«Тяжело жить в учебнике истории» – сказала как-то одна из моих коллег. Всё чаще в голову приходят мысли о том, насколько актуальны исследования исторических ретроспектив, когда мир сотрясают пандемии и глобальные конфликты с далеко идущими последствиями. Каков новый герой эпохи, и есть ли он вообще. Кому расчищено место в новой реальности, а какие, бывшие ещё недавно важными события, образы, уходят в прошлое… Сотни и сотни вопросов, которые сейчас мучают многих, но в большей степени – людей культуры.
В такие непростые времена многое ставится под сомнение – смыслы, на которых строилась общечеловеческая линия ценностей, всеобщие принципы справедливости и мира. Пересматривается история. Привыкшие сравнивать, мы анализируем степени глобальных кризисов, происходивших когда-то и происходящих сейчас. И, в общем-то, приходим к одному и тому же выводу, что многое уже было, не один, не два, не три раза. Что в сути человечества лежит глобальная тяга к конфликтам, и дай каждому народу по отдельной планете – рано или поздно обязательно завязалась бы межпланетная потасовка. Но при всей горькой иронии этой сентенции, есть у мировой души и другая сторона, где жажда творчества несокрушима. В какой бы трудной ситуации не оказался творец – огонь этот не угасает. Может быть, именно человеческий гений удерживает небесную канцелярию от какого-нибудь последнего потопа? Кто знает…
Говоря об исторических сравнениях, подобные вопросы всегда остро стояли перед людьми в переломные моменты эпох. Особенно это касалось тех, кто уезжал из страны по политическим мотивам. Отношение к эмигрантам, в зависимости от взглядов и сторон, во все времена было полярным. Но в любой из волн эмиграции находились люди, которые уезжали просто потому, что так сложились обстоятельства. Подобные предпосылки были у яркого представителя русского литературного зарубежья, учёного, профессора, автора нескольких монографий, публикатора многих памятников славянской литературы, блестящего переводчика и тонкого лирического поэта Ильи Голенищева-Кутузова.
Его путь за пределы России был характерен для юного поколения первой волны русской эмиграции. Будущий учёный и литератор провёл детские годы в Симферополе. Отец Ильи Голенищева-Кутузова – полковник в отставке, Георгиевский кавалер, в Первую мировую войну командовал пехотным полком. Хотя он не участвовал в гражданской войне, но решил вывезти семью из России в 1920 г., совершив длинный путь через Болгарию. В то время только Югославия открыла двери для размещения на своей территории части белой армии, а эмигрантская пресса распространила информацию, что страна признает дореволюционные документы об образовании и выделяет для русской молодежи стипендии. Это сыграло большую роль в выборе места пребывания.
В Белграде в 1921 году Илья Николаевич окончил 1-ю русско-сербскую гимназию, затем поступил в Белградский университет, где изучал сравнительное литературоведение, французский и сербский языки и литературу. Его университетским преподавателем был Е.В. Аничков, русский историк литературы, писатель, фольклорист – «народник искони и по существу»[1].
Стихи и рассказы Илья Голенищев-Кутузов начал писать ещё в России. В большинстве своём, они написаны под влиянием лирики М. Лермонтова, дух которого безошибочно узнается в его ранних стихах:
Я шел к тебе, о горестный поэт.
Твой взор проник во тьму грядущих лет,
Твой стих пронзил мне сердце, как кинжал, –
Я тень твою в пустынях горных звал.
И в городе твоём, в тени пяти вершин,
Казалось мне – ты здесь, я не один,
Казалось мне – лечу с отвесных скал,
Меня страшил обычный всем провал.
Но чья-то тень вставала на пути,
И до него я не посмел дойти.
«Провал в Пятигорске», 1919 г.
В девятнадцать лет в среде русской университетской молодежи он стал одним из организаторов в Белграде поэтического кружка «Гамаюн» (1923). С этим кружком (Ю. Бек-Софиев, А. Дураков, Г. Елачич и др.) связывается рождение русского «белградского поэтического круга». Поэзия молодых авторов была представлена в сборнике «Гамаюн – птица вещая», изданном в Белграде в 1924 г. «Названия кружка и сборника указывают на избранные молодыми стихотворцами ориентиры: лирику А. Блока и преемственность с дореволюционным русским искусством слова. Стихотворение «Гамаюн, птица вещая», давшее название белградскому литературному объединению и сборнику поэзии, было написано в 1899 г. на волне роста в русском искусстве апокалиптических мотивов. Вдохновленный картиной В. Васнецова, на которой изображена сказочная птица-вещунья с человеческим лицом, А. Блок написал стихотворение, потрясающее своим пророческим видением будущего России. Лирическому герою открывается ужасная картина приближающейся национальной катастрофы: «пожар», «казней ряд кровавых», «тиранов сила, гибель правых»…»[2], – пишет А. Г. Шешкен в интернет-издании «Стефанос», посвящённом биографиям выдающихся литературных деятелей.
