветераны пера уходят, а замены им уже не видно…
Елена Буевич (Украина)
1. Если говорить конкретно о русской поэзии на Украине, то главная проблема – это проблема дубового листка, оторвавшегося от ветки родимой. В принципе, здесь можно было бы дальше ничего не объяснять, а просто обратиться к стихотворению классика. Дубовый листок представляет собой русского поэта, живущего в унитарной культурной матрице. Он, как и подобает поэту, страннику, странному – везде чужой. Этот умозрительный поэт не выполняет актуальных для матрицы идеологических заданий. Мало того, что он не порвал своих связей с родной ему русской литературной традицией.
Степь в стихотворении Лермонтова как раз и исполняет роль современного украинского поэтического сообщества.
Чёрное море символизирует Россию, Чинара – её поэтическое сообщество во всем многообразии (это фестивальные движения, книжно-издательские мероприятия, журнальная и околопремиальная жизнь).
На ветвях чинары качаются райские птицы – поэты. Морская царь-девица, о которой они поют – это Поэзия.
Листок
Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
И вот, наконец, докатился до Черного моря,
У Черного моря чинара стоит молодая;
С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская;
На ветвях зеленых качаются райские птицы;
Поют они песни про славу морской царь-девицы,
И странник прижался у корня чинары высокой;
Приюта на время он молит с тоскою глубокой,
И так говорит он: «Я бедный листочек дубовый,
До срока созрел я и вырос в отчизне суровой.
Один и без цели по свету ношуся давно я,
Засох я без тени, увял я без сна и покоя.
Прими же пришельца меж листьев своих изумрудных,
Немало я знаю рассказов мудреных и чудных».
«На что мне тебя? – отвечает младая чинара, –
Ты пылен и желт, – и сынам моим свежим не пара.
Ты много видал – да к чему мне твои небылицы?
Мой слух утомили давно уж и райские птицы.
Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаю!
Я солнцем любима, цвету для него и блистаю;
По небу я ветви раскинула здесь на просторе,
И корни мои умывает холодное море».
2. Если говорить об Украине, то никак. Русская поэзия здесь обречена полностью перейти в катакомбное состояние и существовать далее закрыто, вне литературного процесса. Единственно, что отрадно: духовная изоляция поэта в глобальном мире уже невозможна, и поэтому подлинная поэзия будет жива даже в условиях физического отрыва от ветки родимой, да и всей мировой поэтической чинары в целом, случись такое.
Вера Зубарева (США)
1. По-видимому, термин «русское зарубежье» сегодня уже не актуален, поскольку он не отражает ситуации, сложившейся в России и русской диаспоре постперестроечного периода. Поднялся железный занавес, мы ринулись друг к другу с разных континентов, и добрый волшебник интернет способствовал поначалу преодолению, а потом и стиранию границ между общающимися литераторами, художниками, учёными и просто друзьями и близкими. Стиранию не различий, а именно насильно созданных границ. Означает ли это конец идеологий и установление единого, монолитного интеллектуального и духовного пространства? Разумеется, нет. Идеологические различия были и будут, и политики не перестанут ими жонглировать. Будут и принципиальные разногласия во взглядах на многие вещи, включая литературу и искусство, религию и быт и т.д., и т.п. Если взять только пространство России, то оно в полной мере отразит ту многогранную и противоречивую картину мнений и борений, которая также свойственна и русской диаспоре.
2. Меня занимают общие для всех групп проблемы, нежели частности, связанные со спецификой проживания в зоне, где русский не является родным или государственным языком. Проблемы зарубежья, на мой взгляд, отступают перед проблемами безрубежья, которые насущнее. И это касается как творческих, так и организационных моментов.
Наталья Ерменкова (Болгария)
1. Главная проблема в том, что современная поэзия практически не издается. Сократился значительно выпуск и в принципе более читаемой формы – прозы, а поэзия, которая сама по себе не является «массовым чтивом», сведена почти на «нет». Есть отдельные попытки – Союза писателей Болгарии – поддерживать «огонь», но они крайне редки и сводятся к личным контактам поэтов обеих стран, даже если и выпускаются книги под брендом организаций.
Члены «Союза русскоязычных писателей Болгарии» (СРБП, основан в 2015 г.) своими силами и на собственные средства стараются наладить контакты с русскоязычной диаспорой и русофилами Болгарии, что приносит свои положительные, уже заметные результаты. Но личные возможности членов организации исключительно ограничены, хотя в отношении планов и возможного потенциала масштабы нашей деятельности могли бы быть многократно большими.
2. Болгария открыта к общению с близкой по языку, вере, традициям Россией, и готова «поглотить» русскоязычную литературу, в том числе и поэзию – если бы это предлагалась в достаточном количестве на рынке, если велась бы активная рекламная кампания – в том числе обязательное участие в многочисленных книжных выставках и литературных мероприятиях, которые постоянно проводятся по всей стране в Болгарии. К сожалению, последнее практически со стороны России сведено к нулю, даже минимальное участие в последние лет десять сократилось. И это – на фоне наступательной англо-американской литературы, захватившей болгарский читательский рынок.
У СРПБ есть вполне осуществимые идеи и видения, что и как это сделать, дабы обратить такую негативную ситуацию вспять. Мы, русскоязычные люди, писатели, проживающие много лет в этой стране, убеждены, что ситуацию нужно и можно изменить.
