История культуры русского зарубежья

Автор публикации
Яна-Мария Курмангалина ( Россия )
№ 3 (39)/ 2022

Илья Голенищев-Кутузов: две дороги

«Тяжело жить в учебнике истории» – сказала как-то одна из моих коллег. Всё чаще в голову приходят мысли о том, насколько актуальны исследования исторических ретроспектив, когда мир сотрясают пандемии и глобальные конфликты с далеко идущими последствиями. Каков новый герой эпохи, и есть ли он вообще. Кому расчищено место в новой реальности, а какие, бывшие ещё недавно важными события, образы, уходят в прошлое… Сотни и сотни вопросов, которые сейчас мучают многих, но в большей степени – людей культуры.

В такие непростые времена многое ставится под сомнение – смыслы, на которых строилась общечеловеческая линия ценностей, всеобщие принципы справедливости и мира. Пересматривается история. Привыкшие сравнивать, мы анализируем степени глобальных кризисов, происходивших когда-то и происходящих сейчас. И, в общем-то, приходим к одному и тому же выводу, что многое уже было, не один, не два, не три раза. Что в сути человечества лежит глобальная тяга к конфликтам, и дай каждому народу по отдельной планете – рано или поздно обязательно завязалась бы межпланетная потасовка. Но при всей горькой иронии этой сентенции, есть у мировой души и другая сторона, где жажда творчества несокрушима. В какой бы трудной ситуации не оказался творец – огонь этот не угасает. Может быть, именно человеческий гений удерживает небесную канцелярию от какого-нибудь последнего потопа? Кто знает…

Говоря об исторических сравнениях, подобные вопросы всегда остро стояли перед людьми в переломные моменты эпох. Особенно это касалось тех, кто уезжал из страны по политическим мотивам. Отношение к эмигрантам, в зависимости от взглядов и сторон, во все времена было полярным. Но в любой из волн эмиграции находились люди, которые уезжали просто потому, что так сложились обстоятельства. Подобные предпосылки были у яркого представителя русского литературного зарубежья, учёного, профессора, автора нескольких монографий, публикатора многих памятников славянской литературы, блестящего переводчика и тонкого лирического поэта Ильи Голенищева-Кутузова.

Его путь за пределы России был характерен для юного поколения первой волны русской эмиграции. Будущий учёный и литератор провёл детские годы в Симферополе. Отец Ильи Голенищева-Кутузова – полковник в отставке, Георгиевский кавалер, в Первую мировую войну командовал пехотным полком. Хотя он не участвовал в гражданской войне, но решил вывезти семью из России в 1920 г., совершив длинный путь через Болгарию. В то время только Югославия открыла двери для размещения на своей территории части белой армии, а эмигрантская пресса распространила информацию, что страна признает дореволюционные документы об образовании и выделяет для русской молодежи стипендии. Это сыграло большую роль в выборе места пребывания.

В Белграде в 1921 году Илья Николаевич окончил 1-ю русско-сербскую гимназию, затем поступил в Белградский университет, где изучал сравнительное литературоведение, французский и сербский языки и литературу. Его университетским преподавателем был Е.В. Аничков, русский историк литературы, писатель, фольклорист – «народник искони и по существу»[1].

Стихи и рассказы Илья Голенищев-Кутузов начал писать ещё в России. В большинстве своём, они написаны под влиянием лирики М. Лермонтова, дух которого безошибочно узнается в его ранних стихах:

 

Я шел к тебе, о горестный поэт.

Твой взор проник во тьму грядущих лет,

Твой стих пронзил мне сердце, как кинжал, –

Я тень твою в пустынях горных звал.

И в городе твоём, в тени пяти вершин,

Казалось мне – ты здесь, я не один,

Казалось мне – лечу с отвесных скал,

Меня страшил обычный всем провал.

Но чья-то тень вставала на пути,

И до него я не посмел дойти.

 

«Провал в Пятигорске», 1919 г.

 

В девятнадцать лет в среде русской университетской молодежи он стал одним из организаторов в Белграде поэтического кружка «Гамаюн» (1923). С этим кружком (Ю. Бек-Софиев, А. Дураков, Г. Елачич и др.) связывается рождение русского «белградского поэтического круга». Поэзия молодых авторов была представлена в сборнике «Гамаюн – птица вещая», изданном в Белграде в 1924 г. «Названия кружка и сборника указывают на избранные молодыми стихотворцами ориентиры: лирику А. Блока и преемственность с дореволюционным русским искусством слова. Стихотворение «Гамаюн, птица вещая», давшее название белградскому литературному объединению и сборнику поэзии, было написано в 1899 г. на волне роста в русском искусстве апокалиптических мотивов. Вдохновленный картиной В. Васнецова, на которой изображена сказочная птица-вещунья с человеческим лицом, А. Блок написал стихотворение, потрясающее своим пророческим видением будущего России. Лирическому герою открывается ужасная картина приближающейся национальной катастрофы: «пожар», «казней ряд кровавых», «тиранов сила, гибель правых»…»[2], – пишет А. Г. Шешкен в интернет-издании «Стефанос», посвящённом биографиям выдающихся литературных деятелей.