В 1925 г. Илья Голенищев-Кутузов стал членом Союза русских писателей и журналистов Югославии. По окончании университета он преподавал в Никшиче и Дубровнике, изучал местный эпос и фольклор. Как рассказывает Елена Бондарева в статье для издания «Столетие»: «Совместно с американским ученым Мильманом Пэрри он собирал и записывал эпические песни гусляров в Боснии и Черногории. Эта народная традиция и погружение в культуру эпохи Возрождения повлияли на характер его собственного творчества. <…> В 1929 г. началась стажировка Ильи Николаевича в Высшей школе исторических и филологических наук при Сорбонне. В 1933-м он защитил диссертацию о ранних влияниях итальянской литературы Возрождения на французскую литературу XIV-XV вв. (была издана в Париже)»[3].
Кризис мироощущения был характерен для мышления младших символистов. Это чувство было близко целому поколению молодых эмигрантских поэтов, очевидцев крушения Российской империи. В этом плане парижский период оказался весьма плодотворным для творческого пути Ильи Голенищева-Кутузова – его представления о символизме расширились и переосмыслились во время участия в литературном кружке «Перекрёсток» и знакомства с литературной элитой парижской эмиграции. «Зелёная лампа» (Париж, 1927-1939), созданная по инициативе З. Гиппиус и Д. Мережковского, собирала цвет русской интеллигенции и играла видную роль в интеллектуальной жизни эмиграции. Ю. Терапиано – активный участник общества – вспоминал, что «новый человек, прежде чем бывал допущен на «воскресенья», проходил тщательную проверку на «глубину», талантливость и оригинальность своих взглядов по общественным, религиозным и общечеловеческим вопросам»[4]. Как и некоторые другие творческие объединения, «Зелёная лампа» вела протоколы своих заседаний, что даёт сегодня возможность представить широту обсуждаемых на них тем. В заседаниях участвовали И. А. Бунин, Б. К. Зайцев, М. А. Алданов, А. М. Ремизов, В. Ф. Ходасевич, Н. А. Бердяев, К. В. Мочульский и др. Сохранились свидетельства об участии в них и Ильи Голенищева-Кутузова. Ему 12 мая 1932 г. было предоставлено право произнести вступительное слово на тему: «О старом и новом граде». В прениях выступили З. Гиппиус, Д. Мережковский, В. Варшавский, В. Поплавский.
Илья Голенищев-Кутузов, наряду с классикой, глубоко интересовался проблемами современного состояния русской литературы, как создаваемой в эмиграции (это отражено и в его лирике), так и в советской России. Благодаря В. Ходасевичу он стал одним из заметных молодых критиков «Возрождения». На страницах издания он часто выступал по широкому кругу вопросов литературы и культуры. Среди его публикаций – статьи о 150-летнем юбилее «Недоросля» Фонвизина, творчестве Рабле и Гёте, взаимовлиянии русской и европейской культур («Гоголь в Италии», «Мережковский и Запад»). Собственная поэзия Ильи Николаевича тоже начинает печататься в самых авторитетных эмигрантских журналах («Современные записки», «Русские записки» и др.) в одной рубрике с поэзией мэтров: З. Гиппиус, Д. Мережковского, М. Цветаевой.
Как и другие поэты «Перекрёстка», он, ориентируясь на классическую традицию и опыт русского символизма, уделял особое внимание форме стиха. «Утончённость стиля и изящество формы поддерживались частью литераторов, считавших одной из важнейших задач сохранение богатства культуры и выразительности языка. Но другие представители литературы, в частности Г. Адамович, осуждали такую поэзию за искусственность, отсутствие «связи с жизнью и самостоятельности». Адамович отдавал предпочтение «простоте и обнажённой искренности», лирическому дневнику, свободному от ухищрений формы, противопоставляя «искреннюю», хотя и «беспомощную», поэзию Л. Червинской «безупречным» стихам Голенищева-Кутузова»[5].
Возвратившись в Белград, поэт придал новый импульс литературной жизни русских эмигрантов. Он много печатался в таких периодических изданиях, как «Српски књижевни гласник», «Мисао», центральная газета «Политика». Личное обаяние, глубокая эрудиция, приобретённый в Париже опыт помогли ему создать новый поэтический кружок «Литературная среда», ставший самым представительным в истории «белградского поэтического круга». Его членами были поэты (Е. Таубер, Е. Кискевич), режиссёры (Ю.Л. Ракитин), драматурги, литературные критики (Ю.В. Офросимов, В.В. Хомницкий) и исследователи литературы (К.Ф. Тарановский). Своё имя поэтическое объединение получило, очевидно, в знак симпатии к Вячеславу Иванову, весьма популярному среди русских белградцев, известный дореволюционный литературный салон которого «Башня» собирался по средам. Кружок опубликовал поэтический сборник «Литературная среда. 1» (Белград, 1934), куда вошли и стихи самого Ильи Николаевича.
