«Пока я был один – я больше знал о мире»

 

Я, грешный человек, люблю слова.

В них есть цветаевщина.

Они из мухи делают слона,

Притом летающего.

 

Что мир без фраз? Провал ослизлой тьмы,

Тюрьма с застольями.

Без них плевка не стоили бы мы,

А с ними стоили бы^[1].

 

Основная проблема в эссе, посвященном многогранному Дмитрию Быкову, как я вижу её с первой же строки: начав о нём писать, не знаешь, на чём и когда остановиться.

Известно немалое количество его восторженных фанов и многолетних почитателей, которым повезло быть его современниками; параллельно, существует огромная армия его критиков и явных недоброжелателей, повесивших на Быкова все мыслимые и немыслимые оскорбительно-обвинительные ярлыки^[2].

Быков ярок, масштабен, невероятно талантлив и фантастически работоспособен. Его выступления собирают огромные залы, у него многомиллионная теле- и радиоаудитория, а лекции на YouTube массово посещают любители русской литературы со всех стран и континентов, и это не преувеличение. Если бы передо мной стояла задача охарактеризовать его в нескольких словах, то я бы предпочёл следующий ряд: мастер (то, что именуют «ренессансного плана»), знаменитый (по заслугам), и знаменательный – не только в расхожем понятии «важный по своей сути», что обычно прилагается к предметам и датам, но и функционально применяемом в языкознании, как «обладающий самостоятельным значением», в нашем случае – в отечественной истории и словесности.

Воспользуюсь омонимическим подобием: если в знаменатель обычной дроби поместить с 1990-х годов Дмитрия Быкова, а в числитель – самых актуальных, популярных, эмблематичных современных русскоязычных литераторов XXI столетия, то с годами делитель начинает увеличиваться такими темпами и настолько приближается по значению к делимому, что впору говорить о результате деления, едва ли не равном единице. Естественно, ситуация мною утрирована и упрощена наглядности ради, однако дело здесь не только в признании творчества Быкова на самых разных премиально-наградных площадках (премия Союза журналистов «Золотое перо России-2010»; 4 премии в разные годы имени А. и Б. Стругацких, 3 премии «Большая книга», две премии «Национальный бестселлер», по две премии «Портал» и Бронзовая улитка»; всенародное признание проекта «Гражданин поэт» с вручением премии «ПолитПросвет»; второе место, после Алексея Навального, в 2012 году в списке членов Координационного совета российской оппозиции, и т.д.).

Нередко цитируемое высказывание по отношению к миру неодушевлённому в хрестоматийном дзэн-буддизме о том, что если вещи нет, то она есть везде, в мире одушевлённом и в связи с явлением в нём Дмитрия Быкова, должно бы звучать так: если Быков есть, значит, он есть повсюду. Чтобы не перейти к сухому перечню мест, где его можно встретить («везде») и тем самым не утомить читателя, хотелось бы напомнить о легендарной математической «задаче Иосифа Флавия», после чего вернуться к Быкову и дать на эту задачу неконвенциональный ответ.

Я не могу укрыться ни под какою крышей. Моя объективность куплена мучительнейшей ценой – я не принадлежу ни к нации явно пришлой, ни к самопровозглашённой нации коренной. Как известный граф, создатель известных стансов о том, что ни слева, ни справа он не в чести, – так и я, в меру скромных сил, не боец двух станов, точней, четырёх, а теперь уже и шести. Не сливочный элитарий, не отпрыск быдла, я вижу все правды и чувствую всё враньё – всё мне видно, и так это мне обидно, что злые слёзы промыли зренье моё…

Военачальник и древнееврейский историк Иосиф Флавий, известный своими трудами «Иудейская война» (о восстании 66-71 годов) и «Иудейские древности», в 67 году нашей эры выступил в Галилее против войска римлян, возглавляемых Веспасианом. Император взял в 47-дневную осаду крепость Йотапата, в которой Иосиф заперся со своим отрядом. Ни мужество Иосифа и его войска, ни военные хитрости не спасли крепость, и Йотапата пала. Вместе с сорока товарищами Иосиф успел спрятаться в пещере. Веспасиан предложил ему сдаться, обещая полную безопасность. Все в отряде, кроме Иосифа, готовы были совершить самоубийство, но не идти в плен. Они готовы были казнить Иосифа за измену и предательство общего дела, если бы он согласился на требование Веспасиана. Тогда еврейский военачальник предложил по жребию постепенно умерщвлять друг друга. В конце концов, он остался в живых с боевым товарищем, которого всё-таки убедил сдаться римлянам.

