Переводчик Валентин Емелин (Норвегия)

Живёт в Колбъёрнсвике (Норвегия), работает в Центре сотрудничества с Программой ООН по окружающей среде ГРИД-Арендал, директор программы. Переводы с английского, немецкого, шведского, датского и норвежского языков публиковались в журналах «Эмигрантская лира» (Бельгия), «Интерпоэзия» (США), «Вышгород» (Эстония), «Белый Ворон» (Россия); поэмы и стихи – в журнале «Белый Ворон», сборниках «Год поэзии 2022», «Сборник поэзии и прозы Артелен 12», «День русской зарубежной поэзии» за 2020, 2021 и 2022 годы и сетевых журналах «Белый Мамонт», «Буквица» и «Золотое Руно». Автор перевода семейной саги Денниса Нурксе «Голоса над Водой», автор и редактор (совместно с Галиной Ицкович) сборника переводов «Женская поэзия Америки» и сборника стихов 9 авторов «Истории. Нарративная поэзия XXI». Лауреат 4-го Международного Фестиваля русской поэзии и культуры «Арфа Давида» (1 место); серебряный призёр Пятого Всемирного фестиваля «Эмигрантская лира», финалист 13-го Международного фестиваля русской поэзии «Пушкин в Британии» и «Кубка Балтии-2015», серебряный призёр Международного литературного конкурса «Серебряный голубь России-2017» в номинации «Поэзия», победитель международного литературного конкурса «7-й открытый Чемпионат Балтии по русской поэзии – 2018».

Нурдаль Григ (1902–1943)

Нурдаль Григ, норвежский поэт, писатель, драматург, журналист и общественный деятель. В Норвегии наиболее известен, пожалуй, как автор хрестоматийного стихотворения «К молодёжи» («Til ungdommen»), которое в наше время приобретает новую актуальность. Для поколений во время и после Второй мировой войны он был национальным народным героем и символом борьбы сопротивления. Нурдаль Григ родился и вырос в Бергене. Он ушел в море в 17 лет и позже написал о своем опыте моряка в дебютном сборнике «Вокруг мыса Доброй Надежды» («Rundt Kap det gode Haab»). Вернувшись на берег, он изучал английский язык и работал журналистом. Наряду с учебой и журналистикой он писал стихи, пьесы, рассказы о путешествиях и эссе. В 1930-х годах он издавал коммунистический журнал «Путь вперед» («Veien Frem») и написал ряд стихотворений, в которых предостерегал от распространявшегося в Европе фашизма.

Он наиболее известен своими стихами об оккупации, написанными во время Второй мировой войны. Это была литература, отвечавшая нуждам нации в судьбоносный момент истории. Его стихи о справедливости и человеческом достоинстве по-прежнему весьма актуальны. Когда в апреле 1940 г. в Норвегию пришла война, он сразу же записался добровольцем и стал военным репортером. Принимал участие в полётах над Атлантикой и Северным морем. 2 декабря 1943 г. он погиб, когда его самолет был сбит над Берлином.

К МОЛОДЁЖИ
 
Враги окружили, 
время нам – в бой!
В ливень кровавый —
мы за судьбой!
 
Спросишь со страхом:
как же понять – 
чем мне сражаться,
чем воевать?
 
Вот твоё знамя,
это твой щит:
верь в человека,
жизнь – защитит.
 
Ради грядущего
веру храни,
умри, если надо,
не измени!
 
Ленты снарядов – 
светел извив – 
Их волю к смерти
останови!

Мир – созиданье.
Мерзость – война.
Смерти брось вызов – 
побеждена!
 
Любовь и надежда –
вот мой завет!
Иди в неизвестность,
готовь свой ответ.
 
Строить заводы,
звёзды открыть –
смелость нужна, чтобы
жизнь сохранить.
 
Велик человек,
плодородна земля!
Здесь голод, нужда,
Здесь измены петля.
 
Ты разорви её,
цепи падут!
Пусть торжествуют
хлеб, солнце и дух.

Оружье бессильно 
где властвует мир!
Куем мы достоинство – 
вот наш кумир.
 
Кто правой рукой
бремя жизни несёт,
зверя ли, друга – 
тот не убьёт.
 
Вот наша клятва,
братская речь:
для человечества
землю беречь.
 
Мир сохранить
в теплоте, красоте –
словно баюкать
ваших детей!

ЛУЧШИЕ

Смерть может вспыхнуть соломой – 
мы это видим ясней:
жизнь – вспышка белая боли,
лучшие выжжены в ней.