Лирика поэта была опубликована в 1935 г. в сборнике под названием «Память». Это единственное отдельное издание стихов Ильи Голенищева-Кутузова, который продолжал активно печататься в эмигрантской периодике. Сборник содержит более сорока стихотворений, ряд которых объединён в поэтические циклы («Далматинский цикл», «Рим», «Эдем», «Сад Люксембурга» и др.). Предисловие к сборнику написал Вячеслав Иванов. Он выделил связь поэта с русской классической традицией, прежде всего, с М. Лермонтовым. Из дореволюционных авторов, близких молодому автору, он отметил Н. Гумилёва (чрезвычайно популярного у эмигрантов из-за мученической кончины) и связанного с Лермонтовым «глубокой и таинственной связью». Стихи этого периода очень лиричны:
От тебя, как от берега медленно я отплываю,
Уходя в океан безнадежных времен,
И твой образ, твой голос навеки, навеки теряю,
Но звездою утраты одинокий мой путь озарён.
Так от смутного берега непримиримой отчизны
Отходил я когда-то в ещё непонятную даль,
Чтобы годы и годы скитальческой горестной жизни
Очищали потери, и трижды святила печаль.
Так когда-нибудь в час непоправимой разлуки
Я навеки отчалю от милой земли голубой,
И, как крест над вселенной, созвездий расширятся руки,
И я всё обрету в отреченье и буду навеки с тобой.
1933 г.
Близость к Гумилеву, с его чёткой и яркой образностью, мы можем видеть, например, в этом классическом стихотворении:
Осенние истлели багрецы
И нежные бледнеют акварели,
И дуют ветры – легкие гонцы
Зимы – в похолодевшие свирели.
И серые струятся облака
В разреженной чувствительной лазури,
Твоей души касаются слегка.
Не призывай довременные бури.
Не облекай в их стон твой смертный страх –
И жизнь, и смерть теперь неуловимы:
Они смесились в тонких тростниках,
Как над рекой опаловые дымы.
1936 г.
Основной мотив сборника – память – объединяет стихотворения, посвященные судьбе России и её изгнанникам. Он реализуется как размышления о перекличке времён, о душе поэта, во все времена раздираемой мучительными сомнениями, поисками абсолютной истины и совершенства. Осознание своей генетической связи с прошлым в стихах И. Голенищева-Кутузова – особое эмоциональное состояние:
Не говори о страшном, о родном,
Не возмущай мои тысячелетья,
Ещё болею повседневным сном,
Которого не в силах одолеть я.
(«Не говори о страшном, о родном»…)
В 1934 г. Илья Голенищев-Кутузов получил место приват-доцента Белградского университета. Помимо собственного творчества он много занимается переводами и изучением культурных и литературных связей между Россией и южными славянами, вводит в общеевропейский дискурс памятники искусства и литературы южных славян. Но предвоенное время – 1937-1938 гг. – требовали уже личной гражданской позиции. Они оказались поворотными в развитии мировоззрения Ильи Николаевича: он сближается с евразийцами. Свою роль в этом сыграл и его друг Н.Н. Алексеев, видный деятель этого движения. В конце 1930-х в творчестве поэта начинает преобладать гражданская тема: стихи о республиканской Испании как о стране, которой «нет нам роднее». Он обращается к эмигрантам, которые «отреклись от родных глубин», предупреждает их об опасности прожить «до роковых седин с кличкой иностранца, иноверца». В 1938 г. номер югославского журнала «Смена» со статьей Голенищева-Кутузова о романах «Поднятая целина» и «Пётр Первый» был конфискован полицией. В мае того же года поэт был арестован «за советскую пропаганду», в сентябре 1939 г. освобождён. В этот период он писал: «Вторую книгу стихов выпущу лишь через несколько лет и, вернее всего, в России, куда меня всё сильнее тянет». Более ярко это чувство поэт выразил в таких строках:
Во мне пламенеет, клубится
Вся страсть возмущённой стихии –
Я больше не в силах скрыться
От страшного зова России.
1938 г.
В 1940 г. Илья Николаевич обращается в советское посольство в Болгарии с просьбой о гражданстве. Получить его помешала война. В апреле 1941 г. началась фашистская оккупация Югославии. Илья Голенищев-Кутузов вступил в Союз советских патриотов, который был создан в Белграде, и стал членом его ЦК.