В 1925 г. Илья Голенищев-Кутузов стал членом Союза русских писателей и журналистов Югославии. По окончании университета он преподавал в Никшиче и Дубровнике, изучал местный эпос и фольклор. Как рассказывает Елена Бондарева в статье для издания «Столетие»: «Совместно с американским ученым Мильманом Пэрри он собирал и записывал эпические песни гусляров в Боснии и Черногории. Эта народная традиция и погружение в культуру эпохи Возрождения повлияли на характер его собственного творчества. <…> В 1929 г. началась стажировка Ильи Николаевича в Высшей школе исторических и филологических наук при Сорбонне. В 1933-м он защитил диссертацию о ранних влияниях итальянской литературы Возрождения на французскую литературу XIV-XV вв. (была издана в Париже)»[3].

Кризис мироощущения был характерен для мышления младших символистов. Это чувство было близко целому поколению молодых эмигрантских поэтов, очевидцев крушения Российской империи. В этом плане парижский период оказался весьма плодотворным для творческого пути Ильи Голенищева-Кутузова – его представления о символизме расширились и переосмыслились во время участия в литературном кружке «Перекрёсток» и знакомства с литературной элитой парижской эмиграции. «Зелёная лампа» (Париж, 1927-1939), созданная по инициативе З. Гиппиус и Д. Мережковского, собирала цвет русской интеллигенции и играла видную роль в интеллектуальной жизни эмиграции. Ю. Терапиано – активный участник общества – вспоминал, что «новый человек, прежде чем бывал допущен на «воскресенья», проходил тщательную проверку на «глубину», талантливость и оригинальность своих взглядов по общественным, религиозным и общечеловеческим вопросам»[4]. Как и некоторые другие творческие объединения, «Зелёная лампа» вела протоколы своих заседаний, что даёт сегодня возможность представить широту обсуждаемых на них тем. В заседаниях участвовали И. А. Бунин, Б. К. Зайцев, М. А. Алданов, А. М. Ремизов, В. Ф. Ходасевич, Н. А. Бердяев, К. В. Мочульский и др. Сохранились свидетельства об участии в них и Ильи Голенищева-Кутузова. Ему 12 мая 1932 г. было предоставлено право произнести вступительное слово на тему: «О старом и новом граде». В прениях выступили З. Гиппиус, Д. Мережковский, В. Варшавский, В. Поплавский.

Илья Голенищев-Кутузов, наряду с классикой, глубоко интересовался проблемами современного состояния русской литературы, как создаваемой в эмиграции (это отражено и в его лирике), так и в советской России. Благодаря В. Ходасевичу он стал одним из заметных молодых критиков «Возрождения». На страницах издания он часто выступал по широкому кругу вопросов литературы и культуры. Среди его публикаций – статьи о 150-летнем юбилее «Недоросля» Фонвизина, творчестве Рабле и Гёте, взаимовлиянии русской и европейской культур («Гоголь в Италии», «Мережковский и Запад»). Собственная поэзия Ильи Николаевича тоже начинает печататься в самых авторитетных эмигрантских журналах («Современные записки», «Русские записки» и др.) в одной рубрике с поэзией мэтров: З. Гиппиус, Д. Мережковского, М. Цветаевой.

Как и другие поэты «Перекрёстка», он, ориентируясь на классическую традицию и опыт русского символизма, уделял особое внимание форме стиха. «Утончённость стиля и изящество формы поддерживались частью литераторов, считавших одной из важнейших задач сохранение богатства культуры и выразительности языка. Но другие представители литературы, в частности Г. Адамович, осуждали такую поэзию за искусственность, отсутствие «связи с жизнью и самостоятельности». Адамович отдавал предпочтение «простоте и обнажённой искренности», лирическому дневнику, свободному от ухищрений формы, противопоставляя «искреннюю», хотя и «беспомощную», поэзию Л. Червинской «безупречным» стихам Голенищева-Кутузова»[5].

Возвратившись в Белград, поэт придал новый импульс литературной жизни русских эмигрантов. Он много печатался в таких периодических изданиях, как «Српски књижевни гласник», «Мисао», центральная газета «Политика». Личное обаяние, глубокая эрудиция, приобретённый в Париже опыт помогли ему создать новый поэтический кружок «Литературная среда», ставший самым представительным в истории «белградского поэтического круга». Его членами были поэты (Е. Таубер, Е. Кискевич), режиссёры (Ю.Л. Ракитин), драматурги, литературные критики (Ю.В. Офросимов, В.В. Хомницкий) и исследователи литературы (К.Ф. Тарановский). Своё имя поэтическое объединение получило, очевидно, в знак симпатии к Вячеславу Иванову, весьма популярному среди русских белградцев, известный дореволюционный литературный салон которого «Башня» собирался по средам. Кружок опубликовал поэтический сборник «Литературная среда. 1» (Белград, 1934), куда вошли и стихи самого Ильи Николаевича.

