Прекрасный поэт из Одессы (ныне живущий в Сиднее) Юрий Михайлик рассказывал. В первый год независимости Украины, когда государственные льготы для литераторов ещё не истощились, была организована некая поездка писателей на речном теплоходе вниз по Днепру. Понятно, пили-ели. Но и стихи читали, как же без этого.
Юрия представлял Иван Драч. «Вот Михайлик, – сказал он, – хороший русский поэт, живущий в Одессе». Потом, помолчав, добавил: «Ну что поделаешь! Живут у нас в Украине хорошие русские поэты...».
* * *
На момент объявления независимости в Украине мирно сосуществовали две советских литературы – украинская и русская. В полном соответствии с тезисом тов. Сталина о том, что искусство должно быть национальным по форме и социалистическим по содержанию. Обе литературы достаточно мирно уживались в унылом Союзе писателей. Разумеется, в этой организации состояли не только версификаторы с партбилетом. Если говорить об Одессе, то здесь ситуация была в полном равновесии. Тут работал прекрасный украинский поэт Борис Нечерда и русский поэт Юрий Михайлик.
Слово «русскоязычный» в то время уже существовало, но считалось неполиткорректным, его употребляли преимущественно «национально мыслящие» россияне, не желающие произносить прилагательное «русский» в отношении тех, кто дерзал писать на русском языке, не имея русской крови в жилах....
Таких было более чем достаточно.
* * *
Главная линия раздела в то время проходила не между литературой на русском и украинском языке, а между официозом и подлинностью. Отмечу, что подлинность не была гарантией высокого качества литературы, но все же искренность, прорвавшаяся сквозь плесень официоза в годы перестройки, не могла не впечатлить.
Это был шанс. Шанс, который не был реализован, как и многие иные шансы.
* * *
Я всегда считал, что любое формальное объединение литераторов, подчеркиваю, речь не идёт о небольших дружеских компаниях, – враг настоящего творчества. Для сего есть несколько причин, но главное то, что любая организация стремится к безграничному расширению, массовости, а по техническим причинам настоящее творчество не может быть массовым.
Серость всегда будет составлять большинство в формальных объединениях, она неизбежно будет диктовать свои условия, она выдвинет из своей среди жёсткую и мстительную бюрократию, которая возьмет в свои руки бразды правления.
Исключения «из рядов» Пастернака, Солженицына и пр. – не осложнение, а одна из функций организованного литпроцесса. При всём моём неприятии политических позиций Минакова, его исключение – та же форма организованного отторжения.
Временные, «фестивальные» объединения – весьма разумная альтернатива организациям советского типа.
* * *
Писательские объединения советских времен так или иначе были зациклены на льготах. Фантастические гонорары – на маленький сборник стихов при случае можно было прожить около года, дома творчества, лекции по путёвкам общества «Знание». Распределение этих льгот было важнейшей конфликтной зоной – тут открывался простор для анонимок, интриг... Лишь для немногих сам по себе творческий процесс был главным.
После распада СССР льготы кончились. Это поняли не все и не сразу. Но на всякий пожарный случай самые преданные слуги старого режима начали, опережая требования нового, усердно служить ему. Но оказалось, что новому режиму не нужны профессиональные писатели (в отличие от журналистов). Не нужны стихи, воспевающие Украину, не нужны исторические эпосы... Не нужны они, как оказалось, и стремительно исчезающему читателю. У многих и не было этих читателей. А у кого были – сплыли. Не до того. Надвигались лихие девяностые.
Итак, льготы испарились.
Но оказалось, что у творческих союзов есть собственность, недвижимость. И этой недвижимостью можно как-то распорядиться. И за неё можно бороться с огромным энтузиазмом.
* * *
Первое десятилетие независимости Украины ознаменовалось огромным всплеском «литературной активности». Всё то, что десятилетиями лежало в столах пишущих людей, отныне можно было выплеснуть наружу.
Неопубликованные произведения «давят», пишущему просто необходимо сделать свои тексты «предметом социального диалога», как говорил мой знакомый культуролог.
В советское время между автором и публикацией стояла цензура, редактура, личные симпатии или антипатии людей, от которых зависела публикация, время, необходимое для того, чтобы материалы были подготовлены к печати.