В 1941 г. он был арестован за антифашистскую деятельность и заключён, вместе с группой профессоров Белградского университета, в концлагерь «Баница». Через несколько месяцев его отпустили, но уволили с работы. В 1944 г. он ушёл в партизанский отряд в Воеводине, где участвовал в боях за освобождение Белграда. «В статье «Думы в канун Октября» он пишет: «Я никогда не забуду, как осенью 1944 года, в праздник Великого Октября в Белграде, освобожденном югославской и советской армиями, в манифестации проходил отряд эмигрантов с оружием, в пилотках с красными звездами, с плакатом «Русские партизаны». Плакат несла Л.М. Дуракова, муж которой Алексей Дураков, один из самых талантливых поэтов зарубежья, погиб в бою с фашистами. Сербы приветствовали русских партизан бурными аплодисментами. Это было возвращение на Родину и живых, и погибших патриотов»[6].
Получив в 1946 г. советское гражданство, Илья Голенищев-Кутузов не успел выехать в СССР из-за конфликта России с югославской властью, которую к тому моменту уже представлял маршал И. Тито. Он снова был арестован югославской полицией и провёл в тюрьме четыре года. Только в 1954 г. ему дали возможность выехать в Венгрию, где он преподавал в Будапештском университете.
Летом 1955 г. Илья Николаевич вернулся в Россию и был принят в Институт мировой литературы им. А. М. Горького. Википедия даёт такую краткую справку о его дальнейшей жизни: «Профессор МГУ (1956-1958). Член Союза писателей СССР (1965), член редколлегии серии «Литературные памятники»»[7]. В 1960 г. Голенищев-Кутузов блестяще защитил докторскую диссертацию в Пушкинском Доме по теме «Итальянское Возрождение и славянские литературы ХV-ХVI вв.
Умер Илья Голенищев-Кутузов 26 апреля 1969 г. в Москве, в возрасте 65 лет. Похоронен в Переделкино. Друживший с ним академик Д. С. Лихачев оставил воспоминания о его человеческих чертах: «…Он умел работать и за столиками парижских кафе, и в «неуюте» тюремных камер. Имел мужество не соглашаться с окружающими его людьми и умел находить неожиданных единомышленников <…> Он был обаятельным человеком несколько староинтеллигентского склада. Он любил общество, любил споры, рассказы, шутки, он помнил множество забавных случаев, умел слушать других, радовался чужим и своим остротам, был наделён феноменальной памятью… Он не подавлял окружающих своими знаниями и образованностью, умел оценить собеседника. Благодаря этим своим качествам он вносил праздничность в любую обстановку <…> Вместе с тем в науке он был суров к любой недобросовестности, лицемерию или упрямому невежеству. <…> Поэтическое творчество помогало ему в его живом восприятии литературы прошлого, а литература прошлого питала живыми соками его поэзию. Творчество и исследования были для Ильи Николаевича едины»[8].
У каждого поэта свой путь, своя неповторимая судьба. На сегодняшний день нельзя сказать, что стихи Ильи Голенищева-Кутузова известны широкому кругу читателей. Чаще всего они оказываются в поле зрения литературоведов, которые интересуются ими в контексте эпохи. Однако, если набрать в «ютубе» фамилию автора, то первое, что выпадает – замечательная лирическая песня на стихотворение Ильи Голенищева-Кутузова «За это одиночество»[9]. И эта простая, но пронзительная лирика, полная грусти и света, рассказывает нам о его авторе намного больше, чем тонны библиографических материалов:
За это одиночество
И эту тишину
Отдам я все пророчества,
Сердечную весну,
И полдня прелесть сонную,
И тела древний хмель,
И полночи влюблённую
Двужалую свирель.
Томленье недостойное
Я в сердце победил
И слушаю спокойное
Течение светил.
К чему любви пророчества –
Душа, как сны, вольна.
Такое одиночество,
Такая тишина…
[1] Евгений Васильевич Аничков. Новый энциклопедический словарь – СПб., Пг., 1911-1916.
[2] По материалу сайта http://stefanos.philol.msu.ru
[3] Елена Бондарева. «Илья Голенищев-Кутузов: «Мы огненною скорбью крещены…». Изд. «Столетие», 15 дек. 2020 г.
[4] Терапиано Ю. Русская зарубежная поэзия.
[5] Чагин А. И. Два крыла русской поэзии. Статья вторая // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 2–3. С. 92.
[6] «Голос Родины», М. 1963, ноябрь, №63, стр. 6.
[7] Википедия. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Голенищев-Кутузов,_Илья_Николаевич
[8] Лихачёв Д.С. Илья Николаевич Голенищев- Кутузов // Русская лит-ра. 1969. No 4. С. 175–179