«Задача Иосифа Флавия» входила в одну из ранних работ по занимательной математике (1612 года) французского математика, поэта, лингвиста, переводчика Баше де Мезириака. Она заключается в следующем: по кругу располагается 41 воин (Иосиф Флавий и сорок его боевых товарищей). В задаче Баше они не бросают жребий, а встают по кругу и убивают каждого третьего. В этом варианте у Иосифа появляется возможность не полагаться на волю случая, а гарантировано спастись. Баше спрашивает: где нужно встать Иосифу и его товарищу, чтобы остаться последними, на кого выпадет жребий? В более общей формулировке участвует n воинов, которые пересчитываются по кругу, и убивают каждого m-го.

Теперь давайте вдохнём поглубже, поскольку предстоит нырнуть на глубину пространного перечня-абзаца (хотя, всего на один пункт шире списка класса из сорока соучеников набоковской Лолиты в Рамздельской школе, так что ничего страшного), после чего можно предложить новый вариант ответа в задаче Баше.

 

… И если даже в гнилой закат подмешают охру

И к власти придёт осмысленный индивид,

И если им буду я, и даже если я сдохну, –

Всё это меня не особенно удивит.

 

Предвестие это прорыва или провала –

Бог весть.

Господи, дай мне сделать, чего ещё не бывало,

Или верни снисхожденье к тому, что есть.

 

Предположим, что в нашей задаче не солдаты и Флавий, а представители сорока одной профессии, разного рода занятости и интересов. Вот они навскидку, без распределения по значимости и ранжиру:

1. Журналист. 2. Колумнист. 3. Политический обозреватель. 4. Философ. 5. Просветитель. 6. Креативный редактор. 7. Главный редактор. 8. Медиаперсона. 9. Ведущий телепроектов. 10. Ведущий телепрограмм. 11. Кинокритик. 12. Шоумен. 13. Радиоведущий. 14. Автор радиопрограмм. 15. Автор текстов для медийного проекта «Гражданин поэт». 16. Интервьюер. 17. Преподаватель. 18. Школьный учитель. 19. Университетский профессор. 20. Лектор. 21. Чтец. 22. Рассказчик. 23. Русскоязычный писатель. 24. Англоязычный писатель. 25. Прозаик. 26. Поэт. 27. Литературовед. 28. Биограф. 29. Беллетрист. 30. Сценарист. 31. Документалист. 32. Новеллист (новеллизация по мотивам популярных западных кинолент – под творческим псевдонимом Мэтью Булл). 33. Пародист (в «конспирологическом жанре» – под псевдонимом Брэйн Даун). 34. Романист. 35. Сказочник. 36. Баснописец. 37. Памфлетист. 38. Публицист. 39. Сатирик. 40. Автор «зоологических рассказов». 41. Драматург.

Предполагаю, читатель уже догадался, в какую сторону его склоняют. Если в задаче Иосифа Флавия условия изменить, как сказано выше, и все перечисленные занятия-профессии будут представлены в одном лице, одним человеком (и мы знаем этого человека!), то ему никак не грозит быть убитым: он непременно останется последним из 41-го, и будет жить.

Таким образом, с задачей Баше можно справиться одной левой. Если же взять на регистр выше, то Дмитрию Быкову забвение не грозит, и по известной формуле «всего не упустишь», сколько бы ни упускал в ретроспективе будущий историк-исследователь, лингвист, литературовед, дальний потомок, но в какой-то из ипостасей, если не в нескольких, Быкову гарантировано увековечение – место в истории. Речь, безусловно, и о несметном количестве, и о высокой пробы качестве им произведённого.