Всё это исчезло. Публикация превратилась в распечатку. Проблема заключалась только в расходах на оплату типографских услуг, приобретение вина и закусок для презентации и... рецензентам, которые, как выяснилось, за вполне умеренные деньги готовы написать самый хвалебный отзыв на самый беспомощный текст.
Иерархия авторов распалась. Авторитет ведущих поэтов упал до нуля. Деньги, деньги, притяжение денег – вот что вышло на первый план.
Четырнадцатилетний мальчик читает детские стихи под аккомпанемент ведущих музыкантов города, в присутствии всех телеканалов. Его папа – крупный бизнесмен подарил ребёнку минуту славы... На фоне голода, иногда, в самом прямом смысле слова, фигура мецената, да будь он хоть вор в законе, стала весьма привлекательной для культурной общественности. А если такой человек начинал писать... Что может быть желаннее?
Собственно, так было всюду. Но я видел это в Одессе и в Украине...
* * *
Распад иерархии авторов в сочетании с экономическим провалом привели к тому, что я называю «феодальной раздробленностью» литературы. Книги, изданные в одном городе (если это не детективы или дамские романы), были обречены остаться в пределах города. Это касалось даже столичных (киевских, и, по старой памяти – московских) издательств. Для того, чтобы книга попала в другой город, нужно было, чтобы кто-то её туда привез. Обычно – друг автора. Мои московские книжки долгие годы вообще не появлялись в Одессе. А сам я что знал о поэтах Львова, Харькова, Донецка?
Только то, что давали мне личные контакты. Так я познакомился с прекрасной, увы, ныне покойной Натальей Хаткиной из Донецка, так судьба свела меня с харьковскими поэтами, прежде всего с Анастасией Афанасьевой и Сергеем Жаданом, но и с Ириной Евсой и Станиславом Минаковым, очень мрачным и очень православным поэтом, который, к сожалению, сегодня затмил своей радикальной пророссийской риторикой свой талант. Поездки в Крым открыли мне Андрея Полякова и Павла Гольдина.
Это очень грубое сравнение, но литературный обмен тех лет весьма напоминает «челночную торговлю»...
* * *
Однако раздробленность была не только по территориальному, но и по языковому принципу. Русская и украинская литературы были практически непересекающимися параллельными Евклида. Потом оказалось, что мы живем в геометрии Лобачевского и линии пересеклись. Для этого понадобилось двадцать лет. И, как и по территориальному признаку, это разделение начало преодолеваться через личные отношения, дружбу, влюбленность, если хотите. Взаимные переводы русских и украинских поэтов Украины, приглашение русских поэтов, живущих в Украине, на украинские литературные фестивали....
Вы спросите, а что, раньше не приглашали? А вот была такая идеология, к счастью, ныне – покойная. Русские авторы, живущие в России – вполне желанные гости. А вот русские авторы, живущие в Украине...
Здесь следует сказать, что с двух сторон существовало чувство униженности и обиды. Для некоторых украинских поэтов само существование рядом русских поэтов казалось ущемлением прав титульной нации. Считалось, что русская литература отнимает у украинской некие ресурсы для развития, отнимает читателей.
Совершенно аналогичные вещи мне приходилось слышать и от русских поэтов Украины.
Потом все мы как-то поняли, что никаких ресурсов нет, и все как-то успокоилось.
* * *
В принципе, вопрос о разделении по принципу языка не решён и, боюсь, окончательно решён не будет. Кто-то всегда останется при убеждении, что этнокультуральная принадлежность лежит в основе самоидентификации и идентификации творчества поэта (писателя). Кто-то будет настаивать на «гражданской принадлежности» творчества – всё, что создаётся гражданами Украины на всех возможных языках, принадлежит Украине.
Сам я формулирую это так – творчество поэта принадлежит языку, на котором он пишет, но язык не принадлежит государственным структурам. Прекрасный украинский поэт Василь Махно живет в Нью-Йорке. Творчество Алексея Цветкова принадлежит русской литературе, но не Российской Федерации.
