Переводчик Александр Долин
Александр Долин (род. 18 ноября 1949 г.) – японист, переводчик, поэт, доктор филологических наук, профессор. Член Союза писателей Москвы. Выпускник Института стран Азии и Африки при МГУ, А. Долин с 1992 г. работал в Токийском институте иностранных языков, а с 2004 г. работал профессором Университета в городе Акита. В общей сложности А. Долин прожил в Японии 26 лет. Александр Долин – автор более трёх десятков книг, в том числе и ряд фундаментальных переведённых им книг и антологий японской лирики. Проживает в Москве.
Поэзия и поэтика новых форм
Эта подборка знакомит читателя с появившейся в начале 20 века японской поэтической формой, киндайси, возникшей под влиянием западноевропейской культуры и литературы, и ознаменовавшей собой активное взаимопроникновение Востока и Запада. Цитируя переводчика и исследователя японской поэзии А. Долина, чьи переводы публикуются ниже, «новая японская поэзия стала, в противоположность канонической поэзии средневековья, эстетической системой открытого типа (между тем как лирика танка и хайку в значительной мере сохранила свою жанровую обособленность и герметическую непроницаемость для влияний извне)... Возможность и необходимость смены кардинальных художественных установок сразу же подключили поэзию киндайси к мировому литературному процессу, открыв ее для влияний западной литературы и одновременно заинтриговав западную литературу Японией. Богатство изобразительных средств киндайси и легло в основу грандиозного массива японской поэзии новых форм, которая является ныне неотделимой частью всемирного литературного процесса».
Симадзаки Тосон
Симадзаки Тосон (1872–1943). Настоящее имя – Симадзаки Харуки. Ведущий поэт японского романтизма, впоследствии прославившийся как прозаик натуралистической школы. Родился в Магомэ в семье владельца гостиницы. С детства изучал китайскую и японскую классику. В 1881 г. переехал в Токио, где, обучаясь в Лицее Мэйдзи, увлекся западной классикой и, следуя веяниям времени, принял крещение. Вместе с Китамура Тококу стоял у истоков романтизма. После 1904 г. Тосон полностью отошел от поэзии и обратился к прозе. Многие стихи Тосона положены на музыку.
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ Осень пришла. На цветах и на листьях роса. Ветер звенит чуткими струнами кото. Соком хмельным напоила нас щедро лоза, Медом душистым наполнены доверху соты. Осень пришла, И опять на поблёкшей траве Каплями иней вечерний мерцает. Пусть же скорей в кубок скорби моей Осень веселья вино наливает! Осень пришла. На деревьях багряный венец. Кто же еще не подвластен осеннему хмелю? Пусть молчалив и печален пребудет мудрец – Я буду петь под звуки твоей свирели. ВОЗЛЕ СТАРОГО ЗАМКА В КОМОРО [1] Облака плывут над старым замком в Коморо. Облака плывут, а странник глядит печально. Не взошли еще подорожник и одуванчик, Зелень вешних трав не колышется над лугами, Вдалеке холмы укрыл серебристый полог, И бегут ручьи – это снег растаял в долине. Хоть земля уже весенним солнцем согрета, Аромат её ещё не тревожит сердце. Растеклась вокруг, распласталась легкая дымка. Поднялись ростки на озимом ячменном поле. К деревням своим на большой дороге Запоздавшие путники поспешают. Догорел закат. Из виду скрылась Асама [2]. Прозвучал в тиши напев пастушьей свирели. Я найду ночлег в той хижине над рекою. Будет за стеной Тикума журчать невнятно. Выпью я сакэ, мутной влагой хмельной утешусь, Чтоб забыться вновь на травяном изголовье...
Дои Бансуй
Дои Бансуй (1871–1952). Настоящее имя – Дои (иногда читается как Цутии) Ринкити. Родился в г. Сэндай. Увлекался китайской и европейской античностью, английской, французской, немецкой литературой и философией. Ведущий поэт романтической школы. Признание читателей завоевал дебютным сборником философской лирики «Вселенная, исполненная чувства» (1899 г.). В дальнейшем увлекся идеологией национализма и резко деградировал как поэт. Многие стихи Бансуй положены на музыку.
