Лидия Григорьева. Вечная тема. Избранные стихотворения и поэмы – М.: Время, 2013 – 544 с.
Дыханьем сада, светом, который пронизывает сад, сквозным образом благодатного явления сада проникнута книга избранных стихов Лидии Григорьевой «Вечная тема».
Кот в саду, шелестящий хвостом словно ива – воплощенье наива. Кот в саду, разгребающий лапками ветер – простодушен и светел. Кот и сад – как сюжет примитивной картины – хороши и едины.
Это – глаз (глас) живописца фиксирует и воплощает увиденное и услышанное любящим сердцем. Потому что это тема любви, страстной, плотской, чистой в своей духовной наполненности, тема радости и красоты жизни – вечная тема поэта Григорьевой. Свет, цвет и звук царят в её стихах. «Здесь саксофон – как дерево растёт, и лопаются звуки, словно почки!» Т а к видит и слышит мощную стихию жизни, её ствол и её взрыв, её музыку Лидия Григорьева.
Поэтическая речь её – всегда динамична, экспрессивна – автор не боится приподнятой интонации, не сбивается на бытовую речь, но при этом никогда не впадает в ложную пафосность. В её стихах много движения, как в переносном значении – движение мысли, так и в прямом – перемещение в пространстве, но энергетика движения не спадает даже там, где должны царить расслабленность и созерцательность:
Испания – лишь чёрное на жёлтом. А также то, что всяк свояк – нашёл там: допустим, бычью кровь, свернувшуюся ртутно, случайную любовь, сверкнувшую беспутно, иль стихотворный плач периода распада и сон, бегущий вскачь… Не грёза ли – Гранада? Литературный фон, вотще в душе носимый. Автомобильный гон опасней, чем лосиный: За горсточку песет – висеть шарами в лузе, Запойно оглазеть просторы Андалузьи. В духовные отцы возвесть певца и хвата. Как солнечны дворцы эпохи халифата! Кто подлинник сличит с подтекстом дня и ночи? Испания – перчит, рифмует и чесночит. Жара вскипает всклень – и нет живого места. Благословенна лень – божественна сиеста.
Первые две строки – начало движения, раздумчивый разгон стихотворения, но уже взрывается ритм и сила интонационного удара поддерживается внутренней рифмой на цезуре, и кажется: плывут дворцы и полна энергии движения сама сиеста – это выполнено рукой мастера! В книге жизни есть место радости, печали, трагедийным стихам о потере близких людей, о преодолении боли, о воле к жизни. Но нет никакой расслабленности, скуки, уныния.
Давно отмеченная читательским вниманием и оценкой профессиональной среды, в своём избранном Лидия Григорьева с новой силой предстаёт масштабным поэтическим явлением. У этой книги жизни просматривается Путь.
Лилия Газизова. Люди февраля. Книга стихотворений. М.: Воймега, 2013 – 60 с.
Пятая книга известной казанской поэтессы Лилии Газизовой подчёркивает особенности её поэтического характера: осознанную негромкость высказывания, умение автора заставить окружающий мир на какое-то время прекратить шум и суету, дабы услышать этот голос, сдержанность интонации – не всякое вскрикиванье и публичное камлание означают глубину переживания – за сдержанной интонацией Газизовой оно – переживание – сразу же прослушивается. Газизова сосредоточенна, она знает, что хочет сказать читателю, но не захлёбывается в желании высыпать всё и сразу, она собеседник сдержанный, уважающий того, кто к разговору готов. Она не вещает, она размышляет вслух – грустновато, почти сомневаясь в своей правоте, защищаясь самоиронией, отчего и вызывает наше читательское доверие:
Правде ложь предпочитаю. Ведь она говорится словами Красивыми и тёплыми. ……………………………. Правда бедным нужна. Бедным телом или душой. У меня же красивые щиколотки.
Расслышав этот голос, вы получаете право бродить по страницам книги – выставочному залу Газизовой. В этом зале выставлены предельная искренность, незащищённая открытость, доверие к нам, ибо, по мнению автора, «толстого ребёнка намного чаще обижают, чем худого», а при этом Газизова убеждена, «что в каждом из нас плачет толстый ребёнок».
Можно декларировать любовное переживание, а можно сказать так, что ком в горле встанет – понимаешь, как умеет любить женщина:
Не разговаривай руками! Я не знаю, куда мне смотреть: В глаза твои, Вечно нездешние, Или на длинные руки твои, Что невиданный танец танцуют, А я зачарованно слежу За их вечным движением…
Если вы слышите эти стихи, несмотря на безумие грохочущего мира, поздравляю вас: вы остаётесь человеком. Как Лилия Газизова.