 

У меня насчёт моего таланта иллюзий нет.

В нашем деле и так избыток зазнаек.

Я поэт, но на фоне Блока я не поэт.

Я прозаик, но кто сейчас не прозаик?

 

Естественно, для самого Дмитрия Быкова все его обличья-сущности иерархически выстроены и имеют приоритеты. Так, во время приезда в США, в июне 2011 года, писателей Дмитрия Быкова, Эдварда Радзинского, Ольги Славниковой, Владимира Маканина, Сергея Лукьяненко, Михаила Шишкина в программе Read Russia, которая проходила в рамках ежегодной книжной ярмарки Book Expo America в нью-йоркском Джавитц-центре, я был свидетелем одной любопытной сцены. Она настолько врезалась в память, что цитирую реплики, практически, дословно.

Read Russia – это различные литературные мероприятия, книжные презентации, насыщенная культурная программа. Одна из встреч с писателями была заявлена в неформальной обстановке, на крыше одного из небоскребов Мидтауна. Стояла привычная, убийственная нью-йоркская жара. К началу встречи, около 7 вечера, всё ещё садистски палило солнце, и Дмитрий Быков в своих фирменных в летнее время, что понятно, шортах смотрелся вполне уместно. Правда, никто больше из представителей мужского рода на эту крышу в шортах не явился.

Избыточность! Мой самый тяжкий бич! Но, думаю, хорошие манеры простому не пристали рифмачу. Спросил бы кто: хочу ли я постичь великое, святое чувство меры? И с вызовом отвечу: не хочу.

Видимо, такой внешний вид популярного писателя расслабил мою знакомую, работавшую ведущей на русско-американском радио. Броуновское движение присутствующих свело её вместе с Быковым в какой-то момент, которым она не замедлила воспользоваться.

– Дмитрий, я давняя ваша поклонница, – вполне ожидаемо стартовала журналистка, столкнувшись лоб в лоб с писателем, – работаю на местном радио и хотела бы взять у вас интервью. Было бы чудесно, если бы вы согласились!

По случаю, вспомнил из Быкова, хотя вряд ли к месту: «Жизнь – это роман с журналисткой. Стремительных встреч череда / С любимой, далёкой и близкой, родной, не твоей никогда».

Быков к предложению отнёсся без видимого интереса, но тактично ответил, что особых трудностей на этом пути не видит и дать интервью, равно как и взять – привычное для него дело.

– А о чём будем говорить? – спросил он, как бы, между прочим.

Моя знакомая, похоже, совсем потеряв бдительность (жара, непартикулярный прикид большого писателя, и уже почти полученное от него согласие), запела бельканто о том, что проект «Гражданин-поэт» её потрясает! Быковские поэтические тексты, актёрская игра Михаила Ефремова, сама по себе идея сей незабываемой многосерийной телепостановки – это что-то с чем-то.

Насколько я помню, фразы две-три она произнести успела.

– А вы читали мои романы? – поинтересовался Быков с заметным раздражением в голосе.

И едва радиожурналистка призналась в том, что с прозой собеседника не знакома, Быков резко произнес: «Так почитайте романы, а потом поговорим», – после чего потерял к предмету разговора и к его инициаторше интерес, безучастно зевнул и удалился, не прощаясь.

Ожидаемо масскультовый, талантливо написанный, принёсший народную славу «Гражданин поэт» в собственной табели о рангах для Быкова, надо понять, ниже любого из его романов. Интересно, а как с его романами и его же стихотворными сборниками: кто из них получает пальму первенства у самого автора?

 

Если б молодость знала и старость могла –

Но не знает, не может; унынье и мгла,

Ибо знать – означает не мочь в переводе.

Я и сам ещё что-то могу потому,

Что не знаю всего о себе, о народе

И свою неуместность нескоро пойму.

