Роберт Ли Фрост (1874-1963) – один из крупнейших поэтов в истории США, четырёхкратный лауреат Пулитцеровской премии. Почти всю жизнь прожил в сельской местности, занимался фермерским трудом. Но было бы ошибочным представлять его этаким крестьянским парнем, который в свободное время кропал стишки о природе. Как писал Маяковский: «Землю попашет, попишет стихи». Это глубоко ошибочное мнение: Фрост – не певец природы. Поэтов, которые пишут только о природе – миллионы во всем мире. Фрост к ним не относится.
Вот что сказал Иосиф Бродский о Фросте в беседах с Соломоном Волковым: «Внешне Фрост прост, он обходится без ухищрений. У него нет всех этих цитат и перецитат из Данте. Элиот внешне затемнён, поэтому он избавляет читателя от необходимости думать. Фрост выглядит более доступным. Это заставляет читателя напрягаться. И в конце концов вызывает читательское неудовольствие. Потому что главное стремление человека – отвернуться, спрятаться от истины мира, в котором он живет. Всякий раз, когда истина вам преподносится, вы либо от нее отмахиваетесь, либо начинаете поэта, преподносящего вам эту истину, ненавидеть. Либо, что ещё хуже, вы обрушиваете на него золотой дождь наград и стараетесь его забыть. Поэт в современном обществе должен быть либо гонимым, либо признанным. Гонимым быть легче, то есть гораздо легче создать ситуацию, в которой ты будешь гоним. Потому что подлинное признание требует понимания. Общество же предлагает поэту – как, например, Фросту – одно лишь признание, без понимания.
И оттого стихи Фроста американская молодежь воспринимает с колоссальным предубеждением. Им всегда говорили, что Фрост – поэт сельской жизни, пасторалист такой... Фрост – не хрестоматийный поэт, а явление куда более глубокое и пугающее. Что это и есть подлинно трагическое аутентичное американское сознание, которое маскирует себя уравновешенной речью, обстоятельностью, прячется за обыденностью описываемых явлений. И когда студенты это понимают, то приходят в состояние полного неистовства» (Соломон Волков, «Диалоги с Иосифом Бродским». URL : https://akniga.org/volkov-solomon-dialogi-s-iosifom-brodskim).
Основная часть стихотворного наследия поэта обыгрывает тему отношений человека с вечной природой, которая предстает у Фроста принципиально непостижимой и чуждой человеку, а нередко таит в себе имманентную угрозу.
Переводы Александра Шика
Доктор физико-математических наук, автор около 400 статей и нескольких книг по физике твёрдого тела и наноэлектронике. Коренной петербуржец, более 30 лет работал в Физико-техническом институте им. А.Ф. Иоффе РАН. С 1998 г. – профессор университета Торонто, а с 2019 г. преподает физику и химию школьникам старших классов. Поэтическими переводами с английского занимается лишь последние несколько лет. Среди переводимых авторов – Роберт Фрост, Редьярд Киплинг, Роберт Сервис, Огден Нэш, Арчибальд Лэмпман. Опубликовал книгу «Limericks/Лимерики» (изд. «Парус», Торонто, 2013), печатался в журналах «Новый Свет», «Эмигрантская лира».
В ДОЛИНЕ
В долине жил я со школьных лет.
Туман ночами звенел в тиши
И бледный девичий силуэт,
Как мотылёк, на оконный свет
Скользил по тропке сквозь камыши.
Какие здесь были цветы весной!
Своя у каждого красота
И тихий голос, у каждого свой,
Влетал в окно, шевелил листвой.
Вставало всё на свои места,
Но ночью туман наплывал опять
И голоса набирали вес,
Пытаясь тайны свои рассказать
Тому одиночке, кто хочет знать
Как утром звёзды уходят с небес
И как в росе промочив бока,
Они возвращаются в тот исток,
Где птица в полет не ушла пока,
Ещё не раскрылся бутон цветка
И были едины птенец и росток.
Мне столько знаний ветер принес
Про запах цветов, про пение птиц.
