Стихи Уильяма Батлера Йейтса

 

 

Ирландец Уильям Батлер Йейтс – один из наиболее выдающихся англоязычных поэтов конца XIX – первой половины ХХ веков. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1923 г.). Сильнейшим образом на жизнь и творчество Йейтса повлияли любовь к родной Ирландии и приверженность к борьбе за её независимость, а также неразделённая любовь к Мод Гонн (Maud Gonne), значительно более радикальной, чем он сам, стороннице независимости. Поэзия Йейтса очень выразительна, многозначна и непроста для понимания. В ней много символических образов и элементов мистицизма. Йетс был всегда очень взыскателен к себе. Неоднократно заявлял об отказе от сделанного ранее, непрерывно изменял и варьировал свои произведения, но при всей подвижности его поэзии, в ней сохраняется тот эмоциональный накал, силу которого ощущают последующие поколения.

 

Переводы Ильи Липеса

 

 

Переводчик Илья Липес родился в 1952 г. в Николаевской области (Украина). Окончил Нежинский педагогический институт («английский язык и литература»). Жил в Чернигове, Славутиче, Москве, Иерусалиме. Работал учителем английского языка. В 1988-1989 гг. был руководителем литературного клуба Чернобыльской атомной станции. Участвовал в семинарах поэтов-переводчиков при Союзе писателей СССР под руководством А. Ревича и Е. Витковского. С 1997 г. живет в Торонто (Канада). Работает переводчиком и нотариусом. Неоднократно публиковался в поэтических сборниках и журналах России, Канады, Израиля и США. Занимается литературным переводом поэзии с английского и украинского языков, а также с иврита. Пишет стихи на русском и украинском языках и рассказы на русском языке. Член редколлегии журнала «Эмигрантская лира».   Ведёт семинар литературного перевода в г. Торонто (Канада).

 

Наряд

 

Песне своей наряд

Я скроил из преданий,

Притч и воспоминаний

От головы до пят.

А теперь дурачьё

Носит его, шалея,

Будто это – ничьё.

Песне блажь не страшна:

Есть получше затея –

Выйдет голой она.

 

Водомерка

 

Чтоб цивилизацию не сгубить

В судьбоносной войне,

Шумных псов со двора убери.

Цезарь наедине

С полным безмолвьем в своем шатре.

Непобедим пока.

Пристально он глядит в пустоту,

Под головой рука.

 

И как водомерка над потоком

Разум его скользит над молчаньем.

 

Чтоб разрушилась Троя в огне,

Но сохранялись черты

То ли ребенка, то ли жены –

Елены – Беззвучно ты

Ходи по этим глухим местам.

Уединившись, она

Будет жесты и поступь свою

Оттачивать дотемна.

 

И как водомерка над потоком

Разум её скользит над молчаньем.

 

Чтоб Адаму в девичьи мечты

Было легко входить,

Нужно соседских детей унять,

Дверь в Капелле прикрыть.

А на подмостках полулежит

Микеланджело сам,

И водит он кистью в тишине

По своим небесам.

 

И как водомерка над потоком

Разум его скользит над молчаньем.

 

Нет Второй Трои^[1]

 

Кого винить? Конечно же – судьбу

За дни мои, презренные тобой,

За то, что ты тупую голытьбу

Умело подбивала на разбой.

(Была б решимость цели их равна).

Угомонишься ль, станешь ли другой?

Ведь спесь твоя в огонь облачена,

А красота, как будто лук тугой, –

Надменна, бесприютна и дика.

Что может сверх всего тебя увлечь?

Отыщешь ли уже наверняка

Вторую Трою, чтоб её поджечь?

 

Дорога у моих дверей

 

Повстанцы у дороги. Трёп.

Шутливый парень-здоровяк

Всё о войне острит взахлеб,

Что схлопотать картечью в лоб,

Как заглянуть на час в кабак.

 

Вот регулярных войск отряд

И с ним поджарый капитан.

А я пеняю невпопад

На непогоду: то на град

То на вчерашний ураган,

 

Считаю каждый черный ком

Ворон, усеявших луга,

Чтоб заглушить в себе самом

Всю зависть. Захожу я в дом

Сквозь стынущих надежд снега.

 

Любовное смятение

 

И под стрехою воробьиный спор,

И полная луна, и гром вдали,

И звёздный круг, и шелестящий бор

Надежно скрыли вечный плач Земли.

 

Приходишь ты, и по твоим чертам

От скорбных губ и глаз проходит след

Вселенских слез по мёртвым кораблям

И тяготам длиною в сотни лет.

 

И разъярённый, воробьиный спор,

И бледная луна, и гром вдали,

И звёздный круг, и говорящий бор –

Сотряс всё это вечный плач Земли.

 

Молодость и старость

 

Презреньем заклеймён,

Я злился, мир кляня…

Дни сочтены – и он

Льстит, торопя меня.