Сильные, чистые сердцем,
смелость и гордость земли – 
один за другим распрощались,
тихо на запад ушли.

Стадо всегда остаётся,
мир – в управлении живых,
лучшим назначена смена
незаменимых вторых.

Лучших уморят в застенках,
моря им не видать.
Лучших не будет в грядущем,
назначено им умирать.

Мы их венчаем бессильем,
знакомой нам пустотой,
так мы ослабляем лучших,
предав их своей суетой.

Не будет в них траура смерти,
нет в мире прочней мертвецов –
мужьям они были друзьями,
в них видели дети отцов.
 
Спеша эту жизнь приумножить,
они шутили тогда.
На их могилах напишут:
Лучшие будут всегда.

ГЕРД
 
Моей жене

Вокруг отеля 
падали бомбы.
В газовом свете
из темноты
по коридору 
к тебе я стремился.
Издали слышал, 
как пела ты.

Не отрицая, 
не забывая,
но вдруг, отстраненность
чуть ощутив,
ты будто украдкой
себе напевала,
рожденный душою
лился мотив.

Родины звуки – 
всё, что с собою
силою жизни
ты принесла,
как зелени соки
в покрове сиянья
к кроне стремились
от корня ствола.

Ты – чаячьи крылья
над островками,
блеск пенного вереска
возле ручья,
трель птицы весною,
тишь зимнего леса,
ты – чистый родник
моего бытия.

Переводчик Алла Шарапова (Россия)

Шарапова Алла Всеволодовна, поэт, поэт-переводчик. Член Союза писателей Москвы. В студенческие годы занималась в литературных студиях «Луч» (у Игоря Волгина) и «Спектр» (у Ефима Друца). Ещё будучи студенткой факультета журналистики МГУ, начала публиковаться как переводчик поэзии. Переводила стихи и драматические произведения англоязычных и скандинавских поэтов (Джеффри Чосер, Филип Сидни, Уильям Батлер Йейтс, Рэдьярд Киплинг, Хенрик Ибсен, Гамсун), а также поэтов Востока с подстрочников. Вела литстудии и семинары. Лауреат премии имени Н.С. Лескова (Ярославль) за поэзию и переводы, победитель конкурсов «Живая литература» и «Серебряная псалтирь» в номинации «Поэзия», победитель конкурса «Поэт года-2016» в основной номинации. Живёт в Москве.

Юхан Себастьян Вельхавен (1807-1873)

Изучал теологию и литературу, с 1840 г. – преподаватель, затем профессор философии в университете Христиании. Лидер культурного движения, ратовавшего (после отделения Норвегии от Дании в 1814 г.) за продолжение связей с датской и общеевропейской культурой – в противоположность более националистическому движению во главе с Хенриком Вергелланом, чьё имя неразрывно связано с именем Вельхавена. Имел большое влияние на политическую и литератерную жизнь Норвегии 1830-х гг. Особенно велик был авторитет Вельхавена среди академической молодёжи. Свои воззрения Вельхавен выразил в цикле полемических сонетов «Рассвет над Норвегией» (норв. «Norges Dæmring», 1834) и в трудах по истории датской литературы. Вельхавен – один из видных норвежских лириков.

РАССВЕТ НАД НОРВЕГИЕЙ

(фрагмент стихотворной книги)

ВСТУПЛЕНИЕ
 
Пока в кольчуге из ледовой стали
Норвегия нам стужей дышит в лица
И мы спешим мехами утеплиться,
Чтоб соки в нас бежать не перестали;

Пока вся радость в свечек чадном сале
И выряженной к Рождеству елице,
И наших чувств простая пятерица
И в четверть силы служит нам едва ли, -

Все только ищут, чем бы возбудиться:
Там варят пунш, куря и балагуря,
Там предложенье сердца шлют девице –

Меж тем, как я решил в сугроб зарыться
(Сей Адрианов вал в миниатюре)
И в колкостях словесных изощриться.

1

Нагим сверкая льдом, ясней кристалла,
Средь ночи, день превысившей трикраты,
Нагую ставя грудь под волн раскаты,
Меж чудищ злых страна моя восстала.

И где бы путник ни ступил усталый,
Он только слышит, как древес солдаты
Погублены лавиной бесноватой
Иль чей-то дом подмыт водою талой.

И, словно затерявшийся обломок
Поверженного судна-исполина
Норвегия плывет в волне кипучей:

Мерцает мертвый корпус из потемок,
Ввысь рвется мачтой сломанной вершина,
Как скорбный флаг, над всем чернеет туча.