Феликс Чечик (Израиль)
1. Я не вижу никаких значимых проблем русской поэзии за пределами России. Они все те же, что и в России – творческие.
2. Ни о каком улучшении состояния поэзии за пределами России не может идти и речи, кроме написания качественных текстов.
Олеся Рудягина (Молдавия)
1. Самой значимой проблемой русской поэзии в Молдавии является, на мой взгляд, взятый правителями страны в 90-х годах курс на отрыв Молдавии от России, от русской культуры, курс на румынизацию. Катастрофически сокращается доля образования на русском языке – как дошкольного, так и среднего (гимназия-лицей). В ВУЗах страны или вообще нет русских групп, или обучение в них зачастую ведётся на ломаном русском (нет новых преподавательских кадров!), либо вовсе на румынском языке. Экономическая ситуация в стране тяжёлая. Люди уезжают (только в России на заработках – 700 тысяч молдавских граждан). «Русскодумающие» родители стараются отправить детей учиться в Россию, откуда, чаще всего, в республику они уже не возвращаются.
Недавно русский язык лишили официального статуса «языка межнационального общения». Исключены из сетки вещания аналитические и информационные российские программы. За использование топонимов согласно нормам русского языка, русскоговорящие СМИ Молдавии штрафуются. (Кишинёв, Каушаны, Бельцы и др. требуется называть Кишинэу, Кэушень, Бэлць – по недавно вышедшему распоряжению властей. И, несмотря на активную позицию и деятельность по защите русского языка многих русских общественных организаций, несмотря на подвижническую работу старых учительских кадров, в этой обстановке сохранить культуру русской речи тяжело. А уж поэтической речи – тем более. Вот почему, на мой взгляд, в русской поэзии Молдавии годами нет новых поэтических имён.
Основу русской поэзии Молдавии сегодня составляют люди среднего поколения, духовно сформировавшиеся до, или во время развала СССР. Русская поэзия, как вообще русская культура Молдавии, третий десяток лет стоически сопротивляется уничтожению. В республике уничтожена периодика, в которой были возможны поэтические публикации на русском языке. Исключение – газета «Русское слово», где поэтические подборки выходят от случая к случаю.
В Молдавии издаётся единственный литературно-художественный и публицистический журнал на русском языке «Русское поле», выходящий в свет исключительно при поддержке посольства Российской Федерации в РМ. (Тираж – 500 экз., 160 страниц, журнал распространяется безвозмездно). Сегодня дальнейшая жизнь журнала под вопросом, т.к. меняется руководство Посольства. Фонд «Русский мир», куда мы обратились за поддержкой, тщательно подготовив все необходимые документы, нам не ответил.
Более 25-ти лет издание книг местных русских литераторов государством не поддерживалось, было делом русских этнических общественных организаций (Конгресса русских общин РМ), или – частной проблемой самих авторов (что зачастую приводило к выходу откровенно графоманских сборников). Талантливые поэты у нас, как правило – неимущие, социально уязвимые бюджетники. Это обстоятельство, кстати, делает невозможным и дальние поездки наших авторов на фестивали, и вообще встречи с Россией – в случае, если дорога не оплачивается.
2. Мне кажется, необходима – (на уровне Министерства культуры, или МИДа РФ, или какой-то авторитетной Комиссии по делам соотечественников, живущих за пределами РФ) действенная Программа поддержки русской литературы и культуры за пределами Российской Федерации, особенно – в странах ближнего зарубежья, где после развала единой страны, были оставлены за бортом люди, духовно связанные с Россией.
Необходима статья расходов – в бюджете учреждений представительств Россотрудничества и Посольств РФ на территориях независимых государств – на издательскую деятельность, необходима программа выхода книг ведущих состоявшихся и талантливых, подающих надежды (скажем, победителей республиканских конкурсов) молодых прозаиков и поэтов, пишущих на русском языке.
Необходимо приглашать в Россию – на съезды, мастер-классы, встречи, семинары – поэтов, прозаиков, переводчиков, пишущих на русском языке.
Необходимы встречи ведущих российских авторов с лицеистами и студентами.
Необходимы квоты для обучения в Литинституте им. М. Горького талантливой молодёжи! О ВЛК (высшие литературные курсы) я молчу. Знаю, что это нынче возможно только за большие деньги.
…Наверное, я наивна. Но, мне кажется, что в сегодняшней ситуации всемирной русофобской истерии необходимо поддерживать любыми способами тех, для кого любовь к России – не разменная монета и не «профессия», – тех, кто ни при каких обстоятельствах не предавал Россию, не забывал русский язык, не отрывал своей души от России, не мыслил себя без нее.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Как видим, никакого единства в ответах коллег – нет, мнения зачастую противоположны и взаимоисключаемы даже у тех поэтов, кто живет в одной стране. Но есть и совпадения. Публикуя ответы (иногда с небольшим сокращением), мы надеемся, что дискуссия продолжится уже в декабре, в Москве, где пройдет круглый стол журнала «Эмигрантская лира».
И последнее. Среди тех коллег, кому мы адресовали свои вопросы, был и старейший русский поэт, полвека уже живущий в США – Дмитрий Бобышев. Он ответил не кратко, но очень интересно – написав отличное эссе на заданную тему. Также предлагаем его вниманию читателей в разделе «Поэтическая эссеистика».
Н. К.