 

Стоит отметить, что сорок первым в нашем списке я бы не ограничился, поскольку в политико-социальной жизни Быков также занимает ряд значимых ролей. Вот, опять-таки, из тех, которые на виду: оппозиционер, активный общественный деятель, иноагент, участник протестных митингов, один из учредителей Лиги избирателей… За деталями – добро пожаловать в Википедию, но список, складывается впечатление, можно ещё на десяток-полтора пунктов расширить.

Это, конечно, не 136 вымышленных гетеронимов, полу-гетеронимов и псевдонимов^[3] Фернандо Пессоа, так ведь здесь и векторы разные, и противоположные, не побоюсь сказать, дискурсы. У Пессоа гетеронимы – с разными стилями, модальностями, лексикой «авторы», неузнаваемые друг по отношению к другу, и словно не имеющие общей точки исхода/схода в фигуре создавшего их писателя, по сути, не единого и делимого. Любой же персонаж в приведённом выше списке Быкова – плоть от плоти самого литсубъекта, с узнаваемым авторским почерком, схожим идиостилем, независимо от контекста и жанра. Как уже отметил несколько веков назад Ипполит Богданович в забытой ныне поэме «Душенька»: «Во всех ты, Душенька, нарядах хороша». И узнаваема в любом из нарядов, чему есть немало причин.

Прежде всего, насколько похожи/идентичны Быков-поэт и Быков-прозаик? Вопрос, вроде бы, напрашивается сам собой, хотя в ту же копилку стоит добавить Быкова многообразного прочего. Прежде всего, философа и историка (для примера, «Философические письма»^[4] в духе интертекстуальной аллюзии, по-чаадаевски глубокие, артикулированные, пылкие: «История России, конечной целью и смыслом которой является сохранение государственности ценой уничтожения населения…»; либо статьи, представленные впечатляющим по составу и числу собранием «Портретная галерея Дмитрия Быкова»^[5]), эссеиста, публициста, лектора и далее по списку.

Не приведу фактологической базы и никаких доказательств, хотя наука лингвистика сегодня может доказать, практически, всё, но по моим литощущениям, вдобавок к шестому чувству: Пушкин-поэт и Пушкин-прозаик – узнаваемы, в отличие от Лермонтова, прозу и поэзию которого сложно идентифицировать по отношению к одному писателю. В XX веке с теми же знаками я бы отметил несколько известных пар: узнаваем Бунин, как поэт, так и прозаик, в отличие от Набокова; Пастернак (есть противоположный взгляд: тот же Набоков чётко разграничивал Пастернака – поэта и прозаика), но не Мандельштам; Саша Соколов, но не Эдичка Лимонов, особенно если взять его ранние стихи и первые романы, отличные (проза и поэзия), как небо и земля.

Угадываем авторский почерк Гандлевского-поэта и Гандлевского-прозаика, равно как прозаика и поэта Быкова, да и Бродского – эссеиста и поэта – ничуть не меньше, чем Быкова – поэта и эссеиста. Понимаю, что могу вызвать на себя недовольство героя этих заметок, помня его критические замечания о Нобелевском лауреате^[6]. Кстати, с особой благодарностью сегодня – о разборе Быковым в той же общеизвестной лекции стихотворения «Мой народ». Ныне (похоже, и присно!) это стихотворное сочинение Бродского, его натужный гимн «русскому народу», звучит чудовищно.

Дмитрий Быков родился 20 декабря 1967 года в Москве. Школу закончил с золотой медалью, факультет журналистики МГУ – с красным дипломом, школьником входил в совет передачи для старшеклассников Всесоюзного радио «Ровесники». Иными словами, одарённый, но не объявленный в детстве вундеркиндом (от нем. Wunderkind), хотя это самое Wunder, как указание на уникума, на его превосходящий уровень интеллектуального развития других сверстников, людей своего возраста, проявилось гораздо позже, лет с двадцати пяти.

Быков поэтически заявил о себе в 1989 году, присоединившись к компании таких же молодых людей, которые составили годом ранее московское поэтическое объединение «Орден куртуазных маньеристов». Вышел Быков из Ордена, став в поэтической группе «Командором», в 1992 году. Мне сложно оценить степень куртуазии, с известной её возвышенной любовью к Даме и манерными правилами поведения, но маньеризм так из Командора и не вышел. Слава Богу!