Задайте об этом любой вопрос...
Нет, я недаром в долине рос
И слушал ночь, не смыкая ресниц.
ДЕНЬ СИНИХ МОТЫЛЬКОВ
Есть у весны день синих мотыльков,
Осколков неба в крылышковой дрожи.
Кружатся хлопья, чище васильков,
Что на земле заголубеют позже.
А эти, с неба, чуть ли не поют,
Но, страсть свою истратив в одноразье,
Синь крылышек влипает в колею
От грубых шин среди апрельской грязи.
ПРОЩАЙ, ХРАНИ ХОЛОД
Холодная осень, прощаться пора.
У яблонь твоих не окрепла кора,
Мой сад за холмом, ты ещё не подрос,
Зима принесет тебе много угроз.
И мыши, и зайцы голодной порой
Охочи до яблонь с их нежной корой.
Нагрянут олени стволы объедать,
А птицы – набухшие почки клевать.
(И если б я видел от этого прок,
То всей этой живности дал бы урок,
Сказав им, что яблони трогать нельзя,
И палкою вместо ружья пригрозя).
Не бойся морозов, воспитанник мой,
Опасней на солнце оттаять зимой
(Чтоб не был до срока разбужен твой сон,
Для сада мы выбрали северный склон).
Храни в себе холод, мой юноша-сад:
Надежнее минус, чем плюс пятьдесят.
Прощай, мы увидимся лишь по весне,
Я к клёну уеду, к берёзе, к сосне.
Там нету забот в ожиданьи плодов,
Стучат топоры, не страшась холодов.
Мне будет непросто расстаться с тобой,
Фруктовый мой сад с беспокойной судьбой.
Я знаю как зимняя ночь нелегка:
Ни человека, ни огонька.
И в тёмном, январском, медлительном сне
Сердца твоих яблонь уходят под снег...
Я много им дал, но не больше, чем мог.
Об остальном позаботится Бог.
ПЕСНЯ В ОСЕННЮЮ БУРЮ
Ветер тучи на клочья рвет,
Просёлок дождём размыт,
Кристаллами кварца капли вразлет
Сметают следы копыт.
Цветы у дороги водою полны,
Пчёл вхолостую маня.
Приди, убежим далеко за холмы,
В дождь полюби меня!
Без перезвона живых голосов
Тосклив лесной неуют,
Ни эльфы – давнишние духи лесов,
Ни птицы в шторм не поют.
Ветры, как дикой розе красу,
Песням сломали звук.
Приди, полюби меня в мокром лесу,
Где брызжется каждый сук.
Восточный ветер нас в спины бьёт,
Глушит слова – молчим.
Дрожащий от ветра капель полет
Платье твое промочил.
Неважно, что с неба струи лились –
Сквозь ливень ко мне приди!
Лесного золота мокрый лист
Как брошь на твоей груди.
В камни впечатав, на память нам,
Древних раковин след,
Море вернулось к своим берегам
Спустя миллионы лет;
И так же сквозь время, ветра и дожди,
Сомненья на страсть сменяв,
Любовь вернулась, и ты приди,
В дождь полюби меня!
Переводы Ильи Липеса
Родился в 1952 г. в Украине. Окончил Нежинский педагогический институт («английский язык и литература»). Жил в Чернигове, Славутиче, Москве, Иерусалиме. Работал учителем английского языка. В 1988-1989 гг. был руководителем литературного клуба Чернобыльской атомной станции. Участвовал в семинарах поэтов-переводчиков при Союзе Писателей СССР под руководством А. Ревича и Е. Витковского. С 1997 г. живёт в Торонто (Канада). Работает переводчиком и нотариусом. Неоднократно публиковался в поэтических сборниках и журналах России, Канады, Израиля м США. Занимается литературным переводом поэзии с английского и украинского языков, а также с иврита. Пишет стихи на русском и украинском языках и рассказы на русском языке. Автор книги «Лирика. Переводы и стихи», вышедшей в 2008 г. в Канаде. Финалист Третьего Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира» (2011), призёр «Эмигрантской лиры-2013» (номинация поэтов-переводчиков). Победитель конкурса поэтов-переводчиков «Эмигрантской лиры-2012). Финалист международного поэтического турнира «Пушкин в Британии» (2011). Финалист Всемирного турнира поэтов-переводчиков «Музыка перевода» (2011). Финалист поэтического конкурса журнала «45-я параллель» (2011). Редактор отдела «Поэтические переводы» журнала «Эмигрантская лира».