ПОЭТ О да, поэт, я назову, кто ты! Подобно деве, страстью опьяненной, Ты, урагана музыкой плененный, В пустыне можешь отыскать цветы. О да, поэт, я назову, кто ты! Дитя невинное и ты – о, как вы схожи! И на устах твоих слова – глас божий. В глазах твоих небесные мечты. О да, поэт, я назову, кто ты! Волна в потоке мощного прилива, Когда равнина водная гневлива, Но жемчуга на дне её чисты. О да, поэт, я назову, кто ты Вулкан, что к тучам голову вздымает, И на челе твоем звезда сияет, Все недра сердца лавой залиты. О да, поэт, я назову, кто ты! Ты, как луна, что скрыта облаками, В чертог небес возносишься над нами, Лишь тень во прах низринув с высоты. ЛУНА НАД СТАРЫМ ЗАМКОМ Написано в 1898 г. по закалу Токийского музыкального училища на музыку нашего талантливого композитора Такэ Ринтаро, кончину которого я оплакиваю и поныне. Пир под вишней вешнею в замке родовом. Сосны, озарённые лунным серебром. Ясный отблеск падает в чаши с высоты – О сиянье дней былых, где же, где же ты?! Замок в пору осени инеем одет. Блики на клинках мечей – отражённый свет. Дальний клич гусиных стай, грустные мечты... О, сиянье дней былых, где же, где же ты?! Для кого теперь луна серебро струит? Старый замок на холме весь плющом увит. Одинокая луна свет печальный льет, Ветер в соснах о былом жалобно поет. Неизменны небеса, но таков уж мир: За рассветом – увяданье, смерть венчает пир. Не о том ли рассказать хочет нам она, В час ночной над старым замком полная луна?
Накахара Тюя
Накахара Тюя (1907–1937). Родился в отдаленной префектуре Ямагути. Учился в Киото на филологическом факультете университета Рицумэйкан, но не окончил. В 1923 г., увлекшись дадаистскими стихами Такахаси Синкити, переехал в Токио и сблизился с кругами богемы. Был страстным поклонником Верлена и Рембо, чьи стихи много переводил. За свое пристрастие получил прозвище «японский Рембо». Первый авторский сборник – «Песнь Козерога» – вышел в 1934 г., второй – «Песни былых дней» – опубликован посмертно. Наряду с верлибром широко использовал различные виды метрического стиха. После смерти маленького сына впал в глубокую депрессию, заболел и скоропостижно скончался. Многие стихи Тюя положены на музыку.
СТАНЦИЯ КУВАНА Было темно на станции Кувана. «Коро-коро», – курлыкали лягушки. Начальник станции, такой одинокий, С фонарем в руке дежурил на платформе. Ночью на усыпанной гравием платформе Начальник станции, такой одинокий... Было темно на станции Кувана. «Коро-коро», – плакали лягушки. А мне вдруг вспомнилось: не эта ли Кувана Славится печеными хамагури? Начальник станции, такой одинокий, «Верно!» – ответил мне и ухмыльнулся. Было темно на станции Кувана. «Коро-коро», – курлыкали лягушки. Только прояснилось небо после ливня. Было так безветренно, темно и тихо... ЦИКАДЫ Верещат цикады, верещат цикады. Верещат цикады – только и всего-то. Клонит в дремоту. Ветерок веет. Сквозь игольчатые ветви синева неба. Клонит в дремоту. «Нет, ты неправ! Ты неправ!» – говорит он. «Это ты неправ!» – говорю я. «Нет же! Ты неправ!» – говорит он. «Это ты неправ!» – говорю я. Но проснувшись, понимаю, что его уже нет на свете, Вспоминаю могилу, где он покоится ныне – В западных краях, на берегу речушки, Что зовут Безводной, оттого что русло Наполняется водой лишь в пору сезонных ливней. Маленький погост. Кусты на песчаной почве. Там, наверное, тоже сейчас верещат цикады, Так же светит предзакатное солнце. Верещат цикады, верещат цикады. Верещат цикады – только и всего-то. Моя праздность... Да, право, это ли «праздность»? О себе предпочитаю не думать. Верещат цикады, верещат цикады. Верещат цикады – только и всего-то… НОЧЬ ХРАМОВОГО ПРАЗДНИКА Икэгами, Хоммондзи [3], двенадцатое октября. Вторят звону последних трамваев стекла витрин. И на будущий год я приду, я снова приду Барабаны слушать, до рассвета бродить без сна. Год спустя в эту ночь будут так же гореть огни, Будет пар от дыханья белеть серебром седин. То вблизи, то вдали барабаны будут звучать, В вышине из-за туч высвечивать будет луна. Сам не свой в эту пору двенадцатого октября Я близ храма Хоммондзи угрюмо брожу один. Вспоминаю лишенья и беды минувших лет. Дует северный ветер, луна почти не видна. Год за годом проходят чредой поражений, невзгод, И мучительно жить в этом мире мерзких личин. Прежде чем на рассвете вернусь в свой холодный дом, Чашу воспоминаний суждено мне испить до дна. Икэгами, Хоммондзи, двенадцатое октября. Вторят звону токийских трамваев стекла витрин. И на будущий год я приду, я снова приду Барабаны слушать, до рассвета бродить без сна.
[1] Коморо – город в горной префектуре Нагано с живописными развалинами средневекового замка.
[2] Гора Асама – дремлющий вулкан неподалеку от Коморо.
[3] Икэгами – район Токио. Хоммондзи – крупный буддийский храм в районе Икэгами.