Вот как объясняет это художественное течение/стиль в аналитической работе на эту тему блестящий поэт Юрий Иваск, представитель второй волны (1950-е годы) эмиграции в США, творчество которого в эстетическом плане можно отнести к маньеризму: «Это игривость, резвость, бравада, акробатика, поза, экивок, иногда извращенность, декадентство. При этом, как это ни покажется странным, маньеризм не исключает искренности, порывов, верований. Ещё – искусственность, двусмысленность, формализм – обнажение приемов, экспериментализм – и далеко не всегда поверхностный. Характерные черты маньеризма в зодчестве, живописи – асимметрия, диспропорция, причудливость. То же самое в литературе, но с добавлением некоторых специфических приемов, например, кончетто – парадоксальных сравнений, метафор»^[7].

Иваск различает несколько типов маньеристов, из которых ему внутренне близки блаженный (юродивый) и испытатель-экспериментатор (акробат). Что касается последнего, то неких формальных экспериментов у Быкова не так много, стих его подчёркнуто традиционный, преимущественно силлабо-тонический, при том, что испытание текста на растяжение-сжатие стало его фирменным знаком: характерный для ряда его стихотворений рифмованный речевой поток «в строчку», записанный прозаически сплошным текстом, без традиционной поэтической строфики.

Другое определение Иваском маньериста, как блаженного, юродивого, шута, в большей степени, чем «акробат», приложимо к историческим фантасмагориям прозы Быкова, к его теории литературных инкарнаций-масок, к сложной и разнообразной системе аллюзий, прямых отсылок к поэтическому претексту в его поэтике. Как пишет литературовед и критик И. Роднянская: «Трудно привыкнуть, что “куртуазный маньерист”, идиллический шут, сочинивший “Курсистку” и “Фантазию на темы русской классики”, на поверку – “непростой продукт не своей эпохи”. Что он обратит свою зашкаливающую избыточность (“О перечень, перечень, бич мой!”) в некий словесный аналог мирового хаоса, с которым нельзя ужиться, но и нельзя не смириться…»^[8].

На юродстве и шутовстве в творчестве писателя Дмитрия Быкова имеет смысл остановиться особо – в свете его нового романа «В.З.». Постоянно проживая в США в 2022 году, над этим романом Быков сейчас работает и пишет его по-английски (одновременно, по-английски, и роман «Ин Тим»). Не так много я нашел онлайн информации об этом последнем по времени литературном проекте, но одна любопытная беседа в эфире радио «Голос Берлина» обратила на себя внимание. Вот распечатка небольшого фрагмента этой радиовстречи ^[9]:

Меня периодически просят рассказать о моей книге о Зеленском, которую я пишу. Книга имеет подзаголовок «Портрет на фоне нации». Она называется двумя буквами: Вэ и Зет – «VZ». Дело в том, что символами спецоперации были изначально в России V и Z. Мне показалось, это задумали какие-то тайные пиарщики Зеленского, ведь это всё равно, что инициалы Гитлера сделать символами Великой Отечественной войны. Как вы можете инициалы лидера враждебного вам государства делать символами вашей спецоперации? А потом тупо пояснять, что имеется в виду «Выполним Задание»!.. Меня довольно часто просят рассказать, как в случае с Зеленским формируется мифология, как он соотносится с трикстерским мифом – с мифом Уленшпигеля, например? Почему дьяволу противостоит в высоком смысле фигура шутовская, творческая в любом случае? Как эволюционировал образ Путина? Дело в том, что шут, в высоком смысле, не унизительная характеристика. Шут – это трикстер, плут, который с помощью иронии, милосердия, прогресса противостоит дьяволу. Шут – это фигура сакральная, тот, кому позволено говорить правду при дворе. Комический актер Владимир Зеленский (VZ) оказался символом всемирного противостояния чудовищной фигуре Путина. Шут – ключевая фигура в «Короле Лире». Шут – это высмеиватель зла, пародист зла, главный враг дьявола, потому что единственное, что можно сделать с дьяволом – это в лицо ему рассмеяться, особенно учитывая серьезность попыток этого дьявола на мировое господство, на передел сфер влияния, и прочее. И то, что комедийный актер, продюсер сатирического шоу оказался, поначалу в одиночку, как Черчилль, а потом при поддержке всего свободного мира главным противовесом абсолютно законченному, без единого светлого пятна Мордору – это сюжет литературы.