Лирика поэта была опубликована в 1935 г. в сборнике под названием «Память». Это единственное отдельное издание стихов Ильи Голенищева-Кутузова, который продолжал активно печататься в эмигрантской периодике. Сборник содержит более сорока стихотворений, ряд которых объединён в поэтические циклы («Далматинский цикл», «Рим», «Эдем», «Сад Люксембурга» и др.). Предисловие к сборнику написал Вячеслав Иванов. Он выделил связь поэта с русской классической традицией, прежде всего, с М. Лермонтовым. Из дореволюционных авторов, близких молодому автору, он отметил Н. Гумилёва (чрезвычайно популярного у эмигрантов из-за мученической кончины) и связанного с Лермонтовым «глубокой и таинственной связью». Стихи этого периода очень лиричны:

 

От тебя, как от берега медленно я отплываю,

Уходя в океан безнадежных времен,

И твой образ, твой голос навеки, навеки теряю,

Но звездою утраты одинокий мой путь озарён.

Так от смутного берега непримиримой отчизны

Отходил я когда-то в ещё непонятную даль,

Чтобы годы и годы скитальческой горестной жизни

Очищали потери, и трижды святила печаль.

Так когда-нибудь в час непоправимой разлуки

Я навеки отчалю от милой земли голубой,

И, как крест над вселенной, созвездий расширятся руки,

И я всё обрету в отреченье и буду навеки с тобой.

 

1933 г.

 

Близость к Гумилеву, с его чёткой и яркой образностью, мы можем видеть, например, в этом классическом стихотворении:

 

Осенние истлели багрецы

И нежные бледнеют акварели,

И дуют ветры – легкие гонцы

Зимы – в похолодевшие свирели.

И серые струятся облака

В разреженной чувствительной лазури,

Твоей души касаются слегка.

Не призывай довременные бури.

Не облекай в их стон твой смертный страх –

И жизнь, и смерть теперь неуловимы:

Они смесились в тонких тростниках,

Как над рекой опаловые дымы.

 

1936 г.

 

Основной мотив сборника – память – объединяет стихотворения, посвященные судьбе России и её изгнанникам. Он реализуется как размышления о перекличке времён, о душе поэта, во все времена раздираемой мучительными сомнениями, поисками абсолютной истины и совершенства. Осознание своей генетической связи с прошлым в стихах И. Голенищева-Кутузова – особое эмоциональное состояние:

 

Не говори о страшном, о родном,

Не возмущай мои тысячелетья,

Ещё болею повседневным сном,

Которого не в силах одолеть я.

 

(«Не говори о страшном, о родном»…)

 

В 1934 г. Илья Голенищев-Кутузов получил место приват-доцента Белградского университета. Помимо собственного творчества он много занимается переводами и изучением культурных и литературных связей между Россией и южными славянами, вводит в общеевропейский дискурс памятники искусства и литературы южных славян. Но предвоенное время – 1937-1938 гг. – требовали уже личной гражданской позиции. Они оказались поворотными в развитии мировоззрения Ильи Николаевича: он сближается с евразийцами. Свою роль в этом сыграл и его друг Н.Н. Алексеев, видный деятель этого движения. В конце 1930-х в творчестве поэта начинает преобладать гражданская тема: стихи о республиканской Испании как о стране, которой «нет нам роднее». Он обращается к эмигрантам, которые «отреклись от родных глубин», предупреждает их об опасности прожить «до роковых седин с кличкой иностранца, иноверца». В 1938 г. номер югославского журнала «Смена» со статьей Голенищева-Кутузова о романах «Поднятая целина» и «Пётр Первый» был конфискован полицией. В мае того же года поэт был арестован «за советскую пропаганду», в сентябре 1939 г. освобождён. В этот период он писал: «Вторую книгу стихов выпущу лишь через несколько лет и, вернее всего, в России, куда меня всё сильнее тянет». Более ярко это чувство поэт выразил в таких строках:

 

Во мне пламенеет, клубится

Вся страсть возмущённой стихии –

Я больше не в силах скрыться

От страшного зова России.

 

1938 г.

 

В 1940 г. Илья Николаевич обращается в советское посольство в Болгарии с просьбой о гражданстве. Получить его помешала война. В апреле 1941 г. началась фашистская оккупация Югославии. Илья Голенищев-Кутузов вступил в Союз советских патриотов, который был создан в Белграде, и стал членом его ЦК.