Наталья Аришина. Сто стихотворений. – М.: Прогресс-Плеяда, 2013 – 119 с.
Избранные стихи Натальи Аришиной выстроены хронологически, что вполне понятно: они отражают творческий и жизненный путь автора. И одно из первых стихотворений этой книги звучит неким камертоном, определяющей нотой неулыбчивой музы поэтессы:
Люберцы, Люберцы, Небо прилеплено косо. Пляшут балконные прутья, и в виде вопроса высохший стебель прижался за выступом кладки. Мёртвые астры в осеннем лежат беспорядке. Люберцы. Снова на поезд. Ни дома, ни сада. Только пространство в сплошной пелене снегопада. Тихой порошей залатаны крыши и поле. Пусто, нетоплено, страшно сегодня на воле.
Неуютен этот мир в восприятии поэта, не уготовано поэту тёплого местечка во времени. Если верен тезис, что лирический поэт всю жизнь пишет одно лирическое стихотворение, к Аришиной это относится в первую очередь. Поэтесса – так называет себя она сама, настаивая на женском, женственном определении профессии, призвания – знающая толк в жанре поэмы, не обминувшая балладный стих, сильнее всего проявляет свой дар в лаконичном лирическом высказывании. Словно дополняя душевное переживание и поэтическую мысль стихотворения, датированного 1972 годом, грустно констатирует, спустя три десятка лет:
Что за степью, за морем? Тот же свет, плавно переходящий в кромешный мрак. И сухой остаток не лучших лет освещает скупо чужой очаг.
Иными словами, не только во времени, но и в пространстве нет этого тёплого местечка. Сказано ведь не о бытовых неурядицах и житейских проблемах, а именно о мироощущении, об общем неустройстве этого мира, об общечеловеческой тоске, которую слышит поэтесса. Вот и возникает всё та же, сдобренная самоиронией, грусть:
Простонародье тянется на юг и старожилов уплотняет ловко. Вдали от вилл и дорогих услуг вовсю идёт народная тусовка… В народе жить – не сахар и не мёд. Осточертела эта коммуналка. А у причала – белый пароход. Да денег нет. И родственников жалко.
И как бы ни складывались житейские ситуации, будь они даже очень благостны на внешний взгляд – не об Аришиной конкретное замечание – унять эту общечеловеческую тоску и боль невозможно. И потому, ещё толику лет спустя, на бытовой вопрос таксиста, нет ли сигаретки, закурить, словно завершая сквозную тему, прозвучит:
Откровенно дрожу, не тушуюсь. Я когда-нибудь переобуюсь и пальтишко на рыбьем меху непременно сменю на доху. Я не ваша забота, водитель. Вы крутите баранку, крутите. Не хотелось бы ухнуть в кювет. Правда. Нет у меня сигарет.
Грустно. А почему грустно – вопрос не к поэтессе Аришиной, вопрос ко времени и пространству.
Елена Иванова-Верховская. Другая память. Стихи. – М.: Библиотека журнала «Дети Ра», 2013 – 104 с.
На фоне иных умствований по пустому поводу стихи Елены Ивановой-Верховской полны искреннего переживания, а их внешняя простота оборачивается точным воплощением живого чувства, человеческого, истинно женского переживания:
Вот иду домой и плачу, – Почему – одна – домой? Жизнь давно переиначена, И теперь ты не со мной. Унесло, покрыло инеем Темной влагой разных лет, Всё смотрю на жизни линию – У неё обрыва нет.
Действительно, нет обрыва у линии жизни, нет истеричной обиды на жизнь, и то, что любовная тема – главная в этой книжке стихов, очевидно. Она сквозная, тема любви, утраченной, но живущей в памяти. И наполнена она болью, которая, как ни странно, животворна. В книге достаточно стихов, в которых оживают времена, их культурно-исторические слои, образы России, Европы, Азии, но к теме любви, то счастливой этой «другой памятью» или мимолётным приливом радости, то грустной неустроенностью души, автор возвращает нас постоянно:
А будет скроенных часов Случайно вырванная кража, И никаких не хватит слов, Молчания не хватит даже, Чтоб объяснить, зачем, к чему, И стоит вообще так рваться, Чтоб уезжая к одному, Совсем к другому возвращаться?
И ничего удивительного в том, что тема любви перетекает в тему её вечного присутствия в жизни поколений – поэтическая мысль, высказанная Ивановой-Верховской:
Нет клуба, сестры, только Чкалов летает, Навеки уйдя в свой последний вираж. Земля никогда, никого не теряет, Меняется время и экипаж. Сказано пусть негромко, но очень внятно и убедительно.