В этой части разговора Быков особенно горячо, страстно, увлечённо ставит акцент на Зеленском, как на шуте в высшем, сакральном смысле; как на персонаже, которому дано знать и говорить по скоморошьи то, что не позволено прочим смертным. Столь же акцентуированными в русской истории были юродивые. По наблюдению Георгия Федотова («Святые древней Руси»), «…появление святого юродивого по времени совпадает с угасанием княжеской святости... Юродивый стал преемником святого князя в социальном служении... Юродивые восстанавливают нарушенное духовное равновесие».^[10]

Невозможно предсказать, в каком жанре пишется «V.Z.», но не удивлюсь, если это будет изобретательная, масштабная мистерия с гротескными коллизиями и культурными героями, которые из легенд легко перемещаются в мифы и обратно. Свободное от штампов и условностей, вольное в своей фантазии писательское мышление Дмитрия Быкова оттого и способно прозревать, не знать и не видеть границ в самых разных их модальностях, ритмах и рифмах, поскольку по замыслу божьему он сродни шуту в королевстве и юродивому в юдоли земной: «… ветру и орлу / И сердцу девы нет закона. / Гордись: таков и ты, поэт, / И для тебя условий нет».

Самый известный, актуальный проект Быкова в этом юродско-шутовском стиле, ставший социокультурным явлением и получившим массовое признание – уже упомянутый выше «Гражданин поэт». Изначально задуманный под именем «Поэт и гражданин», что повторяет классическое название стихотворения Н. А. Некрасова, этот уникальный и бесподобный проект пережил больше 50 выпусков и прошёл с феноменальным успехом. К концу февраля 2012 года общее количество просмотров роликов только на официальном канале проекта на портале YouTube превысило 13 миллионов.

 

– Жди меня, и я вернусь! –

Лозунг фронтовой.

Гражданин, мотай на ус,

Думай головой.

Это не пустой афронт,

Не дешевый понт:

Если кто-то хочет фронт –

Он получит фронт.

 

«Гражданин поэт» от 16 мая 2011 года

 

Артист, ныне опальный, признанный виновным в ДТП и находящийся в тюрьме, Михаил Ефремов читал в 2011 году «на злобу дня» стихи, еженедельно сочиняемые Дмитрием Быковым в жанре политической сатиры на манер известных писателей и поэтов. Высокое искусство пересмешника, шута-пародиста в избранном, стилистически изощрённом варианте показал Быков в своих текстах, и, отдавая дань уважения актёрскому мастерству Ефремова, не могу не отметить, что основная заслуга в этом проекте – в поэтической его составляющей, ставшей культурным прецедентом.

 

Вороне как-то Бог... читатель, дальше сам,

Поскольку до лисы там все как у Крылова.

Лиса обычная, но несколько жирней,

И «Федерация» написано на ней.

 

«Гражданин поэт» от 11 марта 2011 года

 

Здесь сошлись несколько главных слагаемых творчества Быкова, которым в самом общем плане я бы дал определение «диалогизм». Начав свой путь с барочной «куртуазности», Быков планомерно продвигался к необарокко, известному в мировом культурологическом пространстве, как постмодернизм.

 

Всё прошло. Куда, скажи на милость?

Мало что осталось за душой.

Может, мне действительно приснилось

То, что я когда-то был большой?

 

Нет ответа моему незнанью.

Вот и вспоминаю, как во сне:

Я ль скакал весенней гулкой ранью

Или кто другой скакал на мне?