НЕХОЖЕННАЯ ДОРОГА
Я – в жёлтом лесу, у развилки дорог,
И надо решать, на какую свернуть.
Вгляделся в одну – далеко, сколько мог.
Она уходила в извилистый лог
А дальше терялся в осиннике путь.
Я выбрал вторую. Казалась мне там
Трава столь же мягкой, куда ни шагни,
Но меньше примялась она по бокам,
А всё-таки, если судить по следам,
То равно исхожены были они.
Дороги усыпаны ярким листом.
Мне надо бы следовать дальше по ним… –
Подумал я: первой пройду я потом,
Хотя до конца был уверен в одном:
Путь выбран: отныне он необратим.
Однажды состарюсь. В каком-то году
Вздохну и скажу я, пожалуй, тогда:
Дорог было две… Я решил на ходу:
Туда, где протоптано меньше, пойду, –
И всё изменилось с тех пор навсегда.
ЗНАКОМСТВО С НОЧЬЮ
Я знаю ночь, она мой старый друг.
Я вышел в темень, дождь хлестал стеной.
Последние огни кривых лачуг
Прощались неосознанно со мной.
Я в плечи голову втянул – и сник,
И, обходя дозоры стороной,
Остановился: леденящий крик
Над городом безмолвье разорвал
И так же спешно стих, как и возник.
Он повернуть домой меня не звал.
А в чёрном небе белоснежный круг –
Огромный циферблат – пробил финал –
Безвременье… Как пусто всё вокруг!
Я знаю ночь, она мой старый друг.
ПРИЗРАЧНЫЙ ДОМ
Мне повстречался по дороге дом,
За много лет разрушен он… И в нём
От рук хозяйских и следа уж нет. –
Лишь влажный подпол, где преломлен свет,
И дикая малина островком.
Прогнивший частокол плющом увит –
От подступающего леса щит.
Сухие яблони стоят в саду
В зелёной поросли. Тропу к пруду
Трава довольно скоро схоронит.
Тревожно мне теперь, не по себе
На этом месте, в рухнувшей избе,
Стоящей на затеряном пути,
Где и дорожной пыли не найти.
Кожанов туча как при ворожбе.
И козодой под иллюзорный кров
На зорьке прилетает… Мерный зов –
Встревоженная речь его слышна
Всё громче… И промолвлена она
Вблизи, всего за несколько шагов.
Ещё бы я назвал жильцов одних,
Небеспокойных и всегда немых,
Но подо мхом приземистих камней,
Где лунный отсвет кажется тускней,
Не разобрать имён, похоже, их.
Там парень с девушкой погребены:
Два призрака – неспешны и грустны.
Давным-давно уж разучились петь.
Таких соседей хорошо б иметь, –
Сейчас они мне только и нужны.
ПОЗДНЯЯ ПРОГУЛКА
Я выкошенным полем шёл.
Тропу не разглядишь.
Казалась ровная стерня
Соломой сельских крыш.
Я птичий, хаотичный треск
Вверху услышал вдруг
Над полосой засохших трав.
Как тягостно вокруг!
В орешнике последний лист
Уже покрыла ржа.
Застыл от взгляда моего
И полетел кружа.
Была прогулка недолга.
Прель молча отгребя,
Последнюю из вялых астр
Сорвал я для тебя.
ОТВЕРЖЕННЫЕ
Мы брошены на произвол судьбы. –
Ошиблись в нас: пусты, не даровиты.
Не ставши на отшибе на дыбы,
Глядели отстранённо, без мольбы,
Пытаясь позабыть, что мы забыты.