Я уже писал здесь, что альтернативой постоянных структур типа «союзы писателей» в последние десятилетия стали временные сообщества – литературные фестивали. Это стало чем-то вроде научных конференций – несколько дней литераторы слушают (или делают вид, что слушают?) друг друга, общаются между собой, узнают друг друга... Парадокс, но выступления на фестивалях в большей степени информируют экспертное сообщество о литераторах, чем книги. Приведу впечатляющий пример. За два года Марианна Кияновская сделала мощный прыжок вверх по рейтинговым оценкам и вошла в десятку самых влиятельных литераторов Украины. А между тем уже шесть лет книги Марианны не выходили! (сейчас только после длительного перерыва выходит объёмный том её стихов) Фестивали и сеть – вот то, что помогло всем нам оценить талант этого замечательного поэта.
А пока – о фестивалях. Назову три из них: «Киевские лавры» – организатор Александр Кабанов, Волошинский фестиваль – организатор Андрей Коровин, и Львовский книжный форум-фестиваль, директор фестиваля – Александра Коваль.
Из них, этих трех фестивалей, только «Киевские лавры» с самого начала мыслился как объединительный. Лауреатов было два – русскоязычный и украиноязычный, с вариантами – лауреатами становились и грузинский поэт, и польский. Вместе с тем, в первые годы, программы проходили сепаратно, по секциям. Первый год я ходил на украинские вечера... Но вдруг заметил, что никакой взаимности нет. И, каюсь, ходить перестал на года два. Затем всё начало меняться. В одной программе начали выступать украинские, русские и белорусские поэты. Мой последний вечер на «Лаврах» был в паре с Марианной Кияновской и, надеюсь, не в последний раз!
Львовский фестиваль долгое время был почти исключительно украинским, при участии русских поэтов из России. Затем (с лёгкой руки все того же журнала «ШО» и его редактора, Саши Кабанова) программы русских поэтов Украины и США появились на Львовском Форуме и сегодня уже трудно представить этот форум без участия русскоязычной литературной Украины.
В свою очередь, Волошинский фестиваль был почти исключительно русскоязычным, а теперь, после фактической аннексии Крыма РФ, станет – по крайней мере, для меня, «клубом, в который я принципиально не хожу». К Андрею Коровину это отношения не имеет, а вот Владимира Путина есть о чём спросить...
Ну и четвертый фестиваль.
Черновицкий фестиваль «Меридиан» организован прекрасно, но в нём существует жёсткая квота – один русскоязычный автор в год. В позапрошлом году это был я, в прошлом – Елена Фанайлова, в этом – Людмила Херсонская.
Мне кажется, что любой критерий, кроме качества поэзии, в частности, квоты – это ошибка. Как несомненной ошибкой львовского форума является уступка радикалам и блокирование книг издательств РФ.
* * *
Что ещё существенно – до самого последнего времени для тех литераторов, которые жили в Украине и писали на русском языке (не исключая автора этих строк), основным центром притяжения был не Киев, а Москва. Там издавались самые известные журналы на русском языке – «толстяки», там издательства, которые не только не требовали оплаты с авторов (хотя и такие там есть), но и сами выплачивали небольшие гонорары, пусть даже не деньгами а авторскими экземплярами. Там – несколько престижных премий, там фестивали по всей необъятной территории – от Москвы до самых до окраин...
Ничего похожего в Киеве – два журнала, где можно опубликоваться на русском языке, при этом «ШО» имеет лишь небольшую литературную часть, а «Радуга» – очень традиционный литературный журнал, мало изменивший свое лицо с советских времен. Время от времени появлялись многообещающие издания, но спонсоров хватало лишь на несколько выпусков. Харьков жил своим домом под знаком Бориса Чичибабина,и ориентировался не на Москву, а на Питер, а от литературной жизни Киева, включая «Киевские лавры», предпочитал дистанцироваться. В других городах литературная жизнь оставалась провинциальной и застойной. Замечательное львовское издательство «Старый Лев» первую книгу на русском языке издало только в этом году.
Вообще, судьба киевских издательств часто была катастрофична – вспомним историю «Факта» – банкротство, практически прекратило существование издательство «Спадщина-Интеграл», где у меня выходили книги...
Майдан провел черту между теми из нас, для кого Украина оказалась дороже публикаций и теми, для кого язык и страна – это одно и то же.
Но хорошие русские поэты по-прежнему живут и работают в Украине. И политические убеждения их могут быть полярными.
Как говорил когда-то Иван Драч – ну что тут поделаешь?