 

«Гражданин поэт» от 2 мая 2011 года

 

В «Гражданине поэте» постмодернистские черты, равно как в поэзии, так и в прозе, в драматургии, в лекциях (Быков обычно задает вопросы аудитории, тем самым уходя от монологизма и предлагая диалог, как форму лекционного взаимного общения), в публицистике Дмитрия Быкова представлены очевидным образом. Изначальная установка к тому располагает: межтекстовые связи и аллюзии в подражательной манере по отношению к поэтическим стилям больших, великих поэтов – это непременные пастиши с оммажи при модернизме и пост; центонность, характерное для обоих направлений цитирование и квазицитаты, без которых невозможен постмодерн; работа с разными стилями и формами – в нашем случае включение поэтического фельетона в контекст такого формата, который предполагает диалог культур, жанров, поэтических голосов разных времен, полилог стилей и исторических эпох.

 

Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна...

Кто теперь главней и круче, непонятно ни хрена.

Всплыли прежние соблазны, словно воля на дворе.

Закружились бесы разны, словно листья в ноябре!

 

«Гражданин поэт» от 18 апреля 2011 года

 

Каждое такое стихотворение становится не только актуальным событием, сатирически написанным на злобу, но и значимой репликой в глобальном контексте общемировых политики, истории, культуры. Это диалог и с поэтами-предшественниками, и с непреходящими литературными феноменами, и с элитарным читателем. Да, и с читателем массовым, для которого сарказм и пафос, подчас ложный, литературной игры, в дальнейшем – пост модерниста в сегодняшних соцсетях, вроде Фейсбука, становятся аналитическим комментарием блогера, по шутовски, ёрнически и пытливо всматривающегося в «последнее время»^[11]. Эта перекличка с собеседниками из времени прошедшего, предметно осуществлена в литературоведчески-биографических, увлекательно написанных, интеллектуально насыщенных книгах «Пастернак», «Был ли Горький?», «Булат Окуджава», «Тринадцатый апостол. Маяковский» и других.

 

Со мною вот что происходит:

Ко мне мой старый друг не ходит,

И даже открывает рот,

И говорит наоборот!

 

«Гражданин поэт» от 25 марта 2011 года

 

Перекличка исторических эпох, индивидуального и надындивидуального опыта, диалог со временем (определяющая характеристика в творчестве Быкова, с поиском ритмов, метрики, в которых обнаруживаются коды русской истории и свойства национальной психологии) очевидна и мощно озвучена в его романах. Не случайно, это приводит к появлению трилогий («Оправдание» –«Орфография» – «Остромов»; «И-трилогии» – «Икс» – «Июнь» – «Истребитель»), сцепленных, как в червячной передаче, друг с другом эпохой, её знаками при категорическом отсутствии апологии Советского Союза, но с характерными его признаками. И при попытке некоего тотального охвата реальности – примечательно в «Истребителе» детальное описание, по типу травелога, путешествия Чкалова по Америке. Все эти многочисленные текстовые конструкции держатся на нескольких опорных балках, одна из которых – парадоксальное жанровое взаимодействие, некое панорамное авторское видение при многоуровневом, дидактически жёстком общем плане. Отсюда отнюдь не риторические вопросы Быкова, которые общество раздражают, а определённые социальные слои однозначно оскорбляют.

К примеру, Быков уверенно говорит о том, что Великая Отечественная война, победа в которой идеологически годами педалируется нынешним кремлёвским режимом, следует рассматривать, как продолжение войны Гражданской.

Эта концепция вызвала в России бурю негодования. Быкова всячески оскорбляли по этому поводу, хотя, как отмечает в своей статье писатель, художник, философ Максим Кантор: «Концепция «европейской гражданской войны» существует помимо Дмитрия Быкова… Внедрил этот термин в отношении военных действий 1914-1945 года немецкий историк Эрнст Нольте. Существует написанная им книга «Европейская гражданская война», переведенная на русский язык, в частности… Концепция Нольте состоит в том (и надо сказать, с тех пор эта концепция внедрилась во многие умы и стала достоянием многих, кто не подозревает о её авторстве), что фашизм стал ответом на коммунизм. Иными словами, геноцид по классовому признаку вызвал ответ в виде геноцида по национальному признаку. Нольте описал, как коммунистическая доктрина и фашистская доктрина рекрутировали сторонников, и как взаимная ненависть испепелила сердца…»^[12].

