Евгений Терновский. Сицилиана. Стихотворения. – Paris, Editions du Square, 2018. – 126 c.
Евгений Терновский своей книгой «Сицилиана» даёт читателю широкую картину поэтической работы многих лет, судя по датам написания этих стихов. Их жанровая палитра разнообразна. Иногда это стихи-настроение, картины живой природы, чистая лирика во всех её проявлениях:
Окончена осенняя резня.
Войдем в белоколонный березняк.
Холодный воздух, терпкий, как кагор.
Здесь ты и я, и больше никого.
Пойдем скитаться молча, допоздна,
там, где кустов певучая возня.
Лишь ты и я – и до скончанья дней
мы будем жить светлей и холодней.
В других, и нередких, случаях – это сюжетные стихи, повествовательная стихотворная речь, экспрессивный динамичный рассказ о человеческих судьбах, за которыми открывается сложность жизни, противоречия и печали в судьбах окружающего мира. В Терновском, в его творчестве живёт эмоциональный гражданский отклик на явления окружающей жизни, темперамент публициста и мыслителя, видящего мир глазами художника, творца.
Некоторые из его сюжетных стихотворений хочется цитировать целиком, поскольку сюжет развивается, набирая всё большую силу балладной интонации, выплёскиваясь в точную стихотворную формулу. Это может быть портрет человека, рассказывающий о нём и о времени, в котором он живёт. Таково, например, стихотворение 1989 года «Философ», которому предпослан эпиграф с цитатой из Рабле: «Мне часто приходилось слышать известную поговорку, что сумасшедший учит мудреца». Судьба современной России раскрывается за судьбой героя стихотворения. Вынужден, даже сокращая целые строфы, привести большой отрывок из стихотворения:
Он шел в кабак, но говорил – к жене.
Не водкой объяснял болезни – климат!
И летом, и весной носил шинель
времён Н. Гоголя и покоренья Крыма.
Угрюмо бородат и седовлас,
широк в кости, но мертвеца не краше.
Он предрекал, что рухнет эта власть
в двухтысячном году. И даже раньше…
До перестройки дожил. От седин
осталась прядь, и от шинели – дыры,
когда чеченец или осетин
из коммунальной выкинул квартиры…
Не знаю, горевал он или нет
о выпавшей весьма жестокой доле.
Жизнь оказалась проще и длинней,
когда скончался в сумасшедшем доме.
Его писанья? «Что за странный вздор?»
воскликнул врач. «На свалку поскорее!»
Философ испустил последний вздох, –
И рукопись сгорела. Всё сгорело.
Книга стихов Евгения Трубецкого многогранна – строки о музыке и музыкантах, о живописцах, о Франции, где он живёт, о других городах и странах, выдают в авторе человека, всей своей сутью связанного с европейской историей, культурой, с попыткой понять, как вписана в эту историю Россия. «Не считайте меня советским», – сказано в одном стихотворении. Но в другом:
Вот и выбрался в кои веки я
на бретонские берега.
Словно пушкинская элегия,
мне в Бретани печаль легка.
Точная, всё объясняющая интонация поэта.