В 1941 г. он был арестован за антифашистскую деятельность и заключён, вместе с группой профессоров Белградского университета, в концлагерь «Баница». Через несколько месяцев его отпустили, но уволили с работы. В 1944 г. он ушёл в партизанский отряд в Воеводине, где участвовал в боях за освобождение Белграда. «В статье «Думы в канун Октября» он пишет: «Я никогда не забуду, как осенью 1944 года, в праздник Великого Октября в Белграде, освобожденном югославской и советской армиями, в манифестации проходил отряд эмигрантов с оружием, в пилотках с красными звездами, с плакатом «Русские партизаны». Плакат несла Л.М. Дуракова, муж которой Алексей Дураков, один из самых талантливых поэтов зарубежья, погиб в бою с фашистами. Сербы приветствовали русских партизан бурными аплодисментами. Это было возвращение на Родину и живых, и погибших патриотов»[6].

Получив в 1946 г. советское гражданство, Илья Голенищев-Кутузов не успел выехать в СССР из-за конфликта России с югославской властью, которую к тому моменту уже представлял маршал И. Тито. Он снова был арестован югославской полицией и провёл в тюрьме четыре года. Только в 1954 г. ему дали возможность выехать в Венгрию, где он преподавал в Будапештском университете.

Летом 1955 г. Илья Николаевич вернулся в Россию и был принят в Институт мировой литературы им. А. М. Горького. Википедия даёт такую краткую справку о его дальнейшей жизни: «Профессор МГУ (1956-1958). Член Союза писателей СССР (1965), член редколлегии серии «Литературные памятники»»[7]. В 1960 г. Голенищев-Кутузов блестяще защитил докторскую диссертацию в Пушкинском Доме по теме «Итальянское Возрождение и славянские литературы ХV-ХVI вв.

Умер Илья Голенищев-Кутузов 26 апреля 1969 г. в Москве, в возрасте 65 лет. Похоронен в Переделкино. Друживший с ним академик Д. С. Лихачев оставил воспоминания о его человеческих чертах: «…Он умел работать и за столиками парижских кафе, и в «неуюте» тюремных камер. Имел мужество не соглашаться с окружающими его людьми и умел находить неожиданных единомышленников <…> Он был обаятельным человеком несколько староинтеллигентского склада. Он любил общество, любил споры, рассказы, шутки, он помнил множество забавных случаев, умел слушать других, радовался чужим и своим остротам, был наделён феноменальной памятью… Он не подавлял окружающих своими знаниями и образованностью, умел оценить собеседника. Благодаря этим своим качествам он вносил праздничность в любую обстановку <…> Вместе с тем в науке он был суров к любой недобросовестности, лицемерию или упрямому невежеству. <…> Поэтическое творчество помогало ему в его живом восприятии литературы прошлого, а литература прошлого питала живыми соками его поэзию. Творчество и исследования были для Ильи Николаевича едины»[8].

У каждого поэта свой путь, своя неповторимая судьба. На сегодняшний день нельзя сказать, что стихи Ильи Голенищева-Кутузова известны широкому кругу читателей. Чаще всего они оказываются в поле зрения литературоведов, которые интересуются ими в контексте эпохи. Однако, если набрать в «ютубе» фамилию автора, то первое, что выпадает – замечательная лирическая песня на стихотворение Ильи Голенищева-Кутузова «За это одиночество»[9]. И эта простая, но пронзительная лирика, полная грусти и света, рассказывает нам о его авторе намного больше, чем тонны библиографических материалов:

 

За это одиночество

И эту тишину

Отдам я все пророчества,

Сердечную весну,

 

И полдня прелесть сонную,

И тела древний хмель,

И полночи влюблённую

Двужалую свирель.

 

Томленье недостойное

Я в сердце победил

И слушаю спокойное

Течение светил.

 

 К чему любви пророчества –

Душа, как сны, вольна.

Такое одиночество,

Такая тишина…

 

[1] Евгений Васильевич Аничков. Новый энциклопедический словарь СПб., Пг., 1911-1916.

[2] По материалу сайта http://stefanos.philol.msu.ru

[3] Елена Бондарева. «Илья Голенищев-Кутузов: «Мы огненною скорбью крещены…». Изд. «Столетие», 15 дек. 2020 г.

[4] Терапиано Ю. Русская зарубежная поэзия.

[5] Чагин А. И. Два крыла русской поэзии. Статья вторая // Российский литературоведческий журнал. 1994. № 2–3. С. 92.

[6] «Голос Родины», М. 1963, ноябрь, №63, стр. 6.

[8] Лихачёв Д.С. Илья Николаевич Голенищев- Кутузов // Русская лит-ра. 1969. No 4. С. 175–179