Поэзия диаспоры

Автор публикации
Даниил Чкония  ( Германия )
№ 4 (40)/ 2022

Наркоз катарсис карнавал (из разных циклов)

Даниил Чкония, тонкий лирик и вдумчивый литературный критик, работает в журнале «Эмигрантская лира» с самого первого номера, то есть без малого 10 лет. Возглавляемый им отдел поэзии диаспоры – один из самых ключевых, задающих тон каждому номеру. Чтобы оценить вклад Даниила в успех журнала, достаточно зайти на его собственную авторскую страницу. По причинам личного характера, связанным в первую очередь со здоровьем, Д. Чкония передаёт бразды правления отделом молодым, хотя и остаётся в журнале в качестве заместителя редактора отдела и постоянного консультанта. Как правило, члены редколлегии не публикуют свои стихи в «Эмигрантской лире». Но в этой ситуации мне показалось правильным предложить Даниилу Чкония опубликовать подборку своих замечательных стихов разных лет. И вот они перед вами.

 

Александр Мельник

 

* * *


неловок стих и проще в прозе

хотя цветок раскрылся ал

поговорить об этой розе

наркоз катарсис карнавал



придёт пора когда припёрло

и время обгорать свечам

и розы тоненькое горло

колышет ветер по ночам



так и тебе сгоревшей в страсти

как будто заключённой в клеть

не избежать такой напасти

мучительно и долго тлеть



ФРОСЯ


а как Фрося жаловалась кресло выцвело и нема чехла

и весь день держалась той же тематики

вспоминала отцову жену вместо матери – мачеха

 а отец школьный учитель математики



 и всё детство – школа потом прибегала: двор сад огород

отцу помочь мамке помочь прибрать к лету дом и пристройки

а то ж понаедуть и всё городской народ

а там пересчёт бюджета на человеко-койки



и так год за годом пока один

по вечерам не повадился с Фросей гулять на речку

весь из себя вальяжный такой господин

а Фросе неловко было отказать человечку



и когда она эту свою Наталку родила

то болящие батя с мачехой стали Фросе опорой

и жизнь текла как раньше одни и те же дела

только чаще названивать приходилось «скорой»



и в ночь когда торопливо и жадно любила она

заезжего ферта и про жизнь рассказывала ему тож торопливо

обвалилась старой пристройки глухая стена

где жизнь её протекла счастливо-несчастливо



с плачем Наталка прибежала к реке

мол дед и бабка кажись и не пострадали

и Фрося рванулась крик зажав в кулаке

а Ферт запрыгнул в машину только его и видали



так и не привадила баба себе мужика

так и жизнь протекла небылью былью

я слушал её вздыхал смотрел на раздавленного ужика

уже присыпанного придорожной пылью



БАКЕНЩИК



он духарик и в семь узлов

он несётся и плещет влага

всем на зависть и всем назло

на трепещущий кончик флага

ох и любит он по утрам

сам с собой затевая скачку

всем устраивать тарарам

гнать на дальнюю водокачку



мы и злимся но нам-то нам

что за дело до гонок этих

пусть летит себе по волнам

в этом раннем багровом свете

он уймётся только тогда

как не станет глядеться в оба

вот и нате пришла беда

и стоим у простого гроба



ветер плакал над ним и выл

укорял мол неосторожный

он-то бакенщик классный был

и мужик что кремень надёжный

и спустя три десятка лет

набредя на его могилу

вспомнил я катерок «Привет»