Ольга Сульчинская. Волчок. Стихи. – М.: Воймега, 2013 – 84 с.
Третья книга стихов Ольги Сульчинской ярко высвечивает особенности её поэтического мышления, развивающегося на грани фольклорного слова, детского мировосприятия, сказового повествования. В авторском предисловии она предупреждает читателя, ищущего объяснения происходящему в её стихах действу – смутное чувство догадки и воспоминания, поражающее детскую душу страхами, но и завораживающее эту душу могучим зовом жизни. Стихи о детстве, сильные прапамятью? Может, и так. Стихи о любви, воспринимаемой с детской чистотой души? И это тоже. Стихи о жизни? Несомненно:
Эта плоть обитаема мною На недолгий, но праздничный срок…
Все эти ипостаси стиха – воплощаются в одних и тех же строчках, где фольклорное начало, первородность детского видения и сила любовной страсти выражены со свойственным Сульчинской сильным жестом:
Меня любили. Но так, как ты, – Никто меня не любил! Горели птицы, разинув рты, И змей по воздуху плыл. Он плыл. Он был золотым огнём, И в самом центре огня Мы вдвоём сидели на нём И ты обнимал меня… …И ты столкнул меня вниз, а сам Пришпорил дракона – и Взвился к пылающим небесам, Как лучшие сны мои. Оттуда, невидим – в огне, во мгле – Ты крикнул мне: «Не жалей!» И я полетела к земле, к земле, Делаясь всё тяжелей…
Цитировать такие строки хочется во множестве, но рамки мини-рецензии не позволяют этого. Тема утраченной любви – тема боли сквозит со страниц этой книги. Но, словно защищающее себя детское лукавство, говоря об ушедшей любви, сердце выдаёт её постоянное присутствие – она здесь, она в тебе, её не скроешь никакой иронией:
Даже если ты всё же вернёшься сюда Своего не отыщешь следа Это время дружочек оно как вода Уходя не оставит следа
След остаётся: вода течёт, как время, время течёт, как вода.
- [1] Русское искусство нового времени: исследования и материалы: сб. ст. / Росс. акад. художеств. НИИ теории и истории изобразительных искусств; ред.-сост. И.В. Рязанцев. – М.: НИИ теории и истории изобразительных искусств, 2006. – Вып. 10: Императорская Академия художеств. Дела и люди. – 310, [1] с., [16] л. ил., портр. – Из содерж.: Усачева С.В. «Идеальный» пейзажист русского классицизма Ф.М. Матвеев. – С. 162–174.
- [2] Федор Матвеев: Путешествие по Италии: к 250-летию со дня рождения художника / Гос. Третьяковская галерея; авт. проекта, вступ.ст., сост. С.В. Усачева. – М.: Пинакотека, 2008 – С. 17.
- [3] Щедрин С.Ф. Письма из Италии / вступ. ст., ред., примеч. А.М. Эфроса. – М.: Л.: Академия, 1932. – С. 272.
- [4] Ацаркина Э.Н. Путешествие в Швейцарию. Работа над интерьером // Сильвестр Щедрин, 1791–1830. – Гл. 7. – М.: Искусство, 1978. – С. 150.
- [5] Там же.
- [6] В.А. Жуковский родственнице и другу, детской писательнице А.П. Зонтаг // Жуковский в воспоминаниях современников / сост., подгот. текста, вступ. ст. и комм. О.Б. Лебедевой и А.С. Янушкевича. – М.: Наука: Школа «Языки русской культуры», 1999. – С. 395–396.
- [7] Жуковский В.А. Письма Жуковского к вел. Кн. Александре Федоровне из первого его заграничного путешествия в 1821 году // Русская старина. – 1902. – Т. 110. – С. 346–347.
- [8] Боголюбов А.П. Записки моряка-художника // Волга: спец. номер. – Саратов, 1996. – № 2/3. – С. 46.
- [9] Иван Иванович Шишкин: Переписка. Дневник. Современники о художнике. – 2-е изд. доп. – Л.: Искусство, 1984. – С. 82.
- [10] Мальцева Ф.С. Мастера русского реалистического пейзажа. – М.: Изд-во Гос. Третьяковской Галереи, 1952. – С. 70–71.
- [11] Климов Е.Е. Русские художники: сб. ст. – Нью-Йорк: Путь жизни, 1974 – С. 86.
- [12] Суриков В.И. Василий Иванович Суриков: Письма. Воспоминания о художнике. – Л.: Искусство, 1977. // Lib.ru: [сайт]. – URL: http://az.lib.ru/s/surikow_w_i/text_0010.shtml