Быков не повторяет Нольте. Его вопрос задан в другом ключе и крайне неприятен советской/русской историографии (не будь Холокоста, приняла бы русская интеллигенция Гитлера?, или как пишет Кантор: «… смогла бы антисоветски настроенная интеллигенция принять этот антикоммунистический пафос, не омрачённый газовыми камерами?» – никак не кощунственная сегодня постановка вопроса на фоне событий после 24 февраля 2022 года). Тем более в свете всё четче просматриваемого подобия и родства СССР и нынешнего уклада и строя РФ; коммунистической партии СССР и христианско-консервативной «Единой России», да и всего нынешнего режима в целом.

Быков в острых, неудобных вопросах последователен: в 2011 и 2012 годах участвовал в протестных митингах в Москве, дважды отказывался от присутствия на встречах президента РФ с творческой интеллигенцией, в 2014 году выразил несогласие с политикой российской власти в Крыму, в 2022 году – в Украине, а 29 июля 2022 года Министерство юстиции России внесло Быкова в реестр СМИ – «иностранных агентов». Его дела и поступки неудобоваримы в нынешнем королевстве российском; его глубокие и вразрез со сложившимся общественным мнением шутовские, «главные» вопросы коробят российского обывателя и власть, а образ юродивого, привыкшего говорить, писать, как думает, и показывать пример гражданской чести, выходит за грань всероссийского «одобрямса» нынешним власть имущим.

 

Стыдно нам нынче – лгунам и безбожникам. Бабы – один наш оплот.

Только некрасовским горьким трехсложником муза об этом споёт.

Все мы сегодня задавлены крабами с тяжких кремлевских галер.

Все, что приемлемо, сделано бабами, дети – наглядный пример.

 

Бабы ворочают бабками, шпалами, держат ТВ и печать,

После с мужчинами местными вялыми спят, умудряясь кончать.

Тем причитается, кто нарывается, мало свободных людей.

Ясно, что нынче протест вырывается только из женских грудей.

 

«Гражданин поэт» от 16 февраля 2011 года

 

Однако то, что шуту многое позволено при короле, имеет свои исключения. Быть юродивым и шутом – стезя крайне опасная, особенно при авторитарном режиме, быстро становящимся диктатурой, где тебя норовят из свободного человека превратить в клоуна. Вот клоун в амплуа ковёрного, с расписанными репризами и развлекающего публику, не страшен. Это даже позволено, и категорически необходимо для «выпускания пара».

Не всякого юродивого есть готовность канонизировать, как Василия Блаженного, к примеру, и в его честь назвать храм. И не каждому шуту дадут влиятельные персоны дожить до старости. «16 апреля 2019 года в Уфе, куда Дмитрий Быков приехал выступать с лекцией, он был госпитализирован в отделение нейрореанимации больницы скорой медицинской помощи № 22 с подозрением на инсульт, диагноз не подтвердился. В больнице у Быкова начался отёк мозга, он был введён в медикаментозную кому… По данным расследования The Insider и Bellingcat, отравление было покушением на убийство. Его организовали те же сотрудники ФСБ, которые организовали отравление Алексея Навального и Владимира Кара-Мурзы»^[13].

Так вот я, стало быть, какой! Два перепончатых крыла, с отливом бронзовым, – смотри: они мои! Драконий хвост, четыре лапы, гибкость змея, глаз орла, непробиваемая гладкость чешуи!

По определению самого поэта, гражданская позиция является лучшей формой лирики. Очевидно, что в зависимости от того, какова эта позиция, лирик может пострадать вплоть до летального исхода. Так что, можно облегчённо вздохнуть, отмечая в 2022 году 55-летний юбилей Быкова и зная, что он преподаёт в эти дни в американском колледже – месте безопасном для него и относительно спокойном.

 

Как философски, по-житейски мудро замечает Дмитрий Быков: «В России два вида спорта – мечтать уехать и бояться вернуться».