нагловатый полёт и силу



выброс утреннего рывка

после душной и горькой ночи

до похмельной кружки пивка

до тоски одинокой волчьей



встретил местных и молодых

развели в неведенье руки

был ты не был Иван Седых

долетают мотора звуки

всё мне кажется: вдаль гоня

лихо он подлетает к пойме

вот не станет когда меня

кто Ивана на свете вспомнит





* * *



куклы зайчики медведи

или прочие зверьки

эти милые соседи

плюшевые уголки



эти белочки свинюшки

и другой набор лесной

эти детские игрушки

под рождественской сосной



что за славные подарки

это кто же их принёс

это к вам ли из-под арки

пробивался дед мороз



вы нагуливали щёки

в ожидании чудес

находил же старый щёлки

как-то в дом он к вам залез



чем гулял мороз морозней

тем желанней благодать

возвратясь с прогулки поздней

торопиться угадать



что в кулёчках что в мешочках

ватный снег в сверканье звёзд

верит сын и верит дочка

это дед мороз принёс



и покуда мир невечный

этой веры был не лжив

я и сам-то был беспечный

весел молод крепок жив





ПРАЗДНИК ДОЖДЯ

Елене


на празднике дождя вокруг дожди танцуют

на празднике дождя сияет фейерверк

на празднике дождя дождинки нас целуют

и мы целуем их поглядывая вверх



на празднике дождя дробятся в небе звёзды

и солнечные блики торопятся галдя

на празднике дождя лишь радостные слёзы

по лужам мы скользим на празднике дождя



на празднике дождя и вы легко вздохните

и здесь легка печаль по жизни вас ведя

весёлый кукловод серебряные нити

все рады видеть вас на празднике дождя



так проливайся дождь небесною водою

соединяя нас и эти небеса

на празднике дождя весёлою гурьбою

звучат моих друзей живые голоса



на празднике дождя вдруг отступает старость

и молодость стучит воздушным каблучком

на празднике дождя недолго быть осталось

подступит к горлу ком чуть горьковатый ком

и если нам с тобой предскажут миг разлуки

пусть обернётся тот который уходя

успеет увидать протянутые руки

на празднике дождя на празднике дождя





МАРИУПОЛЬ



Марине-Ариэле Меламед



кипучий мир ещё мне по годам

многоязыкий он и сердцу ближе

вот полюбил полночный Амстердам

могу обняться с утренним Парижем

но я опять во сне и наяву

души своей ничем не растравляю

на Итальянской улице живу

по Итальянской улице гуляю



уходят дни но плечи распрямляй

мы будем жить раз дожили доныне

опять над Рейном плачет Лореляй

и вьётся тополиный пух в Берлине

ну что ж что я печальником слыву

я радость из печалей выплавляю

на Итальянской улице живу

по Итальянской улице гуляю



с тобою мы тоскуем о былом

в своих потерях виноваты сами

но жизнь ещё не отошла на слом

и место есть для нас под небесами

и слышать не хочу про то молву

что я себя забвеньем утоляю

на Итальянской улице живу

по Итальянской улице гуляю





* * *

памяти Александра Цыбулевского


опять подъём по спуску Элбакидзе

и снова спуск по Винному подъёму

там дышит тонэ пахнет сыром киндзой

и ахашени празднует истому



там время обозначено резьбою 

перил ажурных винтовых ступеней

что неподвластно грозному разбою

веков не растворится в жёлтой пене



весеннего разлива бурной Мтквари

когда плоты раскачаны волною

и ветер воет воем гнусной твари

шакальей стаи лаем за стеною



за валом крепостным где подступали 

 монгол араб неугомонный турок

где сыновья отчизны милой пали

и кровь рекой стекала в переулок



а Грузия жива и жив Тбилиси

какой шакал не жаждал новой крови

века текли и вот они сплелись и

любимый город полон яркой нови



иди от века в век от дома к дому

из дали вдаль из близи к новой близи

спускаясь вниз по Винному подъёму

и вечно вверх по спуску Элбакидзе





* * *



это грустно и непонятно

снова время кричит пестро

и толпятся слова невнятно

как набитый вагон метро



лишь одно словцо неотложка

спит у сердца оно пока

не распахнуто нам окошко

уж ли участь его горька



и стеною непреодолимой

подступает тоска к нему

молчаливой печальной длинной

той которою не пойму



от которой не жду ответа

от которой не жду обид

демон тьмы или ангел света

днём и ночью в трубу трубит





* * *



время всё по местам расставит

разведёт словно старый компас

неужели вдали растает

небывалой нежности космос



не пугаюсь дурного глаза

что там было – могло быть хуже

слово за слово или фраза

застревает как обод в луже



я догадываюсь что завтра

может речь навсегда прерваться

кровь кипит и разгул азарта

не позволит пока сдаваться



и пристраиваясь к становью

и надежды свои возлагая

я последней живу любовью

может правда она другая 





* * *



ритмических свобод Верхарна

пожалуй снова избегу

и снова проскочу верхами

угрюмо срифмовав угу



не девятнадцатый не замок

и даже не двадцатый век

сто лет спустя портреты самок

разглядываю из-под век



пуста музейная коробка

шедевров здесь не завели

экскурсовод лепечет робко

об этом краешке земли



едва за кольцевую едем

уже такая глухомань

как-будто шастают медведи

в едва дымящуюся рань



уже всему конец и крышка

уже и вещий свет не мил

луны бледнеющей коврижка

меня пытает где ты был





* * *



на заборе сидит тоска

смотрит жалобно виновато

отодравшаяся доска

тоже вздрагивает виновато



у тоски печальная песнь

заунывная и босая

то ли осени влажная весть

то ли ходит-глядит косая



а тоске не страшна она

а тоска её ждёт-поджидает

а над ними желта луна

ночь напрасным вином поджигает



я тоску изловчусь убью

только слышу: убьёшь себя же

что там плачется журавлю

что рыдает косяк лебяжий



вот и выхода нет – доске

на осеннем ветру качаться

вот и выхода нет – тоске

не кончаться ей не кончаться





* * *



верёвкою толстой обвяжем

на дальнюю полку положим

ищите ищите пропажу

кричите кричите прохожим



от пота сыреет одежда

как будто нас криком пытали

а что там на полке? надежда

разобранная на детали





* * *



веницианские мосты

без нас задумчиво пусты

тиха почти чугунна

пуста без нас лагуна



и пуст без нас небесный свод

над тихим всплеском тёмных вод

и только тем прельщает

что чудо обещает



ах ты надежды милый бес

тебе ли ждать их от небес

да и каких таких чудес

а вот жива трепещет –

и взлёт мелодии в зенит

как будто пенье аонид

как будто голос вещий



и значит снова жизнь течёт –

душа трепещет и поёт

распахнута безумна

вдохни и грудь освободи

веди мелодия веди

туда где спит лагуна



её разбудим мы с тобой

не посчитаемся судьбой

не зная постоянства

не сдать бы души на убой

солируй медленный гобой

пронизывай пространство





P. P



если петь то петь без фальши

как умею так пою

ты уходишь дальше дальше

безнадёжно отстаю



пролетаешь словно птица

над сверканьем бурных рек

я хочу тебе присниться

в ночь когда уйду навек



2022

 

Воскресенье. Картина Ф. Клика

 

Филипп Клик. «Воскресенье».

Холст, масло, 100х81см. 2019 г.