 

Переводы Александра Шика

 

 

Переводчик Александр Шик родился в 1945 г. Доктор физико-математических наук, автор около 400 статей и нескольких книг по физике твердого тела и наноэлектронике. Коренной петербуржец, более 30 лет работал в Физико-техническом Институте им. А.Ф. Иоффе РАН. С 1998 г. – профессор университета Торонто, а с 2019 г. преподает физику, математику и химию школьникам старших классов. Поэтическими переводами с английского занимается менее 10 лет. Среди переводимых авторов – Роберт Фрост, Редьярд Киплинг, Роберт Сервис, Уильям Йейтс, Огден Нэш, Арчибальд Лэмпман. Опубликовал книгу «Limericks/Лимерики» (изд. «Парус», Торонто, 2013), печатался в журналах «Новый Свет», «Эмигрантская лира», «Литературный Европеец», в сборнике «День русской зарубежной поэзии 2021». Лауреат премии им. Э. Хемингуэя (2017).

 

Настроения

 

Канет день, канет год

Каплей воска с огарка,

У лесов и вершин

Свой черёд, свой черёд;

Что из огненно-жарких

Устремлений души

Отгорит и умрет?

 

Он дарит любимой несколько строк

 

Заколку из золота в волосы вдень,

Поправив выбившуюся прядь;

Я лишь по нескольку бедных строк

У сердца требовал каждый день,

Пытаясь cладкую боль воссоздать,

Что с давних сражений забыть не смог.

 

Вскинь жемчужную бледность руки,

Свяжи свои волосы и вздохни;

И вспыхнут мужские сердца в ответ.

А пена свечой на песке у реки

И звёзды – в небесной росе огни –

Живут, чтоб к ногам твоим бросить свет.

 

Холодные небеса

 

Отрада воронью – простор и холод неба,

Как будто лёд горит, но остаётся льдом,

И прежних мыслей ход стирается как небыль,

Когда сердечный пыл безумием ведом.

Лишь юные года некстати вспоминаю,

Любовь, что позабыть давно пришёл черёд;

Я принял всю вину, лишь на себя пеняя,

И плакал, и дрожал, качаясь взад-вперёд,

Пронзенный светом. Но! Душа воскреснет снова,

Как книги говорят, нагая выйдет в путь,

И будет ли она принять опять готова

Карающих небес неправедную суть?

 

Память юности

 

Летел, как в пьесе, год за миг;

Я жил, в любви мудрее стал,

Я здравый смысл сумел сберечь,

Ей всё поведал мой язык

И полюбилась моя речь,

Но шторой туч студёный шквал

Луне-любви задёрнул лик.

 

Я, веря в каждый образ свой,

Льстил её телу и уму,

И разжигал в ней мой рассказ

Румянец щёк и взгляд живой,

Но это не спасало нас,

Мы ощущали только тьму

Нависшую над головой.

 

Хоть я её не слышал слов,

Нам правда явлена была,

Что даже лучшим чувствам срок

Придёт к концу; когда б Любовь,

Услышав птичий голосок,

Как слабый клич, не сорвала

С луны тяжёлых туч покров.

 

Рыбка

 

Пускай ты прячешься под волнами,

Одетыми в лунную белизну,

Люди узнают, что было с нами,

Как, от сетей моих ускользнув,

Ты вырывалась во время былое

Из пут серебряных в глубину...

Тебя назовут упрямой и злою

И много чего поставят в вину.

 

Сердце женщины

 

О, что мне комнатка моя,

Покой молитвы позади;

Он поманил – в тумане я,

И груди – на его груди.

 

О, что мне дом, где каждый день

Был полон маминых забот;

Волос моих густая сень

Укроет нас от непогод.

 

О, тень волос и влажный взгляд,

Ушли куда-то смерть и жизнь;

Два тёплых сердца бьются в лад

И два дыхания сплелись.

 

Облака

 

Закатный свет накрыли облака,

Смежило божество горящий глаз:

Как будто рушит слабая рука

Воздвигнутое сильными до нас,

Гармония сменилась на развал

И жизнь безликим слоем расползлась.

Ты в гонке, друг мой, но наверняка

Всё повторится и на этот раз,

И, пусть ты славу в спутники призвал,

О детях с грустью думаешь подчас:

Закатный свет накрыли облака,

Смежило божество горящий глаз.

 

Слова

 

Своей любимой объяснить

Никак не удается мне,

Что сделал я, как дальше жить

В моей больной стране.

 

Пусть я от солнца изнемог,

Но мысли делались стройней:

Я создал лучшее, что мог,

Для объясненья с ней.

 

Годами тщетно я молил:

«Пойми меня, моя любовь,

Я всё могу, я полон сил,

Я – повелитель слов!».

 

Но, знай она всё с давних пор,

Я б сам отсеял, может быть,

Сквозь решето словесный сор

И начал просто жить.