2

Направь твой взгляд на кроткий пламень чистый,
Что от земли к нам рвется безустанно
И тешит сердце – так героев раны
Венчает Красоты букет душистый;

Так роща нас впускает в зал свой мглистый,
Где блещут водопады, как фонтаны,
Где меж листвы алеет плод румяный
И глетчер кажет щит свой серебристый.

Благодаря смиренной этой силе
Является весна в наш край студеный;
Она у нас дворянство замещает,

Жезл Красоты Победа ей вручает
И с почестями в зал приводит тронный,
Где розы рукоять копья обвили.

3

Ужели не подтает льдов плотина
И стужа с непреложностью металла
Навеки сердце матери сковала
И овладела помыслами сына?

Ужели с гор не двинется лавина?
Ужель природа нам не приискала
Иного дара, чем зерно и сало,
Треска, убоина и древесина?

Ужель родов старинных честь, отвага
Лишь изредка у нас встречаться стала,
Лишь на горах – и то меж стариками?

Ужель она – всего лишь отсвет малый
Тех дел, о коих нам вещает сага?
Слой патины, накопленный веками?

4

Что минералов краски и растений
Настаивает на природной силе,
Чтоб нашу душу к небу возносили
Они под звон и аромат каждений?

Что растворяет в чистоте весенней
Крупицы злобы и житейской пыли,
Повелевая нам, чтоб дорожили
Землей, которой нет на свете бренней?

Не сердце ли людей творит все это?
В нем, как на дне волшебного бокала,
Земля и небо зыблются в смешенье,

Даруя нам от свежести и света…
Хоть в песнях далеко нам до вокала
И рыцарственной доблести в сраженье.

5

О том, что измельчанье наступило
И в жизни умственной мы поотстали,
Нам спорить грех: мы как туземцы стали,
Мы все глотаем не смакуя, с пыла.

Земли довольно, чтобы нас кормила.
Но все за месяц съедено, а дале?
Глядишь, не так бы дети голодали,
Когда бы впрок зерно семья копила.

Дух крепнет в им одержанных победах;
Материя для нас не явит блага,
Коль искры Божьей нет в погасших взорах.

Мы строим дом на глиняных опорах,
И умирают сила и отвага
В духовной немощи, в житейских бедах.

6

Горы сверкает белый пик манящий,
Но кто на гиппогрифе прянет въяве,
Чтобы, подняв с земли, причислить к славе
Сегодняшний наш день быстролетящий?

Не виден на восходе конь парящий,
Лишь сквозь туман уныло светит гравий,

И стонами об ущемленном праве –
Не песней день отмечен уходящий.

О, бледный огнь в чертогах академий,
Где муза трудится для пропитанья,
По желтой борозде влачась за плугом!

А в храме веет затхлостью, недугом –
Ключей забвенья слышно лишь журчанье,
И лавр в расселину роняет семя.

7

В деревне землю орошают поры,
И бедный муж труждается, чтоб дочке
На платьице скопить или чулочки,
Богач – чтобы добыть нарядов горы.

А в городах писаки, хроникеры
Для знати и толпы строчат листочки
На тему «Как помогут нам сорочки,
Когда шинель нести на свалку впору?»

Когда своим кичатся люди мненьем,
Остерегает небо их знаменьем:
Холера, наводнения, пожары.

И вновь тоска сердцами овладела:
«О Господи, куда все улетело?»
Что ж делать! Новый век сменяет старый.

8

В столице против нового теченья
Восстала местечковая причуда,
Но в станах двух сплоченья нет покуда:
Тот и другой рассыпались на звенья.

И, хоть не сходят с языков у люда
О духе современности сужденья,
Но дух наш – у отцова поколенья
На парике кудрей и пудры груда.

Камены ропот скорбный и жеманный
С национальной раздается сцены:
«Узнается ль искусство наше в мире?»

Но публика шумит на зов камены,
И вновь в норвежском явлен нам мундире
Герой датчан – солдатик оловянный.

9

Кит, брошенный на пирс из океана
И слушающий рокот волн с тревогой,
И капер, словно печь среди пожога –
Вот вид несчастного Кристиансанна.

Нет-нет, прибьет к нам парус чужестранный,
Чтоб мы себя потешили немного –
С обломков поживились ради Бога,
Хваля рапу и небо невозбранно…

Прочь из тюрьмы на голос избавленья
Туда, где Арендаль стоит в сиянье
На плитах черно-белого узора.

Там что-то есть от ритмов и томленья,
И в шуме поэтического взора
Услышишь даже и Пегаса ржанье.

10

Как между райских кущ стада овечек,
Так бергенцы воскресным днем гуляют.
Увы, здесь редко люди помышляют
О том, что дальше их углов и печек.

Здесь про народ не скажут двух словечек,
Здесь просто счастья вам не пожелают –
Лишь все улов, как счеты, исчисляют
В верховьях и низовьях наших речек.

Зависимость от средств передвиженья
Жить научила просто, мыслить ясно –
Здесь люди сердцем и умом ганзеи.
Но всякой музе сущее мученье
Здесь жизнь влачить с обычаем согласно –
Жить лавочницей в городском музее.

11

Трондхейм другие рад побить столицы
Надежным козырем, норвежцу милым:
Там, по подмосткам прыгая прогнилым,
Картонный Олав славою гордится.

Где крылья, Тронд, твои, чтоб в небо взвиться?
Ужели подвиг впрямь тебе по силам?
И если так – с каким уродом хилым
Надеешься ты славой поделиться?

С твоим Научным обществом, быть может, -
Коровой пожилой, чье вымя жестко,
Слепой, хромой, средь плесени и пыли?

Иль храм героя честь твою умножит?
Его когда-то шведы разорили,
А ты руины выбелил известкой.

12

Свет цвета седины над городами
Нас опускает к низким сферам быта,
Уча считать, что дух – желудок сытый,
И над газетой сиживать часами.

Теперь бы манны облако над нами
Внушило мысль хозяйке домовитой
Испечь пирог; сановник бы маститый
Казну пополнил Божьими дарами.

А в городках потопчут дар свободы.
Там и не знают, что без снегопада
Моря нас рыбой не прокормят в леты,

Что засадить поля вначале надо,
Чтобы к столу явились корнеплоды,
И парк разбить, чтобы дарить букеты.
13

Конь был в упряжке, ангел белокрылый
Парил над нами в стужу и ненастье,
И сквозь чугунную решетку счастье
С улыбкой нас от демонов хранило.

И все-таки оно нам изменило,
Когда распалась наша жизнь на части –
Так красноречье самой лучшей масти
К нам не склоняет сердце девы милой.

Броском счастливой кости не берется
Жизнь жизни, продуктивность дарованья –
Все то, чем побеждается дробленье,

Чем ритм и в малом деле задается,
Что нервом служит в совокупном теле,
Что бреши заполняет и зиянья.

14

Страна в дни возмужанья впала в спячку,
В чужие ребра сердце в ней забилось;
Она хватать добычу разучилась,
Из храброй львицы превратясь в собачку.

Пока она во сне жевала жвачку,
Вся завязь наземь, не дозрев, свалилась,
И впору было ей, когда хватилась,
Не бить в литавры, а играть заплачку.

И этот сумрак утренний туманный,
Когда во сне качаются предметы,
Расслабленность во всем – в словах и деле –

Все это оскудения приметы,
Все той же спячки следствия дурманной,
Которую, гордясь, мы проглядели.

15

Весною облачною пробужденный,
Восстал народ – мы помним, как все было.
То время нам свободу подарило,
Разбив устав насилья беззаконный.

На нас венок, свободою сплетенный,
Но мысль по-прежнему к земле пристыла,
На дне тюремной ночи гибнет сила,
И весь наш край – как хутор разоренный.

Соседи медлят нам давать кредиты,
Норвежский май нейдет на зов природы,
Земную толщь росток не пробивает.

И яблонь лепестки внутрь почек вбиты,
И приуныло все от непогоды,
И луч из пелены едва мерцает.

16

И вот, когда бесплодный день и хмурый
Восходит над тобой, страна родная,
И тучи наползают, угрожая
Едва набухшим зернам в почве бурой,

Нас фея гор прельщает той культурой,
Где стрел колчан и арфа золотая,
Где сердце храброе и мысль живая
Под панцирем иль под медвежьей шкурой.

Не истребился твой мятежный пламень:
Проносишь мирный щит, но мне сдается,
Ты спишь и видишь меч в твоей деснице.

Стоит над высотою старый камень,
Над ним легенда жаворонком вьется,
В чьих темных перьях свет зари струится. 

17

И этот яркий свет на горных склонах,
Как память лучшего, что было ране,
Благословляет нас на собиранье
Расцветших сил в деснице обновленной.
Он светит бонду на полях зеленых
И мужу чести в час духовной брани –
Геройство дедов возродит преданье
В умах пытливых, в мышцах закаленных.

От зелени полей и фьордов глади
Со словом вещим сага к нам стремится,
Дивя и теша красотой звучанья:

«Бонд! Родина твоя – святые пяди.
Верь, что былое снова возродится
В морях, на суше